Чудо от Марии Фёдоровны Берггольц

Мы познакомились в 1972 году, когда я вернулся из армии.

Время было для меня одинокое и пустое: Ленинградский инженерно-строительный институт (ЛИСИ, второй курс) я оставил сознательно и навсегда, за время моего отсутствия сокурсники мои ушли вперёд, дворовая команда тоже повзрослела и частью распалась. Нужно было как-то заново строить жизнь.

К этому времени у меня уже окрепло страстное желание заняться литературой и театром, но я не знал, с чего начать. Хотя из армии и привёз черновики своей первой в жизни пьесы, которую задумал ещё «на воле». И, кроме того, переживал шок от увиденного в армии, где у меня произошло первое настоящее столкновение с реальностью. А любимый город, снившийся в казарме едва не каждую ночь, оказался после возвращения словно выпотрошенным: без поэзии и любви 

Без специальности пришлось устроиться на работу в Ленинградский научно-исследовательский институт радиационной гигиены, который своим внешним видом и названием «ЛенНИИРГ» чем-то напоминал «НИИЧАВО» из сказочной повести «для младших научных сотрудников» братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу» – по штатному расписанию техником-дозиметристом, а на деле электриком и разнорабочим. Но зато это было, как позже выяснилось, рядом с домом МФ – именно так её иногда для краткости называли её друзья и знакомые

Именно тогда через длиннющую череду знакомств в компании, сложившейся вокруг Ленинградского театра-студии «Суббота», мы с МФ и познакомились. И она, как было сказано в фильме «Ирония судьбы, или С лёгким паром», меня «подобрала и обогрела».

Первое знакомство с миром театральной элиты – тогда МФ работала ассистентом режиссера в театре им. Комиссаржевской – оказалось более чем странным: у МФ были две комнаты в коммуналке, одна из них для приёма гостей, а другая – заваленная едва не под потолок книгами, газетами и рукописями. И протоптанный через неё проход к окну – в этой комнате жил симпатичнейший, добрейший и тишайший Владимир Дмитриевич Янчин, муж МФ – он вел театральный кружок на одном из ленинградских предприятий – не на Мясокомбинате ли? – и его знали в театрах все билетёры: поздоровавшись с ними, он мог, казалось, пройти на любой спектакль (и ведь в самом деле проходил!), да ещё и меня с собой проводил.

Кроме того, он ежедневно покупал по два экземпляра каждой из городских газет: одна шла в его театральный архив целиком, другая разрезалась на фрагменты культурной жизни города, а те уже наклеивались в тетрадку. И так изо дня в день, из года в год. На крохотную зарплату!

Ко времени нашего с МФ знакомства в театре у неё возникли серьёзные проблемы, так как она вступилась за группу молодых актёров, недавних выпускников Театрального института, у которых разгорелся серьёзный конфликт с руководством. Этих ребят МФ отстояла, но из театра ей пришлось уйти – начальство МФ никогда не любило – за нрав.

Вот в такую настоящую театральную семью меня и занесла жизнь. Чуть позже мы подружились и со старшим сыном МФ Мишей Лебединским, который жил в Москве, а после возвращения из армии её младшего сына Феди – и с ним.

Что я увидел ещё, впервые оказавшись в доме МФ? В комнате МФ на столе и на окружающих предметах лежали клочки бумаги с бесчисленными записями и идеями. Такие же записи часто валялись и на полу. В этой комнате принимались многочисленные гости дома и давались бесподобные обеды – МФ прекрасно готовила и выставляла на стол заглянувшему «на огонёк» гостю всё, что было в холодильнике, мало заботясь о завтрашнем дне.

В ЛенНИИРГе же я ковырял что-то нехитрое по электрике, вывозил на свалку мусор, завозил продукты для подопытных животных, словом, был «на подхвате». Времена эти (70-е годы) были для страны «тёмными» и «мутными». И противными. К примеру, однажды меня вызвали в парткабинет на какой-то «зачёт», а может быть, переаттестацию. Почему-то я, фактически разнорабочий, должен был «им» назвать всех членов Политбюро КПСС поименно?! И «зачёт» этот я, разумеется, провалил. Но из института меня не выперли – разнорабочие «им» всё-таки были нужны! Потому что члены КПСС, хоть и знавшие поимённо всех членов Политбюро, с мусором возиться всё-таки не любили. Проигнорировал я и предложение о вступлении в члены КПСС (предлагали, предлагали, причём, даже дважды). Из-за чего меня как-то атаковали сразу два научных сотрудника ЛенНИИРГа: «из-за того, что ты, сволочь такая, не хочешь вступать в партию, туда не можем вступить и мы!». И тут же выяснилось, что по разнарядке райкома на одного вновь вступившего в партийные ряды рабочего можно было принять сразу двух ИТР-ов! Что было совершенно необходимо для их, ИТР-ного, карьерного (да, в общем, и научного) роста. Ребят этих было, конечно, жаль – хорошие, к слову сказать, были ребята, – но даже ради них вступать в славные ряды мне всё равно «не вступалось».

