* * *
Фосфорический отблеск луны отражается в сумраке вод,
И искрится на гребне волны, и в далёкую вечность плывёт.
Что там будет, за сотнями лет? Чей коней быстроногих табун
На земле этой вытопчет след и в реке выпьет тысячи лун?
Тишина. Только всхлипнет кулик, да вода под обрывом вскипит…
Да безмолвно седой Егорлык пропадает в ковыльной степи
Хутор Весёлый
Вот моя святая Мекка –
Средь наезженных дорог,
Посреди чужого века,
Затерялся хуторок.
Кто назвал его «Весёлый»?
Кто из предков-казаков?
Принимал он новосёлов,
Как родню, из всех краёв.
Он стоит, как пуп Вселенной.
Это именно сюда
Непременно, непременно
Возвращался я всегда.
Среди августа, с рассветом,
Огласив родную весь,
Я родился здесь поэтом
И умру, наверно, здесь.
Повитуха бабка Марфа,
Дав, как водится, шлепок,
Соблюла досуже марку,
Завязала мне пупок.
И плыла ладьёй куда-то
Под стрехою колыбель
От завалинки у хаты
До неведомых земель.
Были дивны песни мамы
И истории отца…
Мир манил меня упрямо
Вдаль от отчего крыльца.
Словно тайна, от порога
Увела меня потом
Наша пыльная дорога,
За бугром вильнув хвостом.
Я надел блатную кепку,
Трубку дал моим зубам…
И несло меня, как щепку,
По судьбе, как по волнам…
Но издёрганный, печальный
Или радостный – домой
Возвращаюсь; привечает
Хлебосольный хутор мой.
Он – моя святая Мекка!
Средь просёлочных дорог
Посреди чужого века
Тихий, пыльный хуторок!..
* * *
Т.
Сад осенний облетает… Всё усыпано листвой.
Ветер след мой заметает на пустынной мостовой.
Мне останутся печали на пути к зиме седой…
Ах, как лебеди кричали в стылом небе надо мной!
А ведь было всё прекрасно: сад стоял вовсю живой,
И светило солнце ясно над весёлой головой…
Оглянуться б ненароком и услышать: вслед за мной
Рвётся голос твой далёкий, до безумия родной…
Город на юге
Л. В-ой
В этот город молодой прикатил я налегке:
Вещмешок в одной руке, полевой цветок в другой.
Мне тюльпаны вдоль дорог, от Моздока и сюда,
Были словно огонёк, где отстала вдруг беда.
Робу снял у тех ворот на пороге всех ветров,
Конвоиру: – Шире рот!.. – И ещё: – Бывай здоров!
Всем простил, кто задолжал: той – замужество её,
А менту, что оболгал, наказание моё…
Мне весна была как сон после долгой маеты.
Я по жизни невесом полетел, раскрыв «болты».
Задыхался от любви к этим ржавым бурьянам,
К степям, где не соловьи – жаворонки по полям.
…В этот город молодой прикатил я налегке:
Ни копейки за душой, но и камня нет в руке.
Я построил здесь завод и пожар на нём тушил
Не за деньги, и почёт – по велению души.
Годы в папки подошьют все отметины судьбы,
Ничего я не забыл: ни бездомье, ни уют…
Мне цыганка у пивной там гадала: – Будешь жить…
А потом чувак с толпой показали мне ножи:
– Не води её гулять ни на танцы, ни в кино…
Пожалеешь после, б***ь, ведь попишем всё равно.
Не боялся их ножей. Ещё больше полюбил
Ту, что после позабыл. А теперь пожар в душе.
Я уехал так давно! Сам не верил, что вернусь.
Возвратился всё равно, а зачем, не разберусь.
Кто тут помнил, кто узнал? Только Гера-часовщик
Как-то попросту сказал: – Знаешь, парень, дело – пшик…
… Те тюльпаны вдоль дорог стали сниться по ночам.
Ничего я не сберег, только память и печаль…
А печаль глядит в глаза, вспомню: как же солона
Та последняя слеза… Что ж так плакала она?!
