По двое
Присел на лавку дождь. И воробьи
Кружат, толкаясь, в поисках добычи.
Так люди в вечных поисках любви
шумны по-детски, трепетны по-птичьи.
Воркуют до утра и плохо спят,
и лавки обживают в парке тёмном.
И со звездой, осмелясь, говорят,
тайком приникнув к облачной гримёрной.
Тут всё как в жизни, но наоборот –
людей теряют спички и перчатки.
И дождь с вопросом ходит – не уйдёт:
кому весны из баночки початой?
Бери весну – и пей её, и пой!
Сердца не льдины – тают, тают, тают.
Влюблённые расходятся домой,
по двое с мокрых лавочек взлетая.
* * *
Эту дрожь весеннюю не унять – в тонких пальцах длинная вьется нить, за стежком рассвета – стежок огня – ты в глаза бедовые загляни: в них летит мелодия, чтоб упасть, чтобы на лугах заливных пастись. Ветер бередит, закипает страсть – буквы осыпаются со страниц.
Это будто яда принять чуть-чуть или заглянуть за отвесный край. Может, я мелодия и лечу? Может, это я среди трав без чувств? Только ты сильней прижимай к плечу, никому вовек меня не отдай.
* * *
Я тут стою пока не замела
зима моё сбегающее детство –
по тропке птичьей вниз и до угла,
до переулка с надписью «Советский».
Я тут стою уже который час,
звенят и возвращаются тревоги;
забытая мелодия для нас,
застиранное небо у дороги.
Одной рукой, почти что без рывка,
я отпускаю тех, кто были нами,
как ласково спускают с поводка
щенка в безлюдном месте за домами.
Куда я шла, и почему стою
на воздухе обветренном, наждачном?
На жёрдочке качаюсь, на краю,
считая звёзд рассыпанную сдачу.
Лихорадка
Волшебство не найдено пока,
как часы ни прибавляют ходу.
Ёлочных огней течёт река
сквозь туман и скверную погоду.
У бессонниц много разных лиц –
кто забыт, тот больше не разлюбит.
Небо пролистнёт случайных птиц
и к утру, как водится, забудет.
Тает в дымке нежности глоток.
Таем мы – кем не были и были.
Время тает – тот ещё песок –
вот уже по пояс в этом иле.
Приложу горячий лоб к окну,
лихорадку путая с любовью.
Вижу птиц – они идут ко дну,
в небе тонут медленно.
Не больно.
Ненастья
Какой сегодня день? Промокли ноги,
знобит в предсердье третье ноября.
Ждёт девушка Ненастья у дороги –
возможно принца, может быть тебя.
И сыплет снег задумчивый и мягкий,
рябит весь мир, как телек от помех.
И лают снегу тощие дворняги,
седые морды вскидывая вверх.
Как будто вспоминая день вчерашний:
обмылок солнца, на траве кота.
Истошно хают выпавший пустяшный
и, кажется, пришедший навсегда
беспечный снег. Там на границе света,
не разглядеть лица её в упор –
идёт Ненастья – девушка поэта
сквозь сердце тихой улицей во двор.
ку-ку
неосторожно с пригорка души
взглянешь на тонущий сад,
снег к горизонту по краю подшит
строчкой: вперёд и назад.
веет повсюду – разносится дым,
день догорает впотьмах.
выдохнешь, и огоньком голубым
слово дрожит на губах.
кличет кукушка со стенки «ку-ку»,
(странный советский предмет)
пыль разгоняет, взбивает тоску
вот уже тысячу лет.
кинешь «ку-ку» раздражённое ей,
будто ответный снежок.
бедная птичка, захлопнись скорей,
было – «ку-ку» – и прошло.
дай тишине просочиться как спирт,
чтобы внутри обожгло,
чтоб досмотреть, как на небе горит
времени тающий шов.
Оскомина
Летняя саднящая оскомина,
кислая малина на кусте,
ничего ты, сердце, не запомнило,
может быть, и незачем тебе?
Вспоминать, как радостью нечаянной
вспыхивал заката фитилёк.
Душной ночи терпкая испарина –
губ любимых плавящийся лёд.
У щеки колючей и соломенной
хохотала так, что боже мой!
Высушена, выжжена, просолена –
до смерти залюблена тобой…
Шарю по карманам — вот история! –
Прошлых лет запутанная нить.
Внутренней Монголии магнолия –
Расцветает, тает и саднит.
Нерастраченная нежность
Притаились тени в доме. Разговорчики в строю!
Я, как мышь, замолкла тоже – не готовлю, не пою –
Вижу, как бежит по венам, серебрится, будто ток,
Нерастраченная нежность
льётся в сердце и висок.
Жизнь моя из червоточин, многоточий прошлых драм.
