Ты приходишь всегда раньше срока, сжигая просторы.
Разъедаешь дороги, и вот я иду по кривой…
Не люблю тебя, осень! Твои постоянные сборы…
Я боюсь улететь вместе с птицами, небом, листвой.
А в пути так легко насовсем затеряться, исчезнуть,
Голос свой утопить в поглощающей звук пелене.
Не смотри на меня – ты ведь держишь за пазухой бездну!
Ну, а в мире ещё есть кому тосковать обо мне.
Я пью, наслаждаясь, тяну еле-еле
Напиток из тёмных сортов винограда.
А рядом пчела – беспощадный Сальери –
Решает, достойна ль я капельки яда.
Ты любишь всех женщин, которых ещё не имел.
Ты вечный охотник, и дом мой дрожит от угрозы,
Когда ставишь в угол колчан, полный трепетных стрел,
А мне говоришь: – Это розы.
Но я разве дичь… с подчинённой капризу судьбой?
Чего мне бояться, сердечком смыкающей губы?
Чтоб жертвою стать, я должна воспарить пред тобой,
Рассыпаться голосом глупо.
А я не взмываю. Мечусь меж столом и плитой,
Готовлю пирог, начинённый картошкой с грибами.
Мне сложно играться словами, такой занятой,
Следить за твоими губами.
Моё назначенье иное. Но разве плоха
Роль тихой хозяйки, чьи очи опущены долу?
Садись-ка за стол и поешь моего пирога,
Польсти потрясённому дому.
Скажи, что уютно у нас коротать вечера.
Пусть у домочадцев моих успокоятся нервы.
Но если соскучишься вдруг и обронишь «пора»,
Охотник, я выстрелю первой!
Сердолик
Хочется в горно-хрустальные дали,
В любвеобильные сильные воды,
Чтобы руками не запятнали,
Не заслюнили в останках природы.
И не распяли, сопя воровато,
Не замутили в груди сердолика.
Где бы торили от взгляда до взгляда
Путь осиянный – от Лика до лика.
Сонет
Не спрашивай меня, куда иду,
Не втягивай в свои глаза оленьи!
Создатель держит предо мной звезду,
И я определяю направленье.
А большее мне знать невмоготу,
Довольно и того, что в поле зренья.
Я обретаю мягкое смиренье –
Пройти необъяснимую черту.
Не увлекай меня на путь тщеты –
Он пройден мною полностью, и ты
Мне нового открыть уже не в силах.
Ты видишь? – Я равняюсь по лучу.
Я даже не иду уже – лечу!
И, кажется, не числюсь меж бескрылых.
Открытие
– Принц Чарльз и певец Вахтанг Кикабидзе
Похожи так, что легко ошибиться, –
Я говорю, телевизор на ночь гася.
И добавляю: – Но ошибиться нельзя.
Не из-за цвета волос или ранга…
Сплошное солнце – улыбка Вахтанга!
Чарльз – сплин его, когда меркнет последний луч.
Вот вам и принц – повелитель британских туч.
Хороши, как две стороны медали.
Что?! Вовек бы сами не увидали?
Но для того и поэзии голоса –
Чтоб открывать, открывать, открывать глаза!
Как две капли воды похожи, значит:
Капля холодной и капля горячей.
Богу угодно синхронно принца с певцом
Одаривать, словно братьев, равным лицом.
* * *
Звезда Вифлеема пульсирует ярко
Навстречу рождению божьего чада.
Но ясли пусты. Опрокинута чарка
С застывшим на стенке кристалликом яда.
Как будто бы здесь проходила разборка
Меж ангелом чёрным и ангелом белым.
Земля, задубев, словно хлебная корка,
Уйти из-под ног норовит то и дело.
Устав, прах пути напылив на ресницы,
Волхвы вопрошают: – Куда нам с дарами?
И вихрь, вырывая разбойно страницы,
Гадает на Библии и на Коране.
Сметает меж прошлым и будущим грани,
Давая простор для концепции новой.
Звезда Вифлеемская в горьком обмане
Слезой набухает, сорваться готовой.
