* * *
Пьяненький дождик стоит за окном.
Не устаёт – всё стучит об одном.
Я не одна: вот мой стол, вот кровать.
Я начала забывать.
Скажет когда-то мой внук номер два:
Бабушка очень любила слова.
Ставила в строчки, верила в суть.
Надо её помянуть.
Скажет затем мой внучок номер раз:
Сколько чужих и заученных фраз
Знала бабуля. Чудная была.
Священнодействовала.
Сдвинут бокалы за сцену и муз.
Дождь успокоился. Я ему снюсь.
И размываются сны по краям.
Где буду я?
* * *
Выйду я
Ничья не раба
А человек
Звучащий гордо
Из дома в двери
Из дверей на улицу
С улицы в метро
В вагон переполненный
Встану я
Один на один
Сама в себя
Как в яму падкая
Там лежит доска
Под доской тоска
Не ухватишь её
Толстая гладкая
Прошумит метро
Будто выход есть
Эскалатор вверх
Лестница Иакова
Выхожу на свет
Неужели нет
Того о ком
В пятницу плакала
* * *
Море – давно внутри.
Читаю «Смесь» Валери –
Женщина на вокзале.
Ветер странствий – брат сквозняка.
Я простужена на века.
Что же раньше-то не сказали?
По хлебным крошкам в бреду,
По буквам искать иду
Смысл жизни и всё такое.
Оракул грозит строкой
«Не всегда хорошо оставаться собой».
Стадия непокоя.
Есть же где-то чай с чабрецом,
Выпиваемый вместе с отцом.
В одиночестве – тоже неплохо.
Тогда глубоко внутри
Очаровано море шумит
Между вдохом – выдохом – вздохом.
* * *
Долина посёлка Култук.
Старый бурят Мураками
Что-то там про овец
Говорит, разводит руками.
Охота уже идёт:
Кедровый орех, брусника.
Пахнёт трава чесноком –
Вот черемша возникла.
Ветки саган-доля
Жги – отгоняет духов.
Чья за горами земля-
Доля? Монголия духа?
Мой мысленный дождь
Приходит всегда с востока.
Там – мне тринадцать лет.
Книжно. Светло. Одиноко.
* * *
Тридцать восемь. Пушкин моложе.
Раньше мнилось – возраст богов.
Ненаписанных стайка слов
Больше смерти меня тревожит.
Всё, что было на языке, –
Сорвалось. Недебютный возраст.
Шевеление рифмы «поздно».
И горошина в кулаке,
Та, которая Шар Земной.
Мне не спится. Мне тридцать восемь.
Где-то в Болдино тоже осень.
Не со мной, мой друг, не со мной.
* * *
А это я – в малиновом берете.
Ты что же, бедной Кати не узнал?
Позволь в глубоком замереть привете –
Как ты, бывало, в школе замирал.
О детях. О жене, прекрасной телом…
Потом в метро и дальше – по кольцу.
(Ну почему я шапку не надела!
Малиновый мне явно не к лицу.)
* * *
По волнам с молодым Одиссеем…
Он ещё не наполнен пространством.
Он о времени думать не хочет
И граде троянском.
А моя конопатая дочка
Переполнена шумом и летом
И о времени думать не хочет,
Засыпая с рассветом.
И они совпадут с Одиссеем
В синусоиде сна и Гомера.
Список Бродского где-то посеян…
К переменам.
* * *
Девочка с виолончелью.
Жучок, расправивший крылья.
Побитый дневной капелью,
Школьной измученный былью.
Ношу свою непосильную,
Дорогу свою и укрытие
Смахнёт с канифольной пылью.
И возникнет событие.
* * *
Самое время придумать, куда бы сбежать.
Море опять открывает возможность дороги.
Я наконец-то освоила навык играть
В прятки. И пользуюсь им от нужды понемногу.
Пряталась в жёны, любовницы, стервы, друзья,
Матери, дочки, подруги и недруги тоже.
Море шумит, отделяя меня от меня.
Страшно увидеть, на что становлюсь я похожа.
Самое время подумать, куда бы уйти,
Что-то расслышав в морском непрерывном напеве.
Я на пороге – мне только прибой перейти.
И убежать в монастырь. Или в старые девы.
* * *
Ну, наконец-то! Это Коктебель.
Глядится в море профиль бородатый.
И мне в театре выданной зарплаты
Хватает на вино и на коктейль
Из мидий и рапанов.
Море – даром.
И безвозмездно рядом Кара-Даг.
Хождения к Волошинскому дому,
Где всяк – поэт. Он пьян и весел так,
Что всем стихи читает без разбора
И лезет в споры.
Но сердолик злосчастный не нашла.
(И лучше бы Сергей его Марине
И не дарил. Но это их дела.)
Мои – в Москве. Где моря и в помине…
И стоит титанических усилий
Не пропустить обратный самолёт.
Саяны
Там, за туманом, там
Что-то подходит к нам.
Что-то за ним стоит –
Дышит, смотрит, молчит.
Строят буддисты дацан.
Туристы глотают аршан.
Ленточки на ветру –
Может, здоровой умру.
Лес кедровый побит.
Леший веками спит.
Кынгарга по камням.
Что-то подходит к нам.
Из всех затуманенных пор –
Дыхание гор.
* * *
Вот она я, читавица!
Видишь меня, Велимир?
Бабушка отзывается,
Смотрит на этот мир.
– Хочешь с судьбою справиться,
Тише воды живи.
Тоже была читавица.
Тоже всё по любви.
В лагерь, в Сибирь, на выселки.
Стройка за Ангарой.
Первый недолго выдержал.
Лётчик-герой второй.
Могилы за чёрной оградой.
Страшно идти среди них.
– Мёртвых бояться не надо –
Надо бояться живых.
Иркутск
В этом городе декабристов
В декабре такие морозы,
Что дышать только через варежку,
А монетка влипает в стекло.
Планетарий здесь – перевёртыш.
Река убегает от озера.
Буряты глядят, прищурившись, –
Им в унтах зимою тепло.
Несолёное море детства.
Омулёвая бочка славная.
Мой корабль давно на якоре
Совсем в другой стороне.
Чего я на ней не видела?
О чём я её проплакала?
Кто бы чаю с листом смородины
Заварил как бабушка мне.
* * *
Этот горький запах корицы
В сочетании с первым снегом.
Что-то очень важное мнится.
Пол-Москвы по озвучкам избегав,
Понимаешь, что жизнь вообще-то,
Даже если дубляж не очень,
Получилась – по всем приметам.
И синхронно ложится в строчку.
© Ишимцева Екатерина, 2017.
© 45-я параллель, 2017.