* * *
Нет никого в сердечной глубине:
ни друга, и ни чёрта, и ни Бога.
Всей кожей ощущаю мир вовне
так чутко, как крапива-недотрога.
Я одинока, как луна в окне.
Порой дивлюсь, но чаще ужасаюсь.
И если прикасаются ко мне –
я обжигаю, так же обжигаясь.
12 сентября 2011
На закате пятой расы
Мы детишки, оставленные без присмотра.
Мы браним, убиваем друг друга.
Чистый ангел в нас перерождается в монстра,
и зерцало трещит от испуга.
Мы изгадили Землю, и новым потопом
нам, насупясь, грозят океаны.
И пикируют вниз самолёты со стоном,
и под пальцами бьются стаканы.
Вразумить нас придёт ли Христос иль Майтрейя?
Но зачем, если есть полицейский?
На шматы рассекаемо гиблое время,
словно труп под ножом Парацельса.
И по Цельсию ртуть в постоянном зашкале:
то жарища, то лютая стужа.
Мы изгадили души. И души взалкали:
SOS! Спаси от нейтронного душа,
мать-природа! (А впрочем, тебя мы убили.)
Бог-отец! (Впрочем, разве мы верим?)
Над планетой болтается петля, вся в мыле,
послесловием. Или преддверьем?
25 сентября 2011
Бамбуковая хижина
Эве Никадэм-Малиновской
Диковинных растений
причудливые тени.
Здесь папоротник мирно
соседствует с плющом.
Давно здесь не бывало
судьбы хитросплетений:
всё просто и достойно,
как джинсы под плащом.
Здесь время замирает
как бы в преддверье рая,
и пламя свеч танцует –
Барышников Давид.
И майский гром ликует,
резвяся и играя,
над ненадёжной крышей,
надёжною на вид.
Коты здесь гостю рады,
а голуби – прокорму,
приносит ангел перья
поэтам наяву.
Здесь бытие снимает
проформы униформу.
Я не воображаю.
Я просто здесь живу.
7 ноября 2011
Ода (дао) ночи
Как мне ночь не любить, материнскую эту утробу,
и ночные огни, и диковинных птиц голоса?
Нет, она, эта ночь, не подобна унылому гробу,
но растут из неё, умываясь росой, небеса.
И не злы божества темноты, а, скорее, несчастны,
надо их приласкать, им во здравье поставить свечу.
И вином золотым наполняются звёздные чаши,
и ночные цветы к нам по лунному сходят лучу.
Чародейка, Пьета, ты оплачешь и вылечишь раны,
о, родимая ночь, и как факелы встарь – фонари.
И поэты, твои проштормлённые тьмой ветераны
на крылатых плечах поднимают кулису зари...
7 ноября 2011
«Румяный критик мой…»
Мужлан, и бездарь, и безбожник,
почто колеблешь мой треножник?
Тебе не нравятся стихи
мои? любые? – Но стихами
мы небу говорим «лехаим!»,
и нам прощаются грехи.
Тебе уж точно не простятся.
С тобою небеса простятся,
без сожаления земле
тебя предав, ведь ты – предатель
Творца. Меж тем, любой писатель
достоин должности в Кремле.
Да что там! Кресла президента!
Даёшь на царство резидента
межгалактических миров!
Пора Четвёртому быть Риму:
пусть вся держава пишет в рифму.
Наш герб – бумага и перо.
Мы на бумаге рай построим,
и плебс ходить там будет строем
и наши строчки повторять.
А ты корми нас и башляй нам –
глядишь, дадим пройтиться раем
тебе, мужлан, бездарность, тать!
Хорош треножник мой шатать!
3 января 2012
Псалом
Для меня нет ни эллина, ни иудея.
Козьим в звёзды крутым упираюсь рогом:
за святую свободу всю жизнь радея,
за неё воюю я даже с Богом.
