Елена Ткаченко

Елена Ткаченко

Четвёртое измерение № 26 (626) от 11 октября 2023 года

Двое в белом

Расскажи мне

 

Расскажи мне,

как мается серый промозглый сентябрь

между вдохом рассвета и сдавленным выдохом ночи,

он оплакал свой выход, который ему напророчил

календарный листок, что уплыл как мираж-дирижабль

беззаботно и неуловимо.

Расскажи мне.

 

Лишь не лги мне,

пора обходиться без вычурных фраз,

я ведь знаю давно, всё что скажешь: «Скучаю до смерти…»

Этой жизнью, как дети волчком, мы безудержно вертим,

не желая понять – существует лишь «здесь» и «сейчас»,

что, возможно, мы станем чужими,

лишь не лги мне.

 

Напиши мне

тот город, где за руки вместе идём,

акварельно, легко и сотри всё, что грустью ложилось,

много неба, магнолий, чтоб море в барашках резвилось,

и пусть двое танцуют под тёплым июльским дождём.

Не пунктирами счастье – сплошными!

Напиши мне.

 

Двое в белом

 

Несколько ночей уже подряд

снится мне один и тот же сон –

двое в белом что-то говорят,

слов не слышно, заглушает звон,

и откуда он – не разберу,

но упрямо не даёт понять.

Словно свечи, тают на ветру,

двое в белом, чтоб прийти опять.

 

Этой ночью звон слабее стал,

пару слов я разобрать успел.

Первый – убеждал, куда-то звал,

а второй – смотрел, как сквозь прицел.

Кто-то тормошил меня во сне,

разрывая сновидений нить.

В предрассветной гулкой тишине

я проснулся, вышел покурить.

Сто вопросов, но кому задашь?

Ноги ищут тропку вдоль реки...

 

Сто двадцатым – точечно, в блиндаж,

Раскидало брёвна и мешки...

 

Кто те двое, я не понимал,

но спасибо, что спасли, я цел.

Первый – убеждал, куда-то звал,

а второй... Смотрел, как сквозь прицел.

 

Гамаюн

 

Если птица Гамаюн прервёт свой полёт –

это чревато большими бедами

Из славянской мифологии

 

Штопает дождь разорванный небосвод,

молнии рвут всё время, сшивать – ему.

Тучное стадо двигается вразброд,

лес и деревня в мареве, как в дыму.

 

Ветер-старик в кедровник забрёл, уснул,

снится ему, что весел опять и юн.

Кто-то закинул в небе ночном блесну.

Что ты вздыхаешь, вещая Гамаюн?

 

Молнии бьют по луковкам-куполам,

словно за что-то мстят, и уходят прочь,

Тополь сразили – треснул напополам,

чистую душу примет царица-ночь.

 

Что загрустила, девица, не поёшь?

То ли грозы испугалась, а может, дум?

Видишь, встаёт-сверкает над лесом брошь,

слышишь, как птицы бойко подняли шум?

 

Что суждено нам – тропкой не обойти,

хочешь, вещай про завтра, а хочешь, пой.

Только не падай наземь – лети, лети!

Время придёт, и я полечу с тобой...

 

Росток

 

Надеялась, с годами всё пройдёт,

и где-то под ребром утихнет боль.

Но жду звонка я сутки напролёт.

Доколь?

 

Спираль ступенек – триста шестьдесят

тягуче-серых, одноликих дней –

их пробегаю, пусть меня простят,

а пять – особых,

словно пять углей.

 

Согреться бы, оттаять, прорасти,

но – обжигаюсь...

Тысяча причин

не убедят сказать тебе «прости»,

и бесполезен метод

«клином – клин…»

 

Вчера, под утро, сон приснился мне,

что яблони рыдают по-людски,

и нет воды в колодце,

а на дне –

дымят и догорают угольки…

 

Тебя увозит поезд на восток

и одиноко мне теперь вдвойне...

Уверенно шевелится росток

во мне.

 

Пике

 

Счастливых дней отмерил нам сполна

куриный бог, подобранный на пляже.

«Лакрима Кристи» выпито до дна.

На море штиль, колышется луна,

а над петуньей зависает бражник.

 

Но, прежде чем вернуться в свой астрал,

где наши встречи – временные петли,

став отраженьем выпуклых зеркал,

иллюзией, (а кто их не желал?)

