Евангелие от Марка
«Недурственно, молодые люди. Недурственно…». Марк Захаров энергично потирал ладошки, не скрывая удовольствия от только что прочитанного материала. Беседу с уже тогда, 30 лет назад, легендарным режиссёром я и мой сотоварищ по «Сорокапятке» Марк Шкляр готовили с особыми чувствами. И не только потому, что любили творчество ленкомовского лидера, но и потому, что гость из Москвы уважительно отнёсся к ставропольским журналистам, уделив нам максимум внимания.
«Завизирую! Какой разговор?! Вот только заголовок "Евангелие от Марка" – явный перебор. Ну какой из меня евангелист? Разве что носом удался, – подшучивал наш собеседник. Предлагайте варианты…». «Альтернатива у нас есть, – живо откликнулся тёзка Марка Анатольевича. – "Анекдоты от Захарова"»… «А что?! Я в данном случае не возражаю. Вполне и весьма…». На том и порешили.
В архивах нашего издания эта публикация хранится: номер одиннадцатый, весна 1991-го. Сегодня, когда Марк Анатольевич уже почти девять месяцев странствует по тропинкам и дорогам иного измерения, думаю, многое из того, что он сделал для отечественной культуры, можно смело отнести к евангелистским предчувствиям и пророчествам.
Публикуем ту, давнюю беседу с ним. В юбилейный для «Сорокапятки» год. Как говорится, на удачу авторам и читателям нестареющей «Параллели».
Сергей Сутулов-Катеринич
Анекдоты от Захарова
В минувшем (1990-м – прим. редакции) году «45» дал интервью отец Марк, интеллигентный священнослужитель, свободно ориентирующийся и в мирских темах… И вот со специальными корреспондентами «45» делится мыслями член КПСС, атеист, принимающий глубокое участие в делах церкви, главный режиссёр Ленкома, известный кинорежиссёр, народный депутат СССР, народный артист РСФСР и великолепный собеседник отец… простите, просто Марк ЗАХАРОВ. В материале также использованы (в литературной обработке) стенограммы его выступлений в Ставрополе.
* * *
– Марк Анатольевич, известно, что в театральном закулисье анекдот ценят как нигде. В каждом театре имеются признанные мастера этого жанра. Не сомневаемся, что для коллектива, где работают Янковский, Абдулов, Броневой, Леонов, это справедливо ещё более. Интересно, кстати, не у вас ли они научились играть комическое с совершенно невозмутимым видом? Но этот вопрос в сторону. Суть же в другом. У вас в закулисье обыкновенно соревнуются, рассказывая анекдоты. Но в этом деле мы вам, естественно, не соперники. Поэтому предположите, что мы рассказали вам анекдот и в ответ расскажите свой. Если согласны, то есть вопрос, который мы постараемся только варьировать.
– Предположим, мы рассказали вам анекдот… ПОЛИТИЧЕСКИЙ
– Парад суверенитетов не обошёл и театры. И кулисы, и закулисье. Похоже, страна начала размножаться делением. Делятся и театры. Разделились МХАТ, ермоловцы… На эту тему, кстати, в Москве говорят так. Как известно, МХАТ поделился на ефремовский и доронинский. Так вот, таксиста просят подвезти в этот театр. Он уточняет: «В какой МХАТ? Мужской или женский?» Поэтому я хожу сейчас улыбчивый, мягкий, жутко боюсь с кем-либо поссориться… Чтобы не раздвоиться на «Ленинский» и «Комсомола».
Единственный выход для театров в современной обстановке я вижу в постановках классики. Потому что с таким зрелищем, как, например, Съезд народных депутатов СССР, никакой труппе тягаться уже не под силу.
К 1 Съезду я тоже получил возможность принять непосредственное участие в политических постановках. Правда, не в качестве режиссёра или актёра (моя артистическая карьера, кстати, не удалась), а, скорее, в качестве статиста. Я ведь был избран депутатом, как теперь говорят, «второго сорта» от общественной организации Союза театральных деятелей СССР. И именно на Съезде понял: надо меняться. Самому, и театру тоже.
Участников этого 1 Съезда, помню, часто раздражали депутаты от Москвы: «Много их! И говорят много!».