… Был в далёком далеке чуть весёлый, чуть шальной…
В этот город молодой приезжал я налегке…
Последние цветы
А. Екимцеву
Весенние цветы ласкают взгляд,
Но осени цветы ещё дороже,
Когда последним пламенем горят.
Я юным был и не жалел утрат,
Смеялся, но до времени, похоже.
Теперь пришла пора сплошных дождей.
И вот брожу, отшельник и молчальник,
По бездорожью памяти своей.
Остановлюсь неслышно у дверей
Друзей былых и отойду печальный.
Всё кануло, как в омуте воды.
Прошла пора беспечности, веселья,
Мелькнула жизнь, как будто в день весенний
Вновь отцвели вишнёвые сады.
И вдруг открылась жизнь до наготы,
И ощутимей сделались потери.
Теперь прошу: «Не затворите двери!..»
Когда цветут последние цветы,
Так трудно в счастье призрачное верить.
Ласточка
Я убил касаточку. Она
Радостно над крышами порхала…
Светлая в тот год была весна,
И печали ласточка не знала.
Под стрехой в коровнике жила,
Желторотых птенчиков ждала,
По утрам о чём-то щебетала.
– Божьи пташки!.. Не чини им зла, –
Бабушка мне часто говорила, –
Гнезд не разоряй их, внучек милый…
Я убил касаточку пращой.
Так, навскидку, выстрелил я в небо,
Там живая ласточка ещё
Ликовала. То мгновенье мне бы
Вдруг вернуть… Упала с высоты
Щупленьким комочком мне под ноги.
Вздрогнул я и замер, как застыл,
Среди пыльной хуторской дороги.
Плакал слёзно, Боженьку просил
Покаянно, чтоб меня простил.
Горе горевал своё негромко
До вечерней сумрачной зари.
У колодца ласточку зарыл,
Крестик ей поставил из соломки.
…Ласточки покинули наш дом…
Отломилось старое гнездо…
Годы шли. Но больше никогда
Ласточки не свили здесь гнезда.
С тех далёких отроческих лет,
Только вспомню – мне покоя нет!..
* * *
Цветку не тяжек смертный час.
П. А. Вяземский
Ещё весна не пробудилась
По лугу нежною травой,
Но солнце в небе уж искрилось,
Играло радугой живой.
Пролился дождь на землю влагой,
И песнь играл весны певец –
На проводах сидел с ватагой
В кафтане праздничном скворец!
Весна красивая пребудет –
Уж тёплый веет ветерок,
Но вижу с грустью: как в простуде,
Дрожит увядший стебелёк…
Он истощил в минувшем соки…
И как зимой он устоял! Он умер уж…
И, одинокий,
О бренности напоминал…
* * *
Опять брожу в окрестностях посёлка
На склоне дней вечерней сизой мглой
И слушаю: печально перепёлка
Кричит, кричит над волею степной...
И сердце наполняется тревогой
Такою безысходною, хоть вой...
Когда идёшь просёлочной дорогой,
О чём не передумаешь порой!
Но забредёшь в пахучую гречиху,
На жирном косогоре упадёшь
И смотришь, успокоившись, как тихо
Идёт над отчим полем звёздный дождь.
* * *
Везёт меня лошадка
Дорогой полевой
Не валко и не шатко,
Кивает головой.
Куда ведёт дорога?!
Мне, впрочем, все равно!
Почувствовать немного
Здесь волюшки дано.
Как колыбель подвода –
Трясёт, скрипит, везёт…
В глаза мне с небосвода
Свет родины плывёт…
Цветы обочь дороги
В пожухлом бурьяне,
Не броски и не строги,
Ласкают душу мне!
А если чёрный ворон
Вдруг крикнет в тишине,
То мыслей целый ворох
Он всколыхнёт во мне!
…Но налетевший ветер
Мне кудри растрепал,
Как будто бы приветил,
В степи опять пропал.
Вези, вези, лошадка,
Дуй, ветер, надо мной,
Мне так на воле сладко
В степи моей родной!
Виноград деда Игната
Тянет тачку ишачок,
А на тачке – старичок.
Это дедушка Игнат,
Зазывает:
– Ви-но-град!
