чувство снега
сегодня выпал первый снег
в саду
и чёрный мозг земли,
взрыхлённый муравьями,
с ещё зелёными извилинами травы,
но уже пегими листьями
красиво присыпало белыми пёрышками,
будто ангелы дрались подушками,
с тихим треском вспарывали когтями белую ткань.
сегодня первый снег пришёл в качестве гостя,
невинный, нежный, напоминает
троянского пушистого жеребёнка,
скачет, играет, понарошку кусает
растопыренные пальцы.
и моя душа радуется
(наперекор и вопреки логике, здравому смыслу)
пусть всё это обман нас возвышающий,
нас вальсирующий,
верблюжата детства
подсматривают в игольное ушко,
а я оглядываю карликовый сад:
чёрная костлявая вишня
под снегом обрела второе дыхание,
расцвела почти как весной –
поймала на спиннинги ветвей
стайку голодных воробьёв и снежинок.
здесь, в Ноябре,
посреди охлаждённого ада,
первый снег прекрасен точно кит-альбинос,
всплывающий из-под земли.
и Ахав медлит, но всё же отворачивает гарпун
и я – атлет в пуховике –
поднимаю взглядом тяжёлое низкое небо –
чёрно-синюю штангу с белой бахромой
как можно выше.
я жив
я бессмертен
я что-то ещё...
эмпиреи
точно больной зуб
глубокой ночью дёрнется лифт сквозь тонкие стены
тишина передёрнет затвор
а я будто зафлейтенная кобра
всё ещё раскачиваюсь перед монитором
отдираю строки от зелёного лица
как мидии с валуна – наросли
за время прилива вдохновения...
исподволь прихожу в себя
а крылатая душа всё ещё парит в эмпиреях
гуляет по комнатам
заброшенного дворца созвездий
так оленёнок
освещённый синим лунным светом
бродит по картинной галерее
где серые мерцающие стены
увешаны
шевелящимися мордами львов
* * *
мы юность ели с ножа.
эти ночные рыбалки, свидания под луной,
и ты, лопоухий герой,
обжигаешься обнажённой девичьей плотью,
как горячей ухой.
лунные мальки беснуются в распущенных волосах,
стог сена скрипит и мерцает,
синеют на грядках капустины, жабьи жемчужины.
сердца – две вишни – срослись боками
клейкими, лиловыми, с гнильцой взросления.
о Господи, верни ювенальное вдохновение,
синий мир на соломенных слонах,
городок в буйных садах,
и яблочным уксусом пахнет летняя кухня –
парусник застеклённый,
комариные укусы, река, река, река...
лета солнечная гильотина
облизывается золотыми лезвиями, и вы –
фигурки
из коричневой сахарной глины
над бездной голубой –
учитесь писать телом и душой,
как первоклашки – шариковой ручкой
простые слова:
люблю, друг, прости, навсегда, никогда,
да пошла ты на.
пока ты молодой –
микрофон тишины включён,
вход свободный – иди и неси всякую чушь.
но ты меня не слушаешь...
юность, я чувствую твой взгляд:
оранжево-красную точку
лазерного прицела...
концерт для футляра без скрипки
помнишь
наши прогулки в парке без дога?
в зелёных гофрированных соборах весны
мы причащались поцелуями,
фруктовым мороженым, колой.
гуляли по кленовым аллеям,
обнимались у фонтана, и я ловил губами
голубую рыбку пульса на твоей нежной шее...
если помнишь – значит,
существуешь где-то ещё...
фиолетовые суккубы, тумбы, витые скамейки,
золотистые привидения вязнут в солнечной пенке,
и каждое моё воспоминание –
медный сосуд для заварки тумана,
и улицы в боксёрских перчатках каштанов –
вылупки колючих зрачков – угрожают прохожим,
а ты смотришь на меня свысока, как девочка на жука.
не бойся, я отнесу тебя в лес и отпущу...
но зачем?
зачем?
золотистый ромб окна трепещет в ночи –
стеклянное электрическое платье из мотыльков:
подойди же, обнажённая, примерь.
коснись сосками холодного стекла.
отразись в искрящейся чёрной лаве
ночного города.