И вот кто-то из них, по-моему, Андрей Дмитриевич Сахаров, произнёс роковое слово: «интеллект». Зал загудел недовольно! И гудел, пока Горбачёв, в свою очередь, не употребил своё роковое: «консенсус». Приутихли! Задумались. Это, может быть, ещё похуже «интеллекта»…
Кстати, в те дни я как режиссёр удивлялся Горбачёву, его поразительному умению управляться с неуправляемыми ситуациями.
Рядом со мной сидела Татьяна Заславская. Та самая храбрая женщина, которая занимается опасным делом: «определяет, чей рейтинг (ещё одно «роковое» слово) выше, чей ниже…»
Так вот. Она возбуждённо подходит к микрофону и говорит о митинге на Пушкинской площади, том самом историческом митинге, на котором так вызывающе вела себя московская милиция. Зал, что называется, она «завела»…
Михаил Сергеевич снимает свои очки, протирает линзы и спрашивает: «А где Бакатин?».
Министр (теперь уже тоже бывший, кстати, он всегда был мне симпатичен) подымается на трибуну и говорит, что да, мол, был митинг, кстати, интересный, и мне, мол, было интересно тоже, пока не раздалось чьё-то: «В Кремль!» И тогда мы им сказали: «Не горячитесь…».
Здесь Лев Николаевич Зайков со своей широкой улыбкой (кстати, она у него, может быть, шире, чем у Гидаспова) предлагает депутатам: а давайте, мол, сами посмотрим, что это был за митинг. Где-то, кажется, это у нас снято… Что ж, депутатам, и мне в их числе, показали вполне профессиональную телеверсию митинга, где милиции, естественно, вообще не было видно. Зато в самом центре экрана сильная энергичная женщина с микрофоном, да-да, «та самая», Новодворская, говорит о «съезде обманутых надежд», о «нескольких испуганных интеллектуалах» на этом съезде, и почему, мол, мы должны выбирать этого «серого волка», который на нас всех «зубы точит»? По имени Горбачёёва она, однако, не называет.
Сижу у телевизора в первых рядах (так получилось), тихо смотрю – а что, мне больше всех надо? Оглядываюсь. Сзади – широко улыбающийся Лев Николаевич. Рядом с ним – Чебриков. Тот посерьёзнее…
А на экране идёт перечисление знакомых имён. Гавриил Попов, Станкевич, Собчак, другие… И вдруг – Марк Захаров. «Крупнейший знаток частнособственнической экономики!».
Это был нокдаун.
– Кстати, Марк Анатольевич, мы, перед тем как обратиться к вам, всё судили-рядили: «Что же всё-таки привело вас в Ставрополь?»
– Ставрополь – кузница президентов. А так, чисто по-человечески, стало интересно: «Что за город такой загадочный на юге? Пушкин бывал здесь, Лермонтов тоже, Толстой не миновал его…»
Да, к вопросу об анекдоте... О таких «мелочах», как памятный спектакль «Диктатура совести» по пьесе Михаила Шатрова, я уж и не говорю. Драматург вставил в текст цитату из «Бесов» Достоевского, а в финале Олег Иванович Янковский в свойственной ему мягкой манере обращался к залу (где присутствовали и иностранные гости) с предложением высказывать свои мнения. Что ж? По Москве пошла молва, что Янковский приставал к американцам с предложением помочь по линии перестройки…
Кстати, из классиков именно Салтыков-Щедрин сейчас стал до того современен, что…
Звонит мне Михаил Шатров и читает вот это (цитирую по памяти): «Они сидели день и ночь, и снова день, и снова ночь и мучительно решали только один вопрос: как превратить свое убыточное хозяйство в прибыльное, ничего при этом не меняя».
Или: «Сейчас на наш рубль дают 50 копеек, а скоро будут давать в морду»…
– Предположим, мы рассказали вам … НЕТИПИЧНЫЙ
– Известно, что у каждого коллектива вроде нашего есть шефы. Или должны быть. Или были. Главный шеф Московского театра имени Ленинского комсомола – одноимённый автозавод. Раз в три года шефы с духовым оркестром навещали подшефных. Происходило великое целование – парторга завода с парторгом театра, комсорга – с комсоргом… Звучали уверения в том, что наша дружба станет ещё жарче. Мало того, что наш Леонов – народный артист, стал ещё и почётным фрезеровщиком.
