Бессонница
И пусть каждой, с кем этой ночью бессонница,
Позвонят и скажут: «Я сейчас, любимая», –
Меня-то, пожалуйста, не беспокойте –
Есть что-то прекрасное в несправедливости.
Осознание собственной уникальности,
Мол – «Все счастливы! Я-то нет! Ну, и что!»
Добавляет особенной привлекательности
В моё принуждённое одиночество.
Справедливость – это когда Вера Печорина
Строго учит старшенького французскому,
А Татьяна шепчет: «Женька, дурак ты мой»,
Поправляя спящему мужу подушку;
И в Москве, на балу, Наташенька Рудина
Хохочет, танцуя оборками платья.
Справедливость – это когда сбывается
Любовь, так похожая на проклятье.
Только бывает так разве что в жизни.
Не идут на такое безумие книги.
Но только представьте, насколько красивей
Вера, любящая и уезжающая,
Положившая руку на руку мужа;
Насколько прелестней Татьяна, смахивающая
Трёхлетней давности слезу;
Насколько эффектнее невозмутимость
Натальи, рискнувшей влюбиться, но тщетно.
И поэтому дамы, «довольные жизнью»,
Жалеют их с завистью чёрной и едкой
И готовы отдать свой осмысленный быт
На живое – разбитое сердце.
* * *
Говорит: «Ты пойми, средь какого детства
Мне пришлось взрослеть. Это ад почти.
Вечно пьяный отец мою маму душит
За ужин остывший. Примерно в три
Или позже ночью он к нам врывался
Где-то в месяц раз, а в другие дни
Проиграл квартиру и пропил кольца
Обручальные. Господи, сохрани!
Мы его любили почти по-рабски,
Вспоминая, как он бывает ласков,
Когда гладит волосы, нежно смотрит…
А потом он ушёл к одной из тех тёток,
Что носили сводных моих сестёр.
Мы переезжали, меняли школу,
Продавали мебель. Мне жалко маму.
Убедив себя, будто он к ней вернётся
Она целых четырнадцать лет прождала его.
Ну, откуда мне вырасти добродушной?
Понимающей, любящей, благодарной?
Вы уже пихали в карманы конфеты.
А я «фигу» держала в своём кармане,
Я уже достаточно настрадалась,
Мне и жалость от вас – холёных – противна.
Воспитание – это как лотерея.
Вот и мне попали «свинцовой» в спину.
И какого чёрта мне тут отчитываться,
Если жизнь не такая уж справедливая.
И ваш Бог не любит всех одинаково.
Так о чём же меня просить?
Но зато я знаю, как всё устроено.
Всё, что есть моё, мной и отвоёвано.
Вы сидите и плачете, вы не знаете,
Что такое использовать правильно голову.
Не стремитесь, не боретесь, соглашаетесь…
И смотря на это зрелище жалкое,
Я совсем не раскаиваюсь».
* * *
Спать собираюсь около трёх. Без четверти
Пять засыпаю, если ещё повезёт.
Меня мучает мысль: а вдруг мне не предначертано,
Ничегошеньки не предначертано. Н и ч е г о.
И сколько уж тут ни пиши апелляций Вечному…
Что ему?
«Пусть помучается, помечется.
Она себя знает лучше, я не слежу за ней.
От того, какой я её создал, остались разве что
Родинки на колене и правом предплечье».
Ведь как же нечестно. Вот они: Петя и Оля.
Брат и сестра. Учились в одной школе.
И воспитаны в равной степени были вместе.
И что? Оля станет министром, а он повесой.
Или нет, скорее уж Петя откроет «петий» –
Химический элемент в таблицу, а Оля
Просто однажды вечером на бульваре
Пытливо посмотрит в сторону скрипача,
И он сыграет такое, что Людвиг Ван
Улыбнётся в гробу, и чуть слышно начнёт напевать…
Но ведь это скрипач… А Оля, а как же Оля?
Стоит она чего-нибудь или не стоит?
Может быть, она тоже хотела, открыть теорию
Относительности или чего-нибудь там другое?
Есть шанс у нас, Господи, сделать себя достойнее
И смириться: не нашим умом твои мерить замыслы,
Что и Оля, и Петя равны для тебя по значимости.
Табуретка
Помню – школа. Мне где-то одиннадцать лет.
Я сижу на уроке природоведения.
Учитель спрашивает задание, а потом вопросы на повторение.
А потом говорит: «Ну, теперь на пятёрку?
