Елена
Орлова

Когда

Когда глухая ночь плавно перетечёт в подслеповатое утро,

когда закончится кофе и двадцатая сигарета начнёт горчить,

когда взлётной полосой протянется за окном жестяной карниз,

и душа, разжав цепкие лапки, упорхнёт в облака,

пусть чья-то печаль, полная не мною, будет светла,

ведь главное – это в полёте не смотреть вниз

и успеть подумать: «Как непросто себя любить!»,

чтобы, если не жизнь, то последний свой миг прожить мудро.

7 апреля 2008

Непризнанному гению

Мой мальчик, мой наивный дурачок,

мой юный принц с глазами Абадонны,

ну что ж пыжишься и вон из кожи лезешь,

швыряя драгоценные слова

к ногам поклонников своих неблагодарных

(читай, поклонниц). Их на рвоту тянет –

объелись всласть, во рту мышьячный привкус

и одурь запредельной глубины,

что оказалась лужей под забором,

зловонною густеющею жижей –

без смысла, но с претензией на смысл,

который одному тебе понятен,

ведь Гений ты и всё давно постиг:

и сладость заповедного греха,

и Божью благодать, и муки ада,

томленье духа, взлёты и паденья,

и мерзость бытия, и неземную

любовь до гроба – всё изведал ты,

но что тебя в грядущем ожидает?..

А ничего, поверь мне, ничего –

лишь пустота. Я это знаю, мальчик.

5 апреля 2008

Ровесница

Ловить ускользающие взгляды встречных мужчин,

пить по утрам крепкий кофе, а вечером – валерьянку,

проходить, не оглядываясь, мимо дорогих витрин,

вставать спозаранку

и плестись на работу, где шёпоток за спиной и тупой начальник,

что-то печатать, мечтая дожить до шести вечера,

вернуться домой, поставить на плиту чайник,

рухнуть в постель и в одиночестве раны залечивать,

чтобы утром опять, небрежно подкрасив губы,

спрятав под длинной юбкой целлюлитные колени,

начать всё с начала и не дать себе возможности задуматься,

что кажешься старухой в глазах раскованных двадцатилетних,

не умеющих понять и простить

хроническую несовместимость

с настоящим временем.

7 апреля 2008

Весенняя бессонница

… и гул процессора – пчелы трудолюбивой –

напомнит вновь Delet'ом стёртый сон,

приснившийся вдруг на работе о работе,

чьи эвересты в век не переделать,

тем более что время и пространство

сошли с оси и сдвинулись на час,

безжалостно сведя на нет привычку мозга

к размеренному ритму бытия.

А где-то март, опохмелившийся масон,

бубнит о вечном, и апрель с улыбкой

довольного собой олигофрена

зовёт на чай, но предлагает мутный дождь,

разбавивший кровавые чернила,

похожие на кисловатый морс из клюквы

с оттенком цианида в послевкусье,

и расползутся по бумаге буквы

и осквернят страницы белизну,

и первобытный грех из всех щелей

на Божий свет полезет спозаранок,

и трижды прокричит петух-подранок,

истошным воплем оглушая тишину,

а я опять, конечно, не усну.

5 апреля 2008

Обрывок. Отцу

Пожалуйста, напиши меня на фоне осенней Венеции.

Помнишь тот сгорбленный мостик через пруд в старом парке?

Стою над чёрной водой, кутаясь в воротник,

чтобы немного согреться,

а мимо плывут опавшие листья – золотые кораблики.

Пожалуйста, напиши меня на фоне зимнего Вашингтона.

Помнишь послевоенную семиэтажку, самую первую в городе?

Старики по привычке называют её «вашингтониной».

Из промёрзшей земли до сих пор торчит её обветшалый короб.

Если хочешь, напиши меня на фоне весеннего Египта:

апрельский самум гонит по улицам

серые клубы неубранного песка.