прошу рассвет – помедли!

 

И чувства отливаются в строке,

запечатлеет память даты, лица...

И пусть весь мир повис на волоске,

Не до него – в стремительном пике

спешим  ̶р̶а̶з̶б̶и̶т̶ь̶с̶я̶  забыться…  

 

Небожители

 

Это молчание, словно в горах обвал.

Дальше – строка с многоточием, запятой?

Помню, однажды, ты в горы меня позвал,

хмурился, но говорил:

– Отдышись, постой.

 

А наверху, где усталость валила с ног,

подал мне руку с улыбкой

– Вставай, смотри! Ты – небожитель! –

и взглядом своим обжёг,

– Всё что до этого было, забудь, сотри!

 

Там, у подножья, мы были всегда на «вы»,

знали друг друга всего лишь неделю-две,

здесь, на вершине, под куполом синевы,

поняли – клином сошёлся весь белый свет...

 

Лишь не молчи, молчание – не для нас,

Наша размолвка – просто смешной пустяк.

Не покидай же ту, что однажды спас.

Как без тебя мне? Воздух вдыхать – как?

 

Крошево

 

Летние дни, серебристое крошево,

птицы склевали.

Катится осень янтарной горошиной

в синие дали.

 

Встречи июльские, окрик лебяжий –

лишь отголоски.

Лента змеистая южного пляжа

плавится воском.

 

Бьются о камни волна за волною,

стонут, грохочут.

Берег не хочет сдаваться без боя –

к драке охочий.

 

Чайки тоскуют. Безлюдно, заброшено –

смена сезона.

Ветер сметает последнее крошево

хлеба с ладони...

 

Бывает

 

Бывает, память тянется, как нить...

Полина Орынянская

 

Бывает, память, словно щен слепой,

Уткнётся в стенку и заплачет сладко –

Не сдвинуть с места, и хоть плачь, хоть пой

Над той загадкой.

 

Ведь не зароешь память ни в песок,

Ни в листья с прелым запахом грибницы,

А молоточки – тук да тук в висок,

И вновь не спится...

 

Иллюзия покоя так хрупка,

Живу воспоминаньями о лете.

Все дни похожи, словно День сурка,

А на рассвете –

 

Восход тяжёлый занавес из туч

Раздвинет, и опять начну сначала –

И кофе в турке, крепок и тягуч,

И пробки у вокзала…

 

Проглочен день воронкой кутерьмы,

Но, только сон потянет за собою,

Звучит рефреном: помнишь, были мы?

И я, как щен, завою…

 

Дежавю

 

Вдруг так тихо сделалось в моем мире без тебя...

Янош Вишневский, «Одиночество в сети»

 

Аэропорт.

Ненастный, хмурый день.

Мне кажется, что это дежавю –

И пробки, и ужасная мигрень,

И голосом надтреснутым «люблю».

 

До вылета остался ровно час.

Я загнан в угол. Я схожу с ума!

Ведь через час уже не будет «нас»…

И вяжет в горле терпкая хурма.

 

Пытаюсь наглядеться...

Нет! Не так!

Я надышаться впрок тобой хочу!

И, как мальчишка, право же, дурак,

То балагурю, то опять молчу.

 

Уходишь.

Обернулась: «Позвони...»

Но сердце не обманешь – рвётся вслед!

В ненастном небе дрогнули огни,

И растворился серый силуэт...

 

Обратный путь.

В зарёванном окне

мелькают:

дождь,

фасады,

фонари...

И магмой поднимается во мне

Желание с тобой поговорить…

 

Не тот…

 

Я помню поцелуй,

        как помнит мрамор

                туше резца,

                         как помнит холст,

                                 когда он был без рамок,

                                            лицо творца.

 

Горбатый мост,

         и замок у развилки,

                 цепочка слов,

                          янтарь медовый,

                                  тонкие прожилки,

                                          и бой часов...

 

Привычно тучи

         свесили на мачты

                    свои бока

                            А ты просил рассеянно:

                                    «Не плачь, ты, прости...»

                                            «Пока...»

 

Искусно льстил,

         наслаивая фразы,

                  и пел без нот.

                          Как жаль, что сердце

                                  ёкнуло не сразу –

                                            не тот…