твоя расчёска на подоконнике –
ностальгический ёж –
принесёт мне сквозь осень прядь золотых волос
и воспоминания о вкусных мышах...
путешествия вокруг твоего тела
за 180 поцелуев завершились.
ты стоишь в дверях балкона, ведущих на небо
по шиферным крышам соседей,
обнажённая, зыбкая; сам воздух
принял твои очертания, будто религию бриза,
ритм муаровой колыбели.
твои зелёные глаза – опытные скалолазы –
высматривают во мне слабое место,
трещину в породе,
чтобы закрепить страховочный трос.
ты держишь чашку остывшего кофе
с красной помадой по краю.
а я – сонный джин из разбитой амфоры –
исподволь из тебя исчезаю...
накинь же на себя что-нибудь из Бродского
и дай мне таблетку от толпы.
мы сегодня пойдём гулять в город,
на площадь.
Козлодоев даёт последний концерт.
долго же твоё сердце мне служило чернильницей,
но теперь ты свободна, моя любовь.
выбирай любой из миров, где нет меня;
наш последний бессмертный вечер –
среди влажных огней и гранитных тумб,
мне же верни реальность, память и радость
создавать новые миры и глупости –
и пусть муза растрёпанная
замирает с сигаретой над рукописями
и разрастается под потолком
бестолковый канцерогенный нимб...
* * *
рассвет стерильным солнечным ланцетом
вскрыл птичий нарыв в кронах каштанов.
весна, как скрипичный концерт с мокрыми смычками,
покрытыми листьями, лепестками, жуками
в самом разгаре, развизге.
и раздавленная гроздь сирени цвета мятых шпаргалок
по физике
валяется под ногами,
и ты обживаешься в моих объятиях на скамейке,
тихо скребёшься и ёжишься.
хорошенькие женщины как мыши
устраивают гнёзда в синих лапах слонов-мужчин,
прогрызают хрящи и винтовые лестницы,
наводят марафет и уют.
но всё это в будущем
и вся жизнь игра-игра-игра-игра впереди,
но мы ещё не знаем всех правил жизни,
и ты покамест не чья-то жена,
мы не мумифицировались взрослостью,
не обезвожены обязанностями,
не отравлены ртутными парами серьёзности,
и парк, обвязанный прозрачным апрельским ветерком,
как рулеткой,
для нас выбирает будущее – со всего света и тьмы
съехались
лучшие мастера, дуремары, волшебники...
больной изумруд
нельзя войти в одну и ту же реку дважды,
но ты входишь – каждое лето,
как нож в масло.
ссутулишься загорелый, мускулистый.
даже если жизнь тебе снится –
бабочка на носу спящего китайца Ци-Зинь –
лето возвратится оранжевым бумерангом,
вместо Наташи будет Ира.
вместо тёплого пива – янтарный яблочный сок.
в реку жизни вообще нельзя войти
ни чтобы поплавать, ни чтобы помочиться –
ни разу иначе.
жизнь не пускает нас дальше прихожей.
земной свой пусть прогрыз до сердцевины –
наткнулся на базальт. мне не прогрызть эту суть,
в титановом платье танцует
истина.
и что прожитые годы?
поломанные свёрла.
а родинка возле виска
дразнит,
и так же неприступны крепости рассвета.
ты стучишься, стучишься о жизнь головой.
сердцем.
откройте! но с той стороны – тишина
жизнь жизнь жизнь. жирафы бьются головами,
вертикальная дуэль на молотках,
на морковных кувалдах.
может я ещё прошибу прозрачные перегородки
реальности. стеклянные лабиринты.
интуиция. слово. характер. но
можно войти в одну и ту же реку вдвоём,
и она унесёт нас,
ещё не обросших плотью: вот мы в животе
средневековья, два облачка Каспера,
а здесь – помнишь, Клео,
как мы дразнили змей и жёлто-мутный рассвет
поднимался над Нилом: желтовато-зелёный
больной изумруд дрожал
в ореоле ревущих быков,
исходил ознобом... здесь нет крокодилов,
здесь никого нет, любимая, кто бы мог укусить.
пойдём со мной.
© Дмитрий Близнюк, 2014–2017.
© 45-я параллель, 2017.