* * *
Живы! Косточки хрустят
На зубах весёлой осени.
У сестричек так гостят,
Ежели подружки бросили.
Чуткий слух наморосил
Песню – почерней вороньей.
Меж берёзок и осин
Красные гуляют кони.
В ночь – морозец молодой
Да луна во сто коратиков.
Под луной и под булдой
Помню немолочных братиков.
1969
* * *
А слово где – копчёный шмель
В кровавый праздник бузины?
И ель (полёта сверху мель),
И мель (трава) припасены.
А слово где – привратник рук,
Поникших в немощи к земле?
Есть звук безмолвья. Гуще звук
Немого странствия во мгле…
Я шёл проказой разных троп
И разных чучел дням одел.
Подснежник прятался в сугроб
И цвёл репей, в уродстве смел.
И было меньше, чтоб смолчать,
Сил колченогого житья.
И бился день, как беглый тать,
В коврах июньского шитья.
Когда ж ночи скрипучий струг
Приплыл, весло от глаз тая,
Слепой звезды зеркальный звук
Украсил призрак бытия.
1971
* * *
Угадав закат, как вишнёвый обморок,
Капнул гарью в чистую лазурь.
Лебединой песни – по боку от облака,
Волчьим ласкам – честную слезу.
Не того, кто кроны душной темью скручивал,
Не другого, над туманным бормотавшим молоком.
Из ручного бреда – прямословьем лучшего –
Крыли косоглазым матерком…
А на свете розовом, изумрудном, палевом
До небес семь вёрст и день не спет.
Под бездомным облаком ласточкам эмалевым
Много лет и синий сумрак вслед.
1969
* * *
Смутьянское кино – глазок брусничный,
Клён звездолистый, песня на ветру.
Вороны дохнут, сойки мамок кличут,
Прочистив клювы – если поутру.
Как дух в лохмотьях, утро нараспашку.
К разлукам страсть покрепче первача.
Плевался хвоей, плакал на ромашку,
Но слово, будто крест, таил у тёплого плеча.
И хаживал по горьким тропам Каин.
С багряных крон бросалась рысью жуть.
Смутьянское кино – могильный камень.
На камешке насиженном сижу.
* * *
Жгучей рябиной светились кусты.
В срок поспевала туманная брага.
Глины жирели, слагая пласты
Рваным обрывом оврага.
Сеть журавлиная путала высь,
Кроны горели последним пожаром.
Тучи, как чёрные струги, неслись
С ливней варяжским товаром…
Будет кривая жизнь хороша
Чёрной берлогой, коричневым срубом.
И не очнётся больше душа
В небе, отныне нелюбом.
В люльке еловой колко уснуть.
Страшно проснётся пропащая осень –
Хищной зарницей ночь полоснув, –
Песней, разбившейся оземь.
1975
* * *
Летали пальмами Италий
И жжёным сахаром Сахар.
А самый дальний – славный малый! –
Всё синим Севером порхал.
Хромым словцом туманы крыли,
Смешком – в погоду перелёт.
И не сводила песня крылья
Над средне-русским ковылём.
Но строил слух напевчик давний –
Сорвать винты, забыть рули
И сладко кануть чёрным камнем
В сухую перепись земли.
1972
* * *
Моих берёз, твоих рябин
Октябрь в гербарий нарябил.
И лучик тычется последний
В тоской тиснёный переплёт,
Последыш, первенец, посредник
Твоих причуд, моих невзгод.
Судачат рваные грачи
По золотому Часослову.
Мы снова песню промолчим
Как ласку вытерпевши слово.
И за тиснёный переплёт,
Как листья, спрячем наши души
От пережитой наперёд
Обетованной зимней стужи.
1972
* * *
Терзает, как мазок холсты,
Скворчиный щебет рань.
Свои расставила посты
Сирень, куда ни глянь.
Куда ни ставь оживший шаг,
Асфальт расплавит след
Учёных клякс и тех бумаг,
Которым жить не след…
Но что там слов холёный бег
От почестей и порч,
Когда ищу который век,
Как цвет в слепую ночь –
В каком там золотом окне
Твоя святая тень
Жжёт, как на медленном огне,
Мой безысходный день.
1972
* * *
Моленья утомлённая волна…
У сладкой льдины длинные олени
Распустят шерсть и станут на колени…
Моленья утомлённая волна…
Прозрачен воск заснеженного сна.
Как богомазы, сумрачные маги
Разводят полдень бледный на бумаге.
Моленья утомлённая волна…
И как душа, что истиной больна
В тоски и страсти пристальном слиянье –
Под безутешным северным сияньем
Моленья утомлённая волна…
1968
* * *
Дышит сруб медвежьим жаром,
Холкой тычется в зарю.
По морозцу шаг поджарый –
Что зубок по сухарю.
Ранний снег стыдлив как дева.
На красу и луч ослеп.
Справа – пруд застывший, слева –
Воронья сосновый склеп.
Зверя тропкой по-над речкой
Добрый молодец бредёт.
Ни калитки, ни крылечка, –
Где его зазноба ждёт.