А в доме у МФ на Кронверской улице, куда я частенько сбегал во время обеденного перерыва, всей этой «темноты» и «мути» не было ни капли – наоборот, было светло и празднично, царил духовный пир: были разговоры о литературе (была, конечно, и сама эта литература, в беспорядочном изобилии разбросанная по двум комнатам МФ), о театре, о кино, да и вообще об искусстве и нормальной человеческой жизни!

Дом МФ охранялся: внизу парадной лестницы стоял солдат, кажется, каждый раз новый, которому каждый раз заново приходилось объяснять, что вы идёте в квартиру Берггольц. Пост был назначен потому, что на третьем этаже, как раз над коммуналкой МФ, жил командующий Ленинградским военным округом. И однажды, торопясь на работу после обеденного перерыва, я с шумом выскочил из двери МФ на лестницу. И увидел перед собой спины двух, начавших едва не бегом спускаться при моём появлении людей: одна из спин оказалась спиной Григория Васильевича Романова – Первого секретаря обкома КПСС и полноправного хозяина города, другая, судя по всему, спиной командующего Ленинградским военным округом. Но для меня, как ни странно, попытка этого «покушения» на высокопоставленные спины обошлась без последствий.

Наше многолетнее сотрудничество с МФ началось с того, что я прочитал ей несколько своих городских сказок, не придавая им в то время особого значения. Но мудрая МФ заметила: «сейчас ты их не ценишь, но когда-нибудь ты к ним обязательно вернёшься!». Она была проницательна, и через тридцать лет, в тяжёлую минуту «неписания», к этим сказкам я и в самом деле вернулся: отредактировал, дописал, сложил в сборник и издал под названием «Очень. Петербургские сказки». Но тогда, в первые месяцы знакомства с МФ, я увлекался фантастикой и мне было не до «каких-то там сказок».

А позже МФ втянула меня в «авантюру» – предложила совместно написать либретто оперетты по пьесе Алексея Толстого «Любовь – книга золотая». Я с радостью принял это предложение, но уже через несколько дней пожалел. Те, кто знали характер МФ, могут себе представить, в какой ад я попал! Ежедневные бесконечные споры, даже сражения по поводу каждой строчки и едва не каждой буквы текста, мои уходы «навсегда» из этого дома и следующие за этим телефонные звонки мне домой:

– Ну, ты на меня не обижайся!

И я не обижался. И мы продолжали едва не ежедневно встречаться и бороться друг с другом в работе над либретто.

Жила и работала МФ НЕИСТОВО – другого слова тут не подобрать. Но, поскольку была постоянно чем-нибудь до чрезвычайности увлечена, то отличалась страшной нетерпеливостью: по её мнению, всё должно было делаться мгновенно и «ещё вчера»!

Где-то в это же самое время МФ дала мне почитать на одну ночь «Собачье сердце» Михаила Булгакова, изданное на русском языке в Париже, за что я ей до сих пор чрезвычайно благодарен. И «1984» Джорджа Оруэлла достался мне, кажется, тоже от неё. А однажды МФ взяла меня с собой на просмотр одного из лучших фильмов, которые я когда-либо видел в своей жизни – это был «Жил певчий дрозд» Отара Иоселиани, который произвел на меня тогда (да и позже, когда я не только многократно его пересматривал, но и писал по нему во ВГИКе курсовую работу) сильнейшее впечатление. Просмотр состоялся в Малом зале Ленинградского Дома актёра, где позже мы занимались в Драматургической мастерской И. М. Дворецкого – всё опять оказалось связано в единую цепь знакомств и событий!

В это же время произошёл и мой единственный телефонный разговор с её великой сестрой Ольгой Фёдоровной. Впрочем, МФ ведь была не менее талантлива, чем её знаменитая сестра, но разбрасывалась и была по-актёрски, если так можно выразиться, «безалаберна». И даже на кладбище, много-много лет позже, когда её уже не стало, случилась какая-то путаница с датами её смерти в книге записей: не то 3, не то 4 августа. Впрочем, другого с ней и быть не могло!

Музыку к нашей оперетте согласился написать Дмитрий Толстой, сын классика и в те времена профессор Ленинградской Консерватории. Впрочем, МФ, как позже выяснилось, знал не только он, её ЗНАЛИ ВСЕ или почти все: Анна Ахматова, Михаил Светлов, Аркадий Райкин, Александр Фадеев, Александр Твардовский и многие-многие другие… Знали в театрах и на киностудиях. Хорошо знали и помнили её и в Центральном доме литераторов (ЦДЛ) в Москве. И, тем не менее, несмотря на связи МФ, из оперетты нашей как-то ничего не получилось в смысле постановки. Но мы с МФ продолжали дружить. Иногда забегали по её приглашению в кафе «Ландыш» неподалёку от дома на Кронверкской и «пропускали» по рюмке коньяка. А её друзья давали мне уроки литературы. Как это случилось, например, с Валентином Рушкисом – журналистом из Прибалтики, преподавшим мне первый настоящий литературный урок в весеннем тёмном и холодном сквере возле метро «Петроградская».