Тут как тут уж пацаны,
В латках рваные штаны.
– Дед, а дед, а дай за так,
Подрасту, верну пятак.
Знает дед: отдай добром –
Не отмашешься кнутом,
Налетят, не страшен кнут,
Что сопрут, а что помнут.
Он пытает:
– Чей таков?
– Васькин, дедушк, Шестаков.
– Ну а ты, лобастый, а?
– Нюрки Редькиной…
– Ах, да…
Всем по кисти виноград
Наделяет дед Игнат.
Едет дальше хуторком,
Глушит думки табаком.
О протез тряхнёт мундштук
И вздохнёт:
– А сколь их штук?!
Почитай, вон пол-Корны
Стали сироты с войны.
Ну а вдовам без родни
Как тянуть на трудодни?
Всех жалеет дед Игнат:
– По дешёвке виноград!
Может быть, старик Игнат
Расточителен, богат?!
Хата гнётся, сам горбат,
Сохранил лишь виноград.
Дети пали на войне
В супостатовой стране.
Может, эти заживут,
Добрым словом помянут.
Ишачок домой везёт,
Бабка встретит у ворот:
– Что ж, отец, твой виноград?!
– Подкормил чуток ребят.
Сон и явь
Наде и Ане
На бугре погост
Осветился вмиг.
Над могилой в рост
Силуэт возник:
Бабушка идёт
К хате, вросшей в земь,
Чудно так поёт,
Но тревожно всем.
А у хаты той
Вишни спелый плод…
– Бабушка, постой!..
Но она всё рвёт.
– Упадёшь, гляди,
Высоко не лезь…
– Ты, внучок, иди,
Соберу всё здесь…
Я гляжу: а вон
Стая птиц – сорок
Да кликух-ворон –
Чей-то чуют срок.
И глазастый сыч
На трубе застыл…
– Ты беду не клич…
Он же клюв раскрыл.
– Пожалей сирот,
Погоди пока…
Но хо-хо-чет тот,
Распушил бока.
И завыл шакал
Над бедой моей.
Что ж я долго спал
На печи своей?!
Я вскочил – бежать,
Словно дикий зверь,
Ворога достать,
Одурачить смерть…
Но гляжу в окно:
Две сестры мои
В хате спят давно
Мёртвые, в крови…
Варька-старуха
По хутору ходит «под мухой»
Безродная Варька-старуха,
Мотает бесцветные дни –
Смешались все праздники, будни…
Весёлая бабка на людях,
Как будто средь близкой родни.
Разносит по хутору вести,
Всё знает: кто женит, кто крестит…
– Алкаш Петенок – не жилец!
Похвалится дочкой Алёнкой:
– Собака у ей, как клеёнка
Пятниста такая – м…ц!
Алёнка на рынке кассиром…
Купила большую квартиру!
Деньжат у Алёнки – не счесть!
Зовёт перебраться к ей в город,
Примчится забрать меня скоро…
Ты понял, какая мне честь?
А Колька, мой сын, иностранец –
В Испанью подался, засранец,
Сказал: «Погляжу белый свет!»
Вот будет на хуторе диво,
Когда он в машине красивой
Прикатит с испанькой, аль нет?!
Подёрнет старуха плечами
И грузно в дорогу отчалит:
– Пойду к Маначихе на двор…
Вернётся:
– А Клавка, зараза,
Спровадила Рыжего сразу
Сказала: «Плохой ухажёр».
По хутору ходит «под мухой» –
Себе на уме та старуха! –
И ночью, и утром, и днём…
Такая ей выпала доля:
Просторная странная воля,
Как будто ей все нипочём!
* * *
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Б. Пастернак
Весна уже…
И вдруг – метель!..
Как ветер завывает!
И дверь готов сорвать с петель,
И в щели завевает.
Мятежный дух во мне воскрес!..
И с ветром,
И с метелью
Пошёл бродить в степи окрест,
Где снег позёмку стелет.
Мне здесь, на воле,
Каждый шаг,
Как радость обновленья!
Что ж неразумная душа
Замрёт опять в смятенье?!
Светло кругом!..