Чёрный палец стрелку гладит,
Да не знает тетива,
Где с зарёй острожной ладят
Сентября тетерева.
1971
* * *
Берестой, берестой,
Чтобы не растеряться с верстой,
Пометь меня, шельму,
Как пастушьим рожком рассвет.
В ковыль разбежавшихся воль,
Мимо дорог, закусивших уздечкой след,
Мимо болотом стошнивших мест –
Ухожу, последнюю ласточку – боль –
Из рук не выпуская, как крест.
1969
* * *
По Тоболу лебедем вечерел в Иртыш,
Волнами-волчатами клюв кровавый нежа.
Берегом обкусанным нарывал камыш.
Берегом обтёсанным мылил сосны леший.
Узелком кровавым связать невмочь
Рукава бобровые, крючки да блёсны.
Комариным бисером густела ночь,
Как смешки в затрещины, в двойные звёзды.
И рыбачил до утра, до рассветных птах
Ветерок заплечный на мормышку слуха.
Берегом оборванным до пят рубах
Напряли туманы из лебяжьих пухов.
1979
* * *
Двужильный день перехитрить
И ночь бездомную прищучить
Златосеребряной луной…
Так пелось брошенной весной
На тот неосторожный случай,
Что жить да жить…
1969
* * *
Журавель играл в колодец –
Заигрался, не взлетел.
Лебеды лихой народец
В воду тёмную смотрел.
А колодезна водица
Холодна да глубока.
Если вёдро, мастерица
Кликать в гости облака.
Вот они собрались стадом,
Пошептались на ушко,
Накормили просом-градом
Крыш безгласых петушков.
1975
* * *
Как маем, умывая личико
Из светозарной чаши дня,
Сиренью серебристой пичкали
Тварь-однодневочку, меня.
А в вечер затащивши в сторону
От рукомойного ручья,
Разбойные ночные вороны
Клевали очи, гогоча.
И я лежал, раскинув рученьки.
И таял лес сквозной листвой –
Единственный дружок – сомученник
За мой взаправдашний покой.
1969
* * *
Ознобом раннего озона
Стреножен трепетный простор.
Для песни – выдоха, для звона –
Не хватит троп до лисьих нор.
Бормочет росная приправа
К сирени майской первачу,
Что съели слухи про Купаву –
За каждый след – по калачу…
Пока никто ещё не спятил
Цветочком выстрелившей ржи,
День не про вас, смышлёный дятел,
Корой сосновой шебуршит.
И не тебе, учёный кречет,
С плеча, точёного как ель,
В осоках сны слагает – лечит
Безродный выплаканный Лель.
1969
* * *
Два отщепенца и рожок
Сверчком раздавленным… Послушай,
Стяни потуже узелок
Души и спрячь в суме пастушьей.
Собрав зерна в пыли дорог,
Закатной выпечки откушай.
Покуда выцветший денёк
Не захлебнётся тьмою-стужей.
А я пойду за бугорок,
Там не в пример светлей и суше.
Там умирают со всех ног
Мои отпущенные души.
* * *
Глаз простуженной божьей коровки
На паучьем узоре дрожит.
Августовские тропы коротки –
Ходят за руки ночи-воровки
С конокрадами-днями дружить.
Чёрным бархатом гиблого лета
Весть хорошую шить погоди.
У меня ещё песней неспетой
Сумасшедшее сердце в груди.
1969
* * *
Грачами сколько не перчи, –
Прозрачны небеса.
Чернеет пахота, горчит
Смолой сосна в лесах.
Семейство юрких земляник
На скатерти полян.
Журчащий с севера родник
Вчерашним снегом пьян.
И, как весёлым бубном, май
Трезвонит комаром,
Что долго будет греться край
На солнце дармовом…
А у реки, где волны бьют
Прибрежных глин пласты,
Склонились – будто кони пьют –
Корявые кусты.
И краснокрылый мотылёк
Не ведает беды.
Его серебряный малёк
Во глубине воды.
1975
* * *
Свят, свят, свят… С головы до пят
В зелье ядовитом мухомора и опят
День коричневый вопят
Смуглые стволинки
У реки в суглинке.
Через паутину
Видно мох и тину,
Если глянуть вниз. А вверх
В облаках небес
Голубой лисицы мех
Видит мелкий хвойный бес.
1970
* * *
Вощёных чаек зуд белёсый
Над паюсной песчаной тишью.
Везёт кораблик остроносый
Водицы босоногий рикша.
Монеткой взора в даль кидаясь,
Жму волю в медленном весле.
Гнусавой песенкой китайца
Пою о брошенной весне.
1969
* * *
Эти вербы врут, наверно,
И не тот Христос воскрес.
Вьются лярвы, кружат стервы
На башку с пустых небес.
Речки жало голубое
Ядовито впилось в брег.
Я, бессмыслием спокоен,
Слышу века жуткий смех.
Скатерть трав в лохмотья смята,
Моросит листвою лес.
Это вербы виноваты,
Что не тот Христос воскрес.
1983
© Аркадий Агапкин, 1968–2014.
© 45-я параллель, 2014.