В конце концов, мы решили заработать немного сами. Основным идееносителем в этом был Александр Абдулов. На задворках нашего театра он обнаружил дворик, где и состоялось первое шоу «Театра на задворках». Это шоу было благотворительным. Билеты расходились по десять рублей. Пригласили Хазанова, других звёзд. Собрали несколько тысяч, которые были переданы интернату для детей, брошенных родителями. Хорошо, но что дальше?
А дальше произошло нечто такое, в результате чего мы удостоились совета самого Митрополита.
Стоит на Руси среди прочих заброшенных храмов церковь, называемая Богородица в Путенках. Там содержатся цирковые животные. Мы решили попытаться освободить храм от зверей. Как это сделать? Решили посоветоваться с Митрополитом Ювеналием. Но как встретиться с ним?
А было это ещё до моего личного знакомства с Президентом. И вот разыскивает меня некто в военной форме. И вручает мне по всей форме выполненные документы. Первый – приглашение-повестка на обед в честь визита в СССР канцлера ФРГ Гельмута Коля. А второй – инструкция, как вести себя на такого рода мероприятии. По столам не ходить, с гостями не целоваться и так далее…
И вот я в Грановитой палате! Самое удивительное впечатление – что здесь, кроме меня, никого нет. Никого не видно! Чудовищное ощущение. Такое, что в этой самой палате только я и члены Политбюро.
Смотрю – вот они, Гельмут Коль и Михаил Горбачёв. Стоят рядышком друг с другом. К ним – небольшая очередь людей, которые подходят и что-то говорят им. Встал и я в эту очередь. И когда она подошла, представился:
– Захаров. Режиссёр. Пришёл обедать.
Горбачев секунду-другую смотрит на меня и, повернувшись к Колю, говорит ему, подымая очевидно, в мой адрес, свой палец:
– А это у нас… О-о-о!
Коль, как интеллигентный человек, делает, конечно, вид, что он всё понимает, и приговаривает: «Я, я!»
Пожимаю руку ему, его супруге и вдруг… оказываюсь лицом к лицу с Раисой Максимовной.
Обращаюсь к Всевышнему с мольбой послать мне фразу, которая, с одной стороны, была бы прилична интеллигентному человеку вроде меня, а с другой – понравилась бы Раисе Максимовне. Но, очевидно, мольба моя попала по какому-то иному адресу, потому что выпаливаю:
– Хорошо выглядите, Раиса Максимовна!
Следует отдать должное супруге Президента. Видимо, вполне оценив всё величие моей словесной конструкции, она проникновенно говорит:
– Главное, Марк Анатольевич, чтобы вы хорошо спектакли ставили!..
Ладно, сажусь на свое место, хорошо себя веду, никого не трогаю, по столам не хожу, ни с кем не целуюсь, несмотря на то, что на стол подают и спиртное (а в зале, между прочим, и Егор Кузьмич…), не обращаюсь к Колю со словами: «Коль, а Коль…»
И – получаю вознаграждение. Одним из моих соседей оказывается Митрополит Ювеналий.
– Зачем вам храм? – спрашивает он в ответ на мою просьбу о консультации.
– Владыка, - говорю, уже зная, что к духовным особам такого ранга не приняты обращения типа «товарищ Митрополит», – на наш взгляд, храм должен оставаться храмом вне зависимости от того, атеисты жертвуют или верующие (а я, естественно, атеист).
Что ж, Владыка дал ряд добрых советов, предупредив, однако, что нам придётся трудненько.
За несколько «Задворок», мы собрали около семисот тысяч рублей. Перевели на соответствующий счёт. Работы уже ведутся. Там, скорее всего, будет Патриаршее подворье…
– Со священным трепетом мы повторяем трюизм: «Театр начинается с вешалки». А с чего начинается театр Захарова?
– С рекламы!
