* * *
В храме, мечети и пагоде
Каждый не так одинок,
Как у таинственной заводи
На перепутье дорог.
Одинокий в городской квартире,
запертый, свои считает стены,
пересчитывает, их четыре.
За одной поёт баритональный тенор:
Раз два три и раз два три и снова раз и два,
начинается сезон шуток, баловства.
Раз два три и раз два три и снова раз и два
мы играем, мы поём – всё нам трын-трава!
Одинокий в городском конвейере –
пешеходы топчут тротуары –
каждому отпущено по вере,
а красивым бонус – злые чары.
И тогда ожиданные заводи
открываются на перепутье,
каждому даются заповеди,
каждому по васильку и руте.
Одинокий путник на распутье,
у тебя дорога без дорог,
обойди сторонкой, милый путник,
заводи мечетей, синагог,
храмов, пагод и других молелен,
тех, где жажду утоляют многие,
путник, обойди их очень медленно,
вдумчиво, внимательно и строго.
Скоро-скоро растворятся тени,
расцветут озёра и леса,
и опять баритональный тенор
песенку закинет в небеса:
Раз два три и раз два три и снова раз и два,
начинается сезон шуток, баловства.
Раз два три и раз два три и снова раз и два
мы играем, мы поём – всё нам трын-трава!
* * *
Как будто влажный капюшон
Откинул горизонт на землю…
Мир изумлённо освежён,
И я восторг его приемлю.
Не говорит со мной природа
слезами рос и звоном пчёл,
во мне нашла она урода,
а я сестры в ней не нашёл.
Я не нашёл в ней побратима
и даже дальнюю родню.
Вот пролетела птица мимо,
я слёз по ней не оброню.
Мне одуванчик о поэте
напомнил, Мите*, кто писал:
ты жёлтым был, и вот ты стал
седым, и нет тебя на свете.
Мне только пики мрачных скал
близки, как души нелюдимых
поэтов, судьбами гонимых
в безлюдья сумрачный оскал…
_____
*Одуванчик, ты уж сед,
а вчера ещё был жёлтый,
так зачем на этот свет
так ненадолго пришёл ты?
Дмитрий Авалиани (1938 – 2003)
* * *
время сквозь пальцы,
а слёзы – из глаз
Что толку унывать
и слёзы лить ручьями,
с надеждою смотреть
на запертую дверь,
давай смотреть трезвей
на то, что будет с нами,
а будет с нами то,
что с нами есть теперь.
А что мы есть теперь?
Мы утлые матрёшки,
и в нашей пустоте
живёт лишь пустота,
прикроют ли её
слова или серёжки,
убережёт ли страх,
поможет ли экстаз?
Пусть мужество придёт
и скажет нам сурово,
что платою красны
красивые слова,
и что ответим мы
за дело и за слово,
а где лежит асфальт,
там не растёт трава.
Не райские сады,
не адские кострища,
хоть не заслужено,
но всё равно
за всё, что мы прошли,
нас ждёт с тобой, дружище,
кавказский щедрый стол
и доброе вино.
* * *
Увидел радугу над Волгой,
И обомлел от красоты
Природы, ставшей богомолкой,
Чьи мысли девственно-чисты…
Не ею ли благословится
Земли святая ипостась?
Мой друг живёт в плену своих картинок:
одна религия из дюжины других
была в него заложена тревожной
незащищенной юностью, когда
всех нас крушили примитивной догмой
и многих сокрушили, он же выплыл
на утлом корабле отцовской веры
в безбрежный океан, где только волны,
где только ветер, рвущий паруса.
Вселенная лежала перед ним
непостижимая, вручённая ему лишь,
но он ей дал готовые названья,
он населил её творениями предков
и смыслами, и образами, он им
поверил и в себе запечатлел их.
Другие смыслы он в себя не принял
и полюбить их он уже не смог. И так же
другие поступили, и расколот
был мир на много смыслов и названий,
и каждый оголтело утверждал
свои картины и свои названья. А мир
по-прежнему лежал непостижимый,
единственный, вручённый лишь ему
и ждущий имени, которого не знает
ещё никто. Но друг мой не пытался
назвать его, своим он верил предкам,
их смыслами богат. Феноменальный
замкнулся круг: и ангелы, и речка,
и радуга, и тучка – всё забито
в коробочку готовых соответствий,
ожиданных значений и эмоций. Осторожно
стучусь я в дверцу: Валентин, ты здесь?
* * *
Зрелая дева в кресле плетёном сидела,
Глядя на тёмного неба заплаты. Чреваты
Были зигзаги ветвистые молний. Раскаты
Издалека приближались к балкону. Несмело
Падали редкие капли в траву. Неумело
Ветер с ветвями заигрывал клёнов. Негромко
Голос мужчины в доме звучал. Шелестела
Штора. Жужжал мотоцикл. Темнеющей кромкой
Туча закрыла полнеба. Дева вздохнула. Улыбка
Вдруг оживила лицо её. Встала и, штору раздвинув,
«Страшно, – сказала. – Кажется, будет гроза».
© Аркадий Ровнер, 2016.
© 45-я параллель, 2016.