Память важное уносит. Я скандалю – не отдам!
Мышка -золушка- старушка, я кем хочешь обернусь.
Заклинаю: оставайся! Крибле- крабле- крибле- бумс.
Посиди со мной у печки. Дома тихо, как в раю.
Ветер просится на ручки к молодому январю.
Я сбылась уже – потрогай. Нежность вскрылась и течет.
Это радость. Это нега. Губы. Бабочки. Живот.
есть только свет
есть только свет, и он за всё в ответе:
за вздох весны, за бабочку в букете,
за блеск любимых глаз, когда напротив,
и вишенку бокастую на торте.
по эту сторону окна метёт-метелит,
а мы случились вдруг и рядом сели.
пока, качаясь, снег идёт в потёмках,
переведём наш мир на смех ребёнка,
на звонкую капель, на запах булки,
на треснувшую музыку шкатулки.
все соберём, запомним, подытожим;
ещё кота возьмём – пусть будет тоже,
и пса надсадный лай – заткнуть бы уши –
но даже он нам – беспокойный – нужен.
пока бьёт свет сквозь ветви, шторы, чёлку
нет смерти, посмотри,
и нет в ней толку.
Первая любовь
Путались шорохи, дзынькал велосипед,
жизнь прорастала у леса на самой кромке.
Помню, бежала трава от меня к тебе
на стебельках – неокрепших до срока, тонких.
Плавилась-жглась между мной и тобой весна,
то разгоралась, то делала шаг обратно.
Множилось счастье без времени и без сна
в домиках дачных,
пряничных,
шоколадных.
Пальцы к губам – и качалась от свиста высь…
Детская нежность – ссадина – подорожник.
Птицы взмывали в небо, догнав твой свист,
всё было в самом деле
и понарошку.
Помню, малину мне через поле нёс
мальчик-птенец несмышлёный в рубашке волглой…
И не кончался свет отражённых звёзд
в долгой реке без названия,
долгой-долгой.
птица
я раскинула руки – здравствуй, птица!
шебутная птица, лети во мне!
росчерк чёрной ласточки – штрих – ресница,
залетай в окошки – лови момент.
пролетай над сердца неровным краем
там, где тьмы и света напополам,
где весны мелодия догорает,
но ещё не скручен ее вольфрам.
зависай над пропастью долгих вздохов,
где стоят у пристани корабли.
ничего не бойся – певунья, кроха.
ты лети пернатая, ты – люби!
мой сон
мой сон тревожный – ширк – и улетел
туда где синеглазы медуницы,
где выдох росен, вдох горяч и смел
и васильков не сомкнуты ресницы.
где ночь качает песню до утра,
как лодка тьму внутри себя качает,
и лето – недочитанный роман –
всё время начинается сначала.
где речь осипла – голос невесом -
туман над речкой вяжет сны охотно
и тот, кто был во сне, мне не знаком,
а, впрочем, вру – узнала по походке.
* * *
Каких-то пару слов тому назад
Никто не верил, что случится чудо
И брёл, и бредил зимний тощий сад,
Опохмеляясь холодом под утро.
Ещё каких-то пару птиц назад,
Над головой круживших суетливо,
Всего одна пропащая звезда,
Мерцая, неуверенно светила.
Как будто бы на миг глаза закрыл –
Буквально на минуту, на другую,
Как свет ручьём скатился с тёмных крыш
На землю голубую - голубую.
И вот уже покоя ни черта!
От уха и до уха, край от края,
Хохочет жизнь – смеясь от живота –
Чирикая, бесчинствуя, горланя.
* * *
Играет музыка – мы в ней с тобою звуки,
Сквозь время слышно, как друг другу тянут руки –
Две ноты с чистого листа, с соседних строчек
Звучат длиннее и отчетливее прочих.
Вплетаясь в музыки простор стройней и строже,
Как будто так звучать за нас никто не сможет.
Играем как в последний раз, но кто осудит?
Соединяем голоса, печали, судьбы.
«Разлук так много на земле»* подхватим гордо
В скрипичном я – в басовом ты – звучим аккордом.
Не знал паромщик у реки, у переправы,
Что между нами двадцать лет и две октавы.
* * *
Который год весна идёт ко мне –
вливается покапельно подкожно.
Стихает речь, и дико мне на дне –
на берегу, на даче, на волне,
качаюсь, как цветок на тонкой ножке.
Всё как всегда: пришла весна – цвети!
И платья в пол – шифон, вуаль, сатин –
всё то, что вздорным ветром раздувает.
Я девочка – ромашка – травести,
для неги создана – для радости –
вся через край – цветущая, живая.
© Анна Арканина, 2018.
© 45 параллель, 2018.