Неужели, Боже, ты зол настолько,
чтобы сдачи давать какой-то козе бодливой,
жертве Марксовых бредней и Перестройки,
мне, сопливой девчонке? Что ж, под оливой
на моём балконе тебе назначаю встречу.
Пободаемся? Приз – килограмм варенья.
За свои творения я отвечу.
Но и ты ответь на свои творенья!
6 января 2012, сочельник
Акафист
Всем попутчикам моим – слава.
Большинство из них уже – в небе.
Их скосила та простая отрава,
что в насущном есть всегда хлебе.
Ничему они меня не учили.
Я у каждого чему-то училась.
Научилась я дозировать «чили»,
дождь осенний принимать, словно милость.
И шумят над ними вешние ливни,
и склоняются берёзы в поклоне.
К милым лицам, в чёрной рамке, счастливым
я прикладываюсь, словно к иконе.
Как умели, так и жили. А жили
в целом честно и светло. Кто же судьи?
Вы друзья, на небе, а не в могиле.
Я внизу пока. Вы не обессудьте,
это временно: пригубим все вместе
от божественной пасхальной ендовы,
ведь у каждого в душе по невесте,
а мирские все дела ерундовы...
17 сентября 2011
* * *
Не запирайте Бога в храмах!
В афганских Он зияет ранах,
в истерзанной вагине роженицы,
в невинном сердце льдинкой ставшей птицы,
в улыбке старика, что болен раком,
в моих стихах – беззвучным мягким знаком.
Сияние-зияние Его –
мы все. И больше нету никого.
13 февраля 2012
Картина маслом
Здесь, в краю, где никто никому не нужен,
совершенством мерцают снежинки, да кто их видит?
Совершенством сияют цветы. С красотой не дружен
Богом проклятый край, что сам себя ненавидит.
Вырожденья печать на лице у детей и взрослых.
Старость прячется в нищие домы, где милосердью
не случалось бывать. И даже весенний воздух
пахнет смертью.
Здесь любовью зовут акт агрессии голого тела
на соседнее голое тело, а в душах топи
с клюквой развесистой чертят черту предела
для любых размышлений и философий.
Здесь взамен мудрецов – театральные труппы
и рекламные слоганы – вместо насущных вопросов.
Тает снег, обнажая синюшные трупы
тех бомжей, что замёрзли во время морозов.
Урожайность детского суицида –
мировой рекордсмен, в то же время сельхозугодья
в запустении. Обращения «падла», «гнида»
заменили «величества» и «благородья».
Здесь живут, чтобы жить, хоть давно пребывает в коме
этот край, и надежды нет, что очнётся.
Закричит, народившись, спаситель «уа!» в роддоме –
только петля на виселице качнётся...
19 февраля 2012
Праздник
С.
Я в честь праздника нынче возьму кимоно
белоснежное, как журавлиные перья,
и под звуки весеннего птичьего пенья
будет мной аккуратно надето оно.
Я весь дом распахну – пусть витийствует бриз,
пусть доносит он чаек солёные речи.
Я повсюду зажгу благовонья и свечи,
а котам любопытным скомандую «брысь!».
Я вплету в свои волосы сливы цветы
и сурьмой подведу удлинённые брови.
Боги, слушайте гул взбудораженной крови!
Что за праздник? – несносный мой, милый мой – ты.
27 февраля 2012
Veritas
О груз невыносимый – много знать.
Был прав царь иудейский, да что толку?
Сейчас бы просто плюхнуться в кровать
и не искать бы истины иголку
в обширном стоге многомудрых книг.
Но перед взором – череда событий:
цикутою отравленный старик;
сожжённые вершители открытий;
бандитов-крестоносцев злая рать,
и войны – всё за истину, конечно;
и Холокост, и Соловки; и мать –
природа в рабство продана успешно;
и вертикаль креста, где человек
всех остальных спасти пытался тщетно;
и, наконец, наш пошловатый век,
где всё и низкопробно, и ущербно.
Уехать на Сейшелы. Всё забыть.