– Предположим, мы рассказали … МУЗЫКАЛЬНЫЙ
– В 1983 году появился у нас в Ленкоме свой ВИА. Для начала пригласили студентов, поставили «Юнону и Авось» по поэме Андрея Вознесенского. Мюзикл. Рок-опера. Впервые за советскую историю Москвы в театре звучали церковные песнопения. На этот раз нам не стали выкручивать руки. Возможно, потому, что на афише стояла фамилия Вознесенского, который как раз стал лауреатом Государственной премии. Итак, «играйте, но – тихо…»
Как обычно, всю песню испортил «гнилой» Запад. Месяца через два после премьеры западногерманский «Штерн» поместил на своей первой странице примерно такой текст:
«В связи с тем, что религия и церковь в СССР полностью разгромлены, религиозным воспитанием молодёжи занимается орденоносный театр имени Ленинского комсомола…»
В результате я прошёл науку о том, как себя вести на бюро горкома партии.
– Вы – член КПСС?
– Да. И выходить не собираюсь. Во-первых, в моём возрасте уже не стоит делать резких движений. Во-вторых, следует, по-моему, нести ответственность за поступок, сделанный, так сказать, «не в своё время».
– Предположим, мы … ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ
– Но это всё был, так сказать, политический театр. Перехожу к психологическому, где зритель должен удивляться правде. Именно так. Считаю, что настоящее искусство должно обладать гипнотическим воздействием на зрителя.
Так вот. Пригласил меня как-то Игорь Кваша к себе в «Современник» на премьеру. Давали «Фантазии Фарятьева». Уже в самом начале спектакля испытал острую зависть к великолепному ходу, придуманному режиссёром. На авансцену вышел человек довольно невзрачного вида и стал пристально разглядывать с низу до верху зал, сцену… Как он это делал! Он не играл, он работал! Такому веришь сразу и до конца. Меня поразило также, что такой актёр – и мне не известен! В первом же антракте я помчался к Игорю, чтобы узнать, кто придумал начало и как зовут артиста. Кваша как-то болезненно передёрнулся и ответил с видимым неудовольствием:
– Да это наш идиот пожарный! Никак не понимает, когда занавес закрыт, когда открыт. Смотрит себе проводку электросети, повреждения ищет…
– Вот что значит – человек работает! Оказалось-таки, что «актёр» действительно трудился, а не играл труд. Не то что актёр, играющий мыслительные усилия какого-нибудь парторга на тему: «Как бы ещё лучше сделать».
- В Ставрополе залы ломились от избытка публики на встречах с Олегом Янковским, Евгением Леоновым… А сегодня в филармонии – треть зала…
– Это естественно.
– Предположим, мы … ГАСТРОЛЬНЫЙ
– Часть съёмок фильма «Убить дракона» проходила в ФРГ. Помните сцену, в которой Ланцелот на воздушном шаре вступает в бой с драконом?
Так вот Саша Абдулов наотрез отказался от дублёров (как и в других подобных случаях), а шар был специально подобран потрёпанный, старенький.
Немец-каскадёр, который готовился к полёту, услышав, что полетит не он, стал педантично разоблачаться, отвечая на Сашины вопросы:
– Как я буду подниматься?
– О, быстро! Подрубят канат и…
– И высоко?
– Может быть, тысяч на пять. Но не это главное. Главное – найти вспаханное поле, а если повезёт – болото. В худшем случае – мелкий кустарник. А вот если линия электропередач, то…
Смотрю, Саша уже побледнел слегка.
Здесь Александра Тимофеевна Демидова – наш директор – говорит. Горячо так, взволнованно:
– Александр Гавриилович, возьмите с собой в полёт наш советский паспорт!
Это подействовало. Абдулов действительно великолепно поднялся тысячи на полторы метров, работало пять камер.
Но…
Вспаханное поле Александру приглянулось почему-то не в Баварии (ФРГ), где мы снимали, а в Австрии. Тамошние полицейские, естественно, предложили воздухоплавателю ряд вопросов.
Как всякий уважающий себя представитель советской интеллигенции, Александр Гавриилович, естественно, иностранными языками, и австрийским, то бишь немецким, в том числе, не владеет. Однако вспомним стихи соотечественника о советском паспорте, он вытащил из штанов свою паспортину и ткнул австрийцам:
– Москва!
Чем, по словам Абдулова, минут на пять он их вырубил.
Как раз перед этим на Красной площади приземлился Руст…
На Сашино счастье в этот момент из Баварии прикатила наша машина (там границы пересекают без характеристик). Полицейским объяснили, что ветер вдруг подул не в ту сторону… И австрийские стражи закона были вполне удовлетворены таким объяснением.
