Арсений Анненков

Арсений Анненков

Четвёртое измерение № 32 (236) от 11 ноября 2012 года

Выйдешь в космос весны из дома…

 

* * *

 

Выйдешь в космос весны из дома,

Сразу – сладкий удар под сердце,

На душе сразу праздник знакомый –

Смесь ванильного сахара с перцем.

Дядя Коля, с зимы ещё пьяный,

Церкви, мусор и небо как будто, –

Всё, что свято, и всё, что погано,

Говорит тебе: «Доброе утро!».

 

Балтика

 

Небу сестра и земле подруга.

Туго натянуты струны сосен.

Как в полусне ты – не лето, не вьюга,

То ли весна у тебя на душе, то ли глубокая осень:

Тусклое солнце, серые воды,

Люди (на этой странице – петит)...

Сладкий, холодный твой ветер свободы

В нашу пустыню не долетит.

 

Москва

 

Лето.

       Ветер пыльной тряпкой

Сушит Чистые пруды,

Солнце щиплет иномарки

За роскошные зады.

По-ефрейторски сурова,

Как дитя, всегда права,

Вдохновенно бестолкова,

Дремлет бабушка Москва.

 

Мусор на крыше

 

Мусор на крыше лежалый, покрытый пылью.

Всё оттого, что людей тут случается мало, а небу

Мусор неинтересен. Так же, как люди. Но здесь

В небе уже человек. И, в прозрачной тиши растворяясь,

Слышу я странные мысли о том, что земли не бывает.

Есть, дескать, высшее небо и небо пониже,

Низкое небо совсем, а земли не бывает…

Вежливо сдвинув консервную банку, смущённый,

Синей звездой проплываю сквозь тьму чердака.

 

* * *

 

Друг мой – служащий Империи,

В пиджачонке победитовом…

В человечьей бухгалтерии

Он заведует кредитами.

Он счета с моей фамилией

По всем папкам ищет-мается,

А найдёт, так цифры синие

В книгу пишет. Улыбается.

 

Первый снег

 

Первый снег подобрался к рекам,

В медсестёр нарядил деревья

(Принаряженные калеки

Без листвы загрустили вдвойне).

Безнадежная радость доверья

К неизбежной зиме.

Ровный холод щекочет веки.

 

Первый снег, аккуратный такой,

Обнуляя цвета и пространства,

К нам идёт не на службу – домой,

Вешать бирки на детские сны,

Всех возвысить до общей прямой

Окончательного постоянства,

Уберечь от весны.

 

Бесланское кладбище

 

В окружении новеньких чистеньких детских могил

Удивляться научишься только Божьему долготерпенью.

Не волнуют ни шёпот, ни вой, ни ораторский пыл,

Ни сопенье, ни пенье.

 

Стоя здесь, посреди весеннего листопада,

Понимаешь, что вместе со всеми пришел к меже.

Беспокоиться и грустить не надо,

Ни к чему уже.

 

* * *

 

Я не один и я не одет.

Первый свидетель – солнечный свет –

Смотрит в салатник и наполняет стакан.

– Участь твоя, – говорит, – надёжнее, чем капкан,

Хочешь – молитвы пой, а хочешь – танцуй канкан.

Я опоздал, – говорит, – если цветы в венках,

Если твоя судьба ходит на каблуках,

Если в распахнутой двери – погашенная свеча,

Если движенье плеча –

Как поворот ключа…

Так пропади в западне,

Разбейся о сотни глаз,

Первым дождём пролейся,

Сгустками падай в таз...

Сворачивать поздно.

Останешься жив, сынок,

Будешь как я –

Нужен, пока одинок.

 

Мечта

 

Что может быть обычнее мечты?

Куда ни глянь – плоды её усилий.

Ты сам – мечта, причуда красоты.

Придумали и не спросили.

 

Твоё неповторимое лицо –

Лишь верность изначальному решенью.

Покорный, покоришь в конце концов

И царство света, и пространство тени.

 

Бог виден только в зеркало. Оно

Тебе покажет прямо, без смущенья,

Кого ты хочешь знать давным-давно,

Кто автор твоего изобретенья.

 

* * *

 

Проводить ещё раз облака

От крестов до слепящего круга,

Не заметить, куда, с каблука

Вдруг вспорхнув, улетела супруга...

Потеряв невесомую нить,

Поклониться бетонному своду

Чтобы снова в метро пережить

Неподдельную близость к народу.