Во все концы
Засеребрились дали…
… Ах, слава богу, что скворцы
С прилётом опоздали!..
Ветер
То утихнет, то снова завоет,
И тревога охватит меня,
Словно мы в целом свете лишь двое:
Этот ветер полынный да я…
Вихрем пыльным завешены дали,
Солнце красное катится в ночь,
И зову я в безумной печали,
– Отзовитесь, кто может помочь!
Ветер хлёсткий уносит мой голос
В бесконечно бескрайний простор
К горизонту, к черте лесополос
И за древний степной косогор.
Я прислушаюсь: злая потеха –
Словно отклик из разных сторон,
Возвращается жуткое эхо
И пугает по кочкам ворон…
Коляда
Коляда селом ходила,
По дворам с мешком брела:
– Что ты, бабка, наварила?
Что ты, тётка, напекла?
Принимайте коляду –
Для веселья к вам иду!
Вот же, господи, холера,
И стройна, и молода,
И одна, без кавалера,
Глазки строит коляда:
– Открывайте сундучок,
Подавайте пятачок!
Суетились, принимали,
Угождали, как могли:
Пирогами угощали,
Даже выпить поднесли…
И довольна коляда:
- Обойдёт ваш дом беда!
…Размалёвана на диво,
Нарумянена мелком,
Шаловлива и игрива,
Запорошена снежком,
С колотушкой у ворот
Коляда – опять зовёт:
– Я сегодня встала рано,
Я прошла через лесок…
Дайте целого барана,
Дайте сала мне кусок,
Дайте пышку – и пойду,
Съем в затишке на ходу…
Коляда селом ходила,
Всем добавила хлопот,
Но, однако, посулила
И счастливый новый год.
* * *
А. С. Ткаченко
Голубыми цветами цикорий
Веселит обожжённую степь.
И полынь серебрится на взгорье,
Пахнет горклостью восковый стебель.
Просвистит над пасущимся стадом
За пичугой стервятник степной.
С полинялых небес водопадом
Словно плещет полуденный зной.
И из марева всадник над полем
Выплывает на белом коне –
И парит по родной стороне…
А вокруг – степь, и небо, и воля…
Протрещит с перепугу сорока,
Да откликнется чибис вдали…
И, как тайна, струится дорога
Вдоль погоста до края земли…
Элегия
…трубит погибельный рог.
С. Есенин
Словно загнанный зверь, я мечусь по городу.
Было столько потерь, что, пожалуй, теперь
В воду с камнем впору бы… Как мне жить – не гадал,
А едва опомнился, набежали года…
Кто за ними угонится?
Ничего у судьбы не просил – успеется,
А теперь, стало быть, нечего надеяться.
Как затравленный зверь, мчусь в места удобные.
– Отворите мне дверь, приютите, добрые…
Привечают друзья вроде бы радушные,
А поверить нельзя – истерзали душу мне…
А потом у дверей принимает женщина,
Но, пожалуй, и с ней грусти не уменьшено…
И бегу от себя, грубый и чувствительный,
Только слышу: трубят следом в рог погибельный…
У последней межи не собраться с мыслями…
Неужели я жил?! Поскорее б выстрелы!..
* * *
Матери
Мне снилось: чёрная от горя
И иступлённая от слёз,
Стояла мать на косогоре
Среди растрёпанных берёз.
Она протягивала руки,
Вся измождённая от муки,
Но я не мог понять: ко мне ль,
Сюда, за тридевять земель?
Но я – на смертном покрывале.
Мне не прийти уже домой.
Меня спасут уже едва ли.
Здесь предадут земле чужой.
Немело тело. Память стыла,
И сердце в крене заносило
На предпоследнем вираже…
Склонилась смерть ко мне уже.
Но память выхватила: в горе
Седая мать на косогоре…
И я рванулся над судьбой
Облегчить матушкину боль –
В её просительные руки.
И сердце шевельнулось в стуке.
… Я на порог упал родной –
Светлело небо надо мной.
* * *
Отпущу свою душу на волю.
Ю. Кузнецов
Отпущу свою душу на волю.
Что за дело до грешной души?
Пусть уносит печали и боли –