Всё было бы хорошо, если бы чёрт не дернул Абдулова задать каскадеру последний вопрос:
– Сколько вам платят обычно за один дубль?
Оказалось, что каскадёр на Западе получает за такой пустяк 40-50 тысяч марок.
Абдулов к тому времени сделал уже три-четыре дубля (не считая такого рода работ на других фильмах).
Саша стал задумываться, шевелить губами… Стихи вроде начал сочинять.
Неизвестно, чем кончилась бы вся эта арифметика, если бы тот же немец ему не сказал:
– Саша, как хорошо, что ветер отнёс тебя в Австрию, а не, к примеру, в Чехословакию. Ведь там бы тебя сбили первым же предупредительным выстрелом.
– Кстати, Марк Анатольевич, ваш любимый анекдот?
– Два еврея сидят в тюремной камере. Долго сидят. Наконец один говорит другому, кивая на оконные решётки: «И зачем это им? Сюда всё равно никто не полезет…»
А вот в нашу первую зарубежную поездку пригласил нас Пьер Карден. У него, как оказалось, не только мировое имя модельера, финансиста, бизнесмена, но и свой театр. Но мы же, толкуем ему, невыездные!
Как это удалось Кардену – не знаю, но нас выпустили.
Перед гастролями к нам явился небольшого роста крупный специалист по проблемам поведения советского человека за рубежом. Мы узнали, что в Париже к нам будут подходить с одним и тем же: «Продай Родину! Продай Родину! Продай! Или хотя бы часть Родины…»
На улицу и в общественные места следует, согласно инструкциям, выходить исключительно пятёрками (до сих пор в ушах звучит: «На пятёрки разбились!»).
Как пророк земли Русской (и не только русской) Фёдор Михайлович Достоевский это предвидел? Для меня – загадка. Вспомните Петра Степановича Верховенского из «Бесов», который говаривал, что нашим людям нужно-де сомкнуться и завести кучки. В каждой – по пять человек…
Между тем инструктаж продолжался
– Вы пойдёте по магазинам и увидите, что товаров много, а продавцов порой и не видно. В результате у некоторых советских людей создаётся ощущение бесконтрольности. А контроль есть… До вас уже бывали случаи, когда некоторые культурные деятели брали вещь и желали рассмотреть её при дневном свете. Так вот: все вопросы решать на месте!
Гастроли закончились – и никто не предложил нам продать Россию! Некоторые даже впали в уныние: нас что, уже и за людей не считают?!
Да, то были времена, про которые в Одессе сказали бы: «Те ещё!»
И всё равно: когда вспоминаешь даже неприятное и есть хоть малейшая возможность улыбнуться – улыбнись! Или создай такую возможность – и всё-таки улыбнись.
На гастролях в бывшей ГДР по поводу «Диктатуры совести» советник Хонеккера заявил: «Добра от таких спектаклей не будет!» В то время немцы, помню, были крайне молчаливы, от вопросов уклонялись. Наиболее пространная беседа состоялась с одним стариком. На вопрос, кто его больше раздражает, ФРГ или СССР, он ответил: «Одинаково».
А вот, казалось бы, совсем уж грустный случай. Однако…
Позапрошлым летом играли в ФРГ, и у Евгения Павловича Леонова наступила клиническая смерть. Хорошо, что это случилось в Гамбурге, а не у нас. Доставили его, правда, в самую обычную клинику. Но оборудованную самым великолепным образом. Электрошок, смена пары-тройки сосудов… Так вот, когда Леонов открыл глаза, врачи ему: «Шнель! Шнель!» Ходи, мол, не стой, двигайся. Едва вернулись в Москву, наши медики предписали артисту немедленный постельный режим: лежать, лежать… А ещё лучше – перейти на инвалидность. Что-что, а это мы вам быстренько оформим.
Вот он то лежал, то стоял, после того, как 98 секунд пробыл на том свете… Кстати, «Киносерпантин» не преминул сунуться к Леонову с камерой по тому же поводу: каково, мол, на том свете? Артист вздохнул и ответил: «На том свете сейчас перестройка».
И я подумал: раз шутит – будет жить…
На снимках:
портреты Марка Анатолевича Захарова разных лет;
свободный интернет-доступ...