Глядеть на, в общем, райские куртины.
Нет, будут всё равно в сознанье плыть
истории кровавые картины.
Я лучше у котёнка поучусь
блаженной беззаботности и неге.
Что истина? – своей же крови вкус
в поющем горле – альфе и омеге.
2 марта 2012
Вечерние стансы
Александре
День придёт, котёнок милый, в дальний
скорбный путь отправимся с тобой,
в путь, воспетый лирою страдальной,
заданный злодейкою-судьбой.
Говорят, что где-то там есть царство
света, справедливости, добра.
Мы же знаем пошлое гусарство
мира с костным хрустом топора.
Знаем мы святош – ханжей завзятых
с кислою чиновничьей душой.
Знаем мы еретиков заклятых, –
эти ближе к истине большой.
Знаем мы, видней из Бирюлёво,
чем с Рублёвки, солнечная высь.
Здесь, промежду клёнами, нам клёво,
и зачем посмертный парадиз?
Ты уткнёшься в грудь мою головкой,
почешу тебе я за ушком.
Для чего взбираться лунной тропкой?
Есть Земля. Дом скорби. Вечный дом.
3 марта 2012
Ноктюрн
Сирена вдалеке, а чудится – сверчок
за кухонной плитой. Умолк – и стало тихо.
То ангел немоты мир запер на крючок,
оставив за дверьми юродивое Лихо.
А в комнате тепло. Свой чёрный свитер скинь
(он тога для тебя, доспех и власяница)
и молча помолись буддийской Гуаньинь,
поскольку всё равно, каким богам молиться.
Великий древний миф! В нём истина и жизнь,
его, как анальгин, глотаешь то и дело,
Египет ли, Аккад. Глотай и спать ложись.
И сквозь библейский сон идёт Афина Дева.
16 марта 2012
Перед статуей Будды
О, Будда, я тебя люблю.
И я чиста, сродни весталке.
Благую карму я коплю,
как будто золото в шкатулке.
Дурную карму выкинь вон,
чтоб мир блистал красой апрельской!
Увы, со всех шести сторон –
досужий промысел злодейский.
Твой благородный лик чумаз
от копоти от вавилонской:
смердит завод, смердит КАМАЗ
и телевизор заполошный.
Сбежать отсюда! Но куда?
Везде границы и таможни.
И гнилью отдаёт вода,
и все известия тревожны.
Землетрясенья и тайфун,
и наводненья, и цунами.
Бродить в степи, как вольный гунн, –
почти нирвана, между нами!
А то балдеть вверх животом,
как мой котёнок, плюнув в морду
всему, что было и потом
что будет, что уж входит в моду.
А входит в моду злая плоть,
фарфоровые зубки скалит.
О, Будда, старенький Господь,
разбился мой ковчег о скалы.
Спасибо, ты мне остров дал,
что лишь троими обитаем.
Среди цветов, картин, зеркал
покой и счастье обретаем,
как киммерийский амулет
на дальней полке антиквара.
И жизнь, которой уйма лет,
гремит, сдаваемая тара.
Её джин-тоником зальют,
а может, жёлтой кровью фанты,
и узколобые мутанты
прогресса в честь пальнут салют.
О, нежный Будда, я люблю
тебя, как ля-бемоль на альте.
Благую карму я коплю
и сею, сею… на асфальте.
9 мая 2012
Автопортрет
Сознание моё уже не ропщет.
Оно летит, что твой бомбардировщик,
который мирно города бомбит,
во имя бытия сшибая быт.
Уже давным-давно я не бунтую.
Я воду пью, естественно, святую
из крана. Гнилью отдаёт вода,
и диарея, видно, навсегда.
Я так смиренна, как в саду крапива:
попробуй, тронь. Но деньги есть на пиво,
и это примиряет кое-как
меня и мир – бордель, барак, бардак...
26 мая 2012
© Элла Крылова, 2011-2012.
© 45-я параллель, 2012.