Сквозь призму её мир нерезок, как строчка,
Что мнит затеряться в истоке, тумане.
В преломленном свете к немыслимой рани
Спешит от судьбы Дева – девочка – точка.
Туннель
Вижу зеркальный туннель, переливчатый, жуткий,
Сквозь подземелие снов моих как бы пробитый,
Где никогда не ступала на гулкие плиты
Чья-то нога. Где ни вёсен, ни зим – промежутки.
Небыль зеркальную вижу, исход или… Что же? –
Где вместо солнца, как будто дозорные, свечи –
К тайне причастны. Где нету конца, ибо Нечто
Проистекает само из себя, множит, множа.
Нимб
Впрямь ли матери ближе дочка?
Я просила сынка… Над ним
Вроде легкого ободочка
Обозначился сразу нимб.
Прижимая к груди святыню,
Я сплетала восторг и всхлип.
И в овалах зеркал отныне
Надо мной тоже брезжил нимб.
Мне завидовали подруги,
А старухи – крестили вслед…
Я воздетые к небу руки
Обжигала на крике «нет»,
Отбиваясь от мессианства,
Как простой человек – от бед…
И рассерженное пространство
В наших нимбах задуло свет.
И сняло напряженье разом,
Словно шум золотой с садов.
И шагали прочь богомазы,
Не потратив на нас трудов.
Направление
Божья коровка упругой кровинкой,
Словно во сне по лучу,
В небо крадется ближайшей тропинкой –
Собственно, полупрозрачной травинкой,
Той, что тебя щекочу.
Видишь, как сходятся все параллели
Милостью чьей-то в пучок.
Ты улыбаешься мне еле-еле
В неге касаний, в пыльце, как в метели.
Юноша, муж, старичок.
И ни конца не мелькает, ни края,
Сколько вокруг ни гляди!
Но направление – штука простая.
Не потому ли букашка святая
Ловко скользит впереди?
Отражение
Шаг ускоряю, почувствовав тьмы приближение.
Ноги мои по колено омыты травой –
Дикими росами, зыбкое чьё отражение
Не иссякает весь путь над моей головой.
Яблочный Спас
От первого Спаса до Спаса второго
Едва успеваешь почувствовать слова
Вкус, перебиваемый яблочным вкусом
С навек закреплённым греховным искусом.
С наивным румянцем, стыдливым, горячим.
О, слава в раю вырастающим дачам!
Где мы безнаказанно до сердцевины
Прельщаемся плотью, расслабивши спины.
И где незаметно под солнца скольженье
Сплетаются мысли, желанья, движенья…
От первого Спаса до Спаса второго.
Как сладостно быть половинкой другого!
До опустошения – и не иначе!
Я в ладанку смуглое зёрнышко прячу
На память, на долгую зиму, во имя…
Оно, как дитя, нам не даст стать чужими.
Художник
Какие ужасные рожи рисует мой милый!
Он ТАК видит женщин, с которыми близко знаком.
Смотрю удивлённо, хожу королевою мимо…
– Ночами не снятся тебе, – говорю со смешком.
А он пожимает плечами. Не помнит, сердешный,
Какие носы у них – клювы и хищные рты!
Должно быть внутри и пушисты они, и подснежны.
И в помыслах главных своих, вероятно, чисты.
Иначе бы дело ни с кем не дошло до картины
И до размещенья потом по окошечкам рам.
Вчерашними взглядами жгут меня Светы, Ирины,
Руками в мурашках едва прикрывая свой срам.
Джокондами мнят себя все. Улыбаясь ехидно,
Они предвкушают признания сладостный миг.
Но мне не завидно, как им, неподвижным, завидно,
Когда обнимаюсь с художником прямо при них.
Когда я нежна, когда он всё нежнее, нежнее,
Им нет утешения в нишах ореховых рам.
Для женщин счастливых объятья гораздо важнее
Блистательных Лувров и залов, неведомых нам.
© Эльвира Частикова, 2000-2007.
© 45-я параллель, 2007.