* * *
…Вот зеркальце сарматское. Твоё.
Червлёное, золотое,
Округлое, изящное литьё,
Чудеснейшее, донское…
* * *
Ни бессмертия, ни славы –
Ожидание, камедь…
Лёха вышел из подвала,
Снайпер выстрелил в ответ…
В чём победа, я не знаю.
Я от службы откосил…
У кого из нас, родная,
Никаких душевных сил?
* * *
Эти горы тебя изменили –
Твои мысли, причуды, поступки.
Не впервые, мой друг, не впервые.
Итого – бесполезно-подспудна
Обострённая краткая память.
«Эндери, Гергебиль, Серноводский…»
Корефан, извини, что упрямый –
Узнавать предлагаю наброски,
Из которых две трети – раскопки,
А последняя – видеокадры,
Офигенные чёрствые фотки…
Если честно, нисколько не храбрый.
Да, да, да. Ну а ты? Я серьёзно.
Изменили тебя, изменили
Гудермес, Новогрозненский, Грозный
(«попадалово»…«вешалка»… «вилы»…)
* * *
Сто лет безжалостных набегов,
Сто лет карательных походов.
Как будто – кроме быстрых предков –
Ни лжи, ни дома, ни свободы.
Цветенье, САУшки, аулы.
Одни и те же переводы.
Горянки так же тёмноскулы.
Пехота пыльная возводит
Блокпост. Подсолнечное небо
Везде – на чёрном перевале,
Руках коричневых и где-то
Ещё… Да нет, не прочитали
Толстого, Лермонтова, Потто…
Вернёмся вряд ли из последних
Бросков, лоснящихся от пота,
Разгромных лиственничных рейдов.
* * *
Хоть две строчки, хоть три, хоть четыре.
Никакого спасения нет.
Чахохбили? Давай чахохбили.
Неужели «прошествие лет»
Обязательно, чтобы увидеть?
Почему, дорогой? Потому
Надо будет поехать в Зугдиди,
Очамчиру, Цхинвал… На войну?
Вон туда – на распитие чачи.
Генацвале, кацо, азнаур,
Передай мне, пожалуйста, кстати,
Осетинский пирог… Чапаул* –
Вообще не про нас. И не нужно
Разделение вечной судьбы.
Оказалось, мы все – неуклюжи,
Распрекрасны, бессмертны, глупы.
---
*Чапаул (тюрк.) – грабёж.
* * *
Ватка с кровью. Мне взяли из пальца.
На сегодня – единственный подвиг.
Понимаю: не надо бояться.
Тем не менее, тело подводит –
Непременно лицо побледнеет,
Пятерня затвердеет внезапно…
По-иному совсем не умею.
А из вены – осталось на завтра…
В медсанбате зато високосней:
Окровавленных тряпок – навалом…
Ерунда для того, кто не в Грозном,
Для того, кто отделался малым.
* * *
За жестокость – с живых сдирают кожу.
Платят жестокостью, то бишь.
Зима хрустит над нижней Волгой,
Над нижним Яиком.
Междуречье пройти – себе дороже,
Носишь крест, или не носишь.
Свихнуться проще, если только
От волчьего рыка,
От верблюжьего рёва ранним утром.
Вечером – если отстанешь,
Качнёшься мельком, сбросишь сердце,
Узнав непогоду…
Междуречье обозначают юрты –
Киргиз-кайсацкие станы.
Зима хрустит. Её наследство –
Казачьи подводы…
А жестокость – ну, что же, злой обычай.
Самое верное средство
Добыть горячей жирной крови
Для пущей отваги.
А ещё – одинокий шелест птичий,
Вящее страшное бегство –
Прохладный взмах, свинец тяжёлый –
В башку бедолаги.
* * *
Бог ты мой… Ну, Боже мой… Ну, что ты?
Дорогая, поцелуй меня.
Видишь, я приехал. Чумоходы,
Кипарисы, универ – фигня…
…Ладно. Не фигня. Другое дело.
«Степь да степь», ж/д вокзал, Ростов…
Звёздочка, уралочка, «Омела»,
Я вернулся. Не грусти, любовь.
* * *
Пиши, Морриконе, пиши
Музыку для полного счастья.
Сегодня с утра – ни души.
Отлично. Куда уж пристрастней…
Пиши, Морриконе, пиши.
А что там ещё остается –
На фоне последних вершин,
Напротив заветного солнца?
* * *
Сердце декабря,
Льдистая заря,
Слабая луна,
Синяя сурьма,
Тонкое стекло
Лёгкого окна…
Только и всего,
Если – дополна…
Ветер высоты,
Вольные снега,
Хрупкие сады,
Синяя слюда,
Зимняя лоза,
Плавные меха,
Карие глаза,
Тёплая рука.
* * *
Пред лицом святых угодников,
Перед праведным судьёй
Ничего не будет новенького.
Успокойся, ё-моё.
Ты же знаешь всё заранее –
Сколько спрашивал себя…
Недовольство, наказание,
Умиленье, похвальба?
Ничего тому подобного.
Успокойся, паникёр.
Абсолютно не итоговый,
Распростейший разговор…
Только уж потом, на выходе,
Убедишься – почему,
Что тебе на долю выпало.
Прогундосишь: «Ну и ну».
* * *
Креветки, мидии… Палермо!
Сквозное Средиземноморье.
Идёт красивенькая шельма –
Курчавая Элеонора…
Повсюду – солнечные блики:
На куполах пурпурно-алых,
На влажных листьях базилика,
Среди расставленных бокалов
На эвкалиптовом подносе,
В тарелочке – среди оливок…
Моллюски на прилавках возле
Обветренных, неторопливых
Движений рук сицилианских.
Над ними – бежевые чайки…
Так быстро исчезают ранки –
Царапины и опечатки.
* * *
Серж эмигрировать мечтал,
Но вдруг менту по фейсу дал,
И сдал дела прокуратуре.
Боб умер, скурвился Вадим…
Борис Рыжий
Виталя умотал в Салду,
Вано поехал по контракту,
Митяй допился до инфаркта.
Наверное, сейчас в аду –
Провинция, война, медпункт.
Себе признаться: «Дурачина»
Хватает сил. «Made in China»
Затем проносится в мозгу.
В кинотеатре – чепуха.
Работа, сука, напрягает.
И только дочка вертухая
На самом деле дорога.
Искусство, прочее «the best»,
Что атипично для эпохи,
Осталось… Мы не так уж плохи.
Короче, никаких волшебств.
* * *
«В целой Африке нету грозней сомали…»
Повтори в декабре, поутру,
Во дворе, на Урале. Себя обмани,
Отмени вековую игру.
Наплевать на историю, опыт, судьбу.
Воплотились они у других.
У тебя – только Африка, рейд мангбету,
Белый Нил (произвол радуги).
* * *
Стикс протекает в центре города,
Развоплощается частями,
Четырнадцатию мостами.
На три-четыре водопровода –
В конце концов… Мы все – безмолвствуем,
Пересекаем ежедневно.
Произрастают наша молодость
И наша старость параллельно.
Из ряда прочь – не получается…
Вариативен, неизменен,
Стикс постоянно продолжается.
Вне переправ, по крайней мере.