Где-то там, за облаками, есть солнце, но его не видно,

а вечерами сердце исподволь лижет необъяснимая тоска…

Нет, лучше напиши нас обоих на фоне Эдема:

неземные цветы и нездешнего неба голубая слюда…

Мир иной будет нов и загадочен, как недоказанная теорема,

мы познаем его и снова вернёмся сюда,

чтобы начать всё с начала и былые ошибки исправить,

и понять, наконец, как это сладостно – жить…

Взявшись за руки, мы побредём по июльскому разнотравью,

и незакатное солнце будет над нами светить,

и печаль нас минует…

16 апреля 2008

Ушедшим до меня

Чем я кажусь вам из вашей немой глубины?

Размытым пятном? Едва различимой точкой?

Ограниченность трёхмерного мира, как в детстве боязнь темноты,

проходит со временем, я это знаю точно.

Мы тренируемся каждый день, словно спортсмены перед стартом:

с каждым днём нам живётся всё лучше – темней и страшней.

И когда мы сдадимся, смерть с улыбкой богини Астарты

выведет нас, точно пленных солдат, из глубоких траншей

нашей глухой обороны… Всё в мире проходит,

и даже тоска – смертный грех – непременно пройдёт.

Тикают медленно неумолимые Божии ходики.

Новый рассвет благодатью на других снизойдёт.

9 апреля 2008

Живодёрское

Эх, если бы мне довелось поймать золотую рыбку –

вечный источник соблазнов, – то я бы, конечно, старательно

выпотрошила мерзавку и коту отдала бы с улыбкой:

– Кушай, пушистик мой, кушай! Полакомись, милый, свежатинкой!

3 июля 2008

Почти Смеляковское

«Если я заболею, к врачам обращаться не стану» –

всё равно не помогут, лишь до нитки меня обберут.

На прощанье с любимым я party устрою на славу,

завернусь в простыню и на ближний погост побреду.

Напоследок меня там обмоют студёные ливни,

причастит меня ветер полынный, что горек на вкус.

А потом я, оградку себе подыскав покрасивей,

лягу в землю сырую. Зато от души отосплюсь.

5 июля 2008

* * *

Глупое сердце по пустякам всё чаще болит.

Но жизнь под конец всё равно ставит жирную точку.

Так к чему мне роскошные зáмки в стиле «элит»? –

вполне хватило бы, как Диогену, обычной бочки,

если б не русские зимы, да криминальные ночки.

12 июля 2008

Пожароопасное

Я вся в огне. Я горю. Но не звоните пожарным.

Не пытайтесь тушить это пламя, томясь от бессилья.

Если бы я тонула – попросила б у Бога жабры,

если бы падала в пропасть – попросила бы крылья,

но я горю и прошу: «Дайте хвороста!», и по вере мне

воздадут: те, кто рядом, возможно, согреются.

И не быть мне золой – после смерти я обрасту перьями

и превращусь в бессмертную птицу – Феникса.

11 июля 2008

* * *

Мне бы уехать куда-нибудь в Азию, следуя перманентности

бытия: разводить овец или выращивать коноплю.

А я не живу – мчусь со скоростью звука,

словно «Боинг», не приученный к турбулентности,

и при выходе из пике всякий раз так и тянет в петлю.

12 июля 2008

Утреннее

Алые пятна на белом –

клопы порезвились в постели.

Страх, обведённый мелом,

упрямо сочится в щели

разума. Утро – серое.

Медленно взгляд стекленеет.

В воздухе – запах серы.

Мысли, как овцы, блеют.

Измяты мокрые простыни.

Бессонны и злы обиды –

потерь колючая россыпь,

почившее в бозе либидо.

Истрёпаны сны до основы.

Надежда – комочек глины.

Взгляд упирается снова

в шнурок от пыльной гардины.

12 июля 2008

* * *

Шумит неугомонный летний дождь,

В еловых ветках путается ветер.

И я опять одна на целом свете.

Права лишь боль. Всё остальное – ложь.

30 июня 2008