Вот людям, зачем пережёвывать пищу
Тщательно, не торопясь?»
Как обычно ответа не знает никто, и вот ключевая фраза:
«А давайте тогда нам ответит Катя. Ну, кто же, если не Катя?».
Я встаю, отвечаю про зубы и сытость, слюну. Горделиво сажусь.
И сегодня мне стыдно за то ликование. За тот фанатизм, с которым я,
Просветлев от того, что ответ нашёлся, рьяно тянула руку.
Я ждала одобрения. Почти каждый день
Меня будто ставили на табурет,
И я даже поверила в то, что умнее
Своих «заурядных» сверстников.
С тех пор прошло уже 10 лет, а я всё ещё рвусь на свой табурет.
Забираюсь выше, сижу-возвышаюсь над теми, кто там – внизу.
А в голове до сих пор звучит та самая подлая фраза:
«Ну, кто же, если не Катя?». К слову, ответа я так и не знаю.
Мне тяжело в золотой середине. Мне её недостаточно.
И нас много, глотаем знания кучей, пачками, не жуя,
И никто не помнит природоведение. Только, наверное, я.
Сколько бы мы себе не повторяли, что это всё комплекс,
Желание быть первым
Чревато инсультом, слезами, хандрой,
Преждевременной сединой.
В тот момент, когда ты на табурете,
Для тебя неважно ничто на свете.
Даже то, что тебя не любят за это
И вряд ли начнут уважать.
Ты лучишься иллюзией превосходства.
Для тебя одного облака и солнце.
Для тебя лишь моря и реки.
И ты счастлив. Ведь ты заслужил всё это.
Ты ведь и впрямь заслужил всё это.
Точнее, одна только я.
* * *
Я думаю, так всё примерно и было:
Две рыбы на дне морском.
Древние, прям с сотворения мира.
Огромные, так что хвосты в полмили,
Беседуют о своём.
Машут себе плавниками.
Вскипают жабры. От них волна.
Интересно, о чём они?
А! Философия… Истина им нужна.
И одна рассказывает другой,
И, видно, не в первый раз.
О том, что в мире, помимо водных,
Есть разные существа,
О том, что есть твёрдые небеса
Это, правда, практически не доказать,
Но есть воспоминание об одном
Происшествии. Миф. Пустяк.
«Давно… Я даже гадать не буду
Запуталась в тысячах лет.
Я поплыла наверх, потому что
Там меж волнами свет.
Буря была! Расшатало море…
Но видела, как меня ты:
С другой стороны воды чуть сияют
Две маленькие стопы».
Испытание зеркалом
Вот же я. Смотрит лицо моё
На меня. И каков вердикт?
Скольких же демонов мне ещё
Внутренних победить?
Сколько укоров снести, которые
Мой же мне шлёт взгляд?
Я смотрю на своё отражение, не зная,
Вижу ли в нём себя.
Я – глаза в глаза. Подхожу и смотрю
На себя максимально близко…
Ну, не вижу, чтоб там, за хрусталиком глаза,
Теплилась Божья искра!
* * *
Я не жалуюсь. Это в прошлом.
Я на вещи смотрю трезвей.
Да, не счастлива. Ну, и чёрт с ним,
С этим счастьем, зато живей!
Я теперь замечаю вещи
Жуткие за собой.
Например, если впасть в истерику в десять,
И уснуть, измаявшись, в пять ноль-ноль.
Ощущение утром, что кто-то полночи бил тебя в грудь ногой.
Это не одиночество, а единичность.
Асоциально, но факт.
А ведь кто-то всю жизнь неприлично несчастлив.
Просидел и первые, и последние
Семь-восемь десятков один,
А после из сумерек, да во мрак.
Это страшно, как будто чего-то не понял –
Остался сидеть «в дураках».
В двадцать-то, кажется, будто в будущем
Сладится всё само.
Подрастёшь, приспособишься и погрузишься
В вязкое «большинство».
И живётся, как будто, легче. Знаешь:
«Всё ещё впереди!».
Никогда не поздно всю жизнь загубить
Иногда это к лучшему… Может быть,
Что всех этих пошленьких метаморфоз
Не сложится пережить.
И можно всю жизнь прорыдать до боли
В рёбрах и в землю пасть,
Надеясь, что Бог пресловутым Раем
Своим нам за всё воздаст.
Я во всём виновата сама. Без претензий,
Но только не может быть,
Что в силах Царства Божия эти
Мучения искупить.