Вокруг МФ как-то сам собой сложился кружок молодых людей. И частенько бывало так, что приходили они в гости не к её младшему сыну Феде (он был актёр), а именно к ней! И нам, молодым своим друзьям, однажды прочитала МФ либретто балета «Женитьба» по Н. В. Гоголю, и этот балет позже мы увидели в Ленинградском Малом оперном театре (МАЛИГОТе). Читала она нам и другие либретто балетов – в частности, по произведениям своей великой сестры. А я продолжал приносить ей свои первые неумелые работы…

И через пару лет произошло событие, на долгие годы определившие мою судьбу: как-то однажды МФ мне сказала: «Андрюша, я больше не могу тебя учить. Погоди». – И с этими словами вышла в коридор коммуналки – к коммунальному же телефону. Чтобы через пару минут вернуться в комнату с запиской. Она протянула её мне и сказала: – «Вот, это будет твой учитель». Я взял в руки клочок бумаги и прочитал:

Вот так, именно с подачи МФ, я познакомился с писателем-фантастом Б. Н. Стругацким, и он пригласил меня на свой замечательный семинар фантастики при Ленинградском отделении Союза писателей СССР.

Да и мою учёбу на сценарном отделении Сценарно-киноведческого факультета во ВГИКе инициировала тоже МФ. И случилось это так: как-то в Ленинград приехал профессор ВГИКа И.В. Вайсфельд, и МФ познакомила нас с ним в гостинице, где он ненадолго остановился. И мне показалось, что и И.В. Вайсфельд, и многие другие «именитые» мужчины, которых я увидел позже, в своё время были МФ (они назвали её «Муся») немало увлечены! Но в тот год с поступлением к Вайсфельду у меня не заладилось – как позже выяснилось, из-за плохого почерка: преподаватели не смогли прочитать мои вступительные работы – этюд и рецензию. Но через два года во ВГИК я всё-таки поступил. Правда, уже на курс Н.В. Крючечникова и А.Г. Бизяка, а с И.В. Вайсфельдом мы раскланивались в коридорах легендарного и всемирно известного института.

А с МФ и с её сыновьями мы продолжали дружить. Хотя с МФ совместной работы уже не затевали – это было как минимум опасно. Но почти все свои первые пьесы и сценарии я продолжал показывать именно ей.

Много было у нас общего: и посещения театров, и поездки в Москву, и горькие похороны Ольги Берггольц, и тайные письма, которые я возил от МФ в Москву в семью Чуковских (их содержания я так и не узнал). И тяжёлые дни в больницах: тяжёлые и дня неё, и для её мужа В.Д. Янчина. И перевозка документов из квартиры её знаменитой сестры с набережной Чёрной речки к МФ на Кронверкскую. И последствия ограбления МФ на улице (напавшего на неё она, по её словам, позже узнала в районном отделении милиции – он прошёл мимо неё в милицейской форме). И исчезнувшее из опломбированной квартиры О. Ф. Берггольц письмо к ней Горького – мы вместе с МФ его искали и не нашли. И много было чего ещё – огромный кусок жизни друг возле друга!

Но большой части другой, «актёрской», её жизни я не знал, хотя и слышал, что на сцену она вывела многих молодых актёров. Её жизнь в качестве актрисы по-настоящему состоялась уже в преклонном возрасте, когда МФ начали приглашать на съёмки в кино.

Именно МФ научила меня настоящей – как и она сама – любви к искусству. Хотя этому, скорее всего, научить нельзя – это то, что незримо передаётся от одного человека к другому, «от сердца к сердцу» (по выражению её великой сестры) через атмосферу дома, деликатные замечания или просто молчание после знакомства с неудачной работой и нескрываемую радость от работы удачной, через круг друзей и знакомых – просто через жизнь: друг рядом с другом. Жизнь вместе! Ведь многие друзья и родственники МФ со временем стали моими друзьями, и мы дружим до сих пор.

По прошествии времени в отношении МФ я сделал несколько категорических (как и она сама) выводов:

– подобные ей люди рождаются чрезвычайно редко, это некое космическое явление, вроде Северного сияния или пролёта кометы мимо нашей грешной Земли;

– они, эти люди, являются носителями некой сокровенной тайны вроде тайны Смысла Жизни, если, конечно, этот Смысл есть вообще, а если он есть – то он именно в них;

– они умеют точно и, видимо, навсегда определить человеку его место в Жизни; воздействие их на окружающих чрезвычайно, фатально и носит необратимый характер;

– именно они и двигают вперёд Всемирную Историю.

Андрей Зинчук,

драматург и прозаик