* * *
Мне всё кажется, что непростительно мало
Я запомнила нас… Мы сидим у реки
На траве, и ресницы твои чуть касаются
Невозмутимой моей щеки.
Всё, что между двумя быть могло, случилось.
Прогремело оркестрами над двумя.
И не жалко даже, что не продлилась
Эта вся какофония дольше дня.
Она так неистово оглушила,
Что теперь вся музыка для меня
Будет скрипом ржавых, стальных качелей.
Царство-пол отдам, чтобы дирижёру
Всыпали сорок ударов плетью.
Не прошло и дня, чтобы я о смерти
Ни подумала, как о своём спасенье.
Потому что жить в тишине не легче,
А играть по нотам почти что то же,
Что купить механическое пианино,
А потом делать вид, что играешь сам.
Но теперь это кончилось, кончилось всё же.
И уже не тревожит, не мучает пошлостью
Переболевших уже страданий.
Закрываю глаза, затыкаю уши.
Отойдите. Не прикасайтесь.
Пересонет
Этим летом дожди нас загнали в дома.
Время встало, но после ещё отыграется.
Я, наверное, сутки стою у окна,
В ожидании, что чай, наконец, заварится.
За окном непонятно – рассвет или полдень.
Неуёмная влага стремится к земле.
«Это нужно кому-то, нужно как воздух», –
Я объясняю себе.
Кто-то вымолил дождь, понимая, что мы
Переждём его, перебесимся.
И уже я радуюсь, чёрт возьми,
Что постигла замысел поднебесной.
Да не нужно вовсе мне ваше солнце.
Пусть же так! Человеческий водопой.
Подставляйте рты под небо огромное.
Я почти уже месяц сама с собой
В том, что мне так весело быть одной.
Мерещится что-то недоброе.
* * *
Люди любят проторенные пути.
Тем бесценна очередь, хоть бесцельна
По сути. Как бы мне перейти
Рубикон, чтоб увериться, как ни крути:
Ты на том берегу, и обратно в круг
Тебе не поворотить.
Иногда мне кажется, я уже там,
За рекой. В этом мире нет
Долгих ссор, пьяных драк,
Дрязг, и драм, и долгов. Это всё далеко.
«Будем жить только так,
Повторяя судьбу несчастных своих отцов».
Говорят про взятки, голодомор,
Нищету. А я это не вижу в упор.
Только губы сладкие, как «Кагор»,
Только лица, кроткие, как икона.
В мире, где люди дают друг другу слово
И держат слово.
Это так судьба меня бережёт
Или водит меня за нос?
Эта слепота то ли дар Богов,
То ли дар мне себе самой.
Говорят, всё решает война и блат
Нам вовек не покинуть круг.
В моём мире ангелы не трубят,
Но зато живут.
* * *
Из-за излишней тяги к крайностям
Меня несёт по жизни бешено.
Я на такой огромной скорости
Не успеваю мыслить взвешенно.
Мелькают камни придорожные,
А лес вдали почти не движется.
И тут я чувствую всю сложность
Известнейшего афоризма,
Про то, что лишь на расстоянии
Большое видится, вблизи – размажется.
Мне ветер бьёт в лицо безжалостно,
И я назад не оборачиваюсь.
Когда ладонь по ветру стелется
Как будто гладит струи тёплые.
В ней, может, что-то и задержится.
Травинка, лист ли, насекомое.
Я мимо них, и судеб мимо
Скачу, боюсь увидеть яркое.
Вдруг мне захочется к обочине,
Вот к этим, что схватились за руки.
Моя рука, когда-то чуткая
Уже не помнит как касание
Щекочет – нежное, минутное.
Какая жизнь! Одни прощания.
Да нет, наверное, бессмысленно
Об этом. Всё второстепенное.
Мне хочется такого воздуха,
Которым я б дышала первая.
И чем я дальше, тем прохладнее
Тем реже, реже он становится.
И я остановлюсь, наверное,
Но не тогда, когда приеду
А потому что воздух кончится…
* * *
Листьев кленовых орда золотая
Мчится по воздуху, ветер рвёт в клочья их.
Долго ли стоит себя успокаивать?
И винить, расцветёт же внутри оправдание
Лебедой ли, вьюном ли. Эдаким цветом,
Что только у сорняков и бывает.
На улице холодно, мёрзнут пальцы.
Я вижу, что пар от чужого дыхания
Похож на туман, покидающий лёгкие.
Как будто бы душу выдохнул. Вот она.
Вот она – миг – и уже растаяла.
Но лицо твоё будет всегда такое же
Синеокое. Кудри на ощупь – жёсткие.
В памяти. Там, где мы не под звёздами
А под хаосом, или скорее под космами…
Было ветрено, пахло землёй и соснами…
Потому что в осень пробраться – дерзость,
И зачем наводить друг на друга резкость?
Мне достаточно вспомнить, как было весело
И о том, что не так я хрома на сердце,
Как могу посудить о себе самой.
И вот это особенно хорошо.
Что двух-трёх касаний хватает с лихвой,
Чтоб продолжить бестягостно жить одной.
Со своей зимой.
* * *
Раньше каждая встреча с тобой –
Как умыться святой водой.
А теперь – как будто в сердце иглой
Укололи. Будто пчелиный рой
Мне навстречу летит, и звенит в ушах –
Это я в пяти от тебя шагах.
Наши песни – шёпот и междометия –
Превратились в шипение. Но до этого
Я, отринув сомнения, взяла и накрылась
Омутом с головой.
Захлебнуться недолго и в царстве морском,
Я уже красивейшая из утопленниц.
Слава Богу, что именно так всё и кончилось.
Не зря я рискнула собой.
Дедушка
Я плохо помню эти дни
Семь лет прошло, наверное.
На кухне тишина стоит
Особенная, нервная.
О раму форточка стучит
Отчаянная, громкая.
Врач, выдыхая, говорит
Нам слово незнакомое…
Латынь. И тише тишины.
Что ж, мы ещё надеемся.
Врач, видимо, хотел уйти,
Но просидел до вечера.
Оно на нас не в миг один,
Оно всё так же рушится.
Мол, вот, бессовестная жизнь
Карает самых лучших.
Всегда не вовремя, и как-то незаслуженно.
Мой дедушка нам наизусть
По вечерам читал из Пушкина.
«Не дай мне Бог сойти…», как к случаю,
Так и не к случаю (его любимое).
Он уже год молчит, но сына
Зовёт испуганно. Во сне ли?
Дядь Ваня умер в прошлом августе,
Они тогда на даче вместе
Все жили. Дед в минуту смерти
Был с ним...
Он так, наверное, и не понял,
Когда я отучилась в школе.
Да и меня уже не помнит…
Мне жалко маму, каждый день
Уже семь лет она упорно
Ему рассказывает – кто мы,
Пока сидит с ним или кормит.
Мой дедушка был председателем
Райкома партии. Вот он на фото
Нарядный, радостный, с работы
Пришёл. Я помню, что с подарком.
Он без очков ещё, а взгляд
Такой решительный и ясный.
Теперь ему уже, наверное,
Совсем немножечко осталось.
Как не смириться? Со стыдом
Мы вспоминаем, как кричали
Когда он ставил на огонь
Пластмассовый китайский чайник.
Всё это было лишь в начале.
Поплакали и замолчали…
Какое страшное молчанье
Ночами. Затаив дыханье,
Мы слушаем его дыханье.
А он чуть слышно: «Ваня… Ваня…»
* * *
Оказалось, что я не чужда предательству,
И осталась одна – вот моё доказательство.
Так небрежно разбрасывалась ругательствами,
Будто право имею судить других.
Вру так часто, что уже замечаю.
Потому сначала и удивилась,
Узнав, что людям во мне это видно.
Им не нравится. Неприятно.
Каждый день я делаю маленький выбор,
Выбирая, как к кому относиться.
Нагрубить или смилостивиться, смириться.
Уступить ли место? Не двигаться?
То раскаяние, что меня посетило
Больше похоже на страх.
А ещё эта мысль, что
Любой твой шаг
Отзовётся в будущем,
Мне мешает.
Я решать не умею.
Я отвечать
Не хочу за ошибки.
Вот и стою.
И боюсь.
Я ходила в школу. Довольно редко.
Училась петь. Надоело. Бросила.
И влюблялась мимо, как должно возрасту.
Утешалась, что просто мне не пора ещё.
Мол, не попалась мне та горошина,
Что, как лакмус покажет, какая роскошная
Мне судьба предстоит.
И какая я стоящая или сложная.
Боже мой!
Только это неправда. Ничего не осталось
Со мной. У меня никого не осталось.
Поплатилась, поплакалась, поквиталась
С собой.
Если бы я вот теперь предстала
На Божьем суде и держала ответ,
Мне нечего было б сказать.
Значит, рано ещё умирать.
© Екатерина Зинурова, 2012–2015.
© 45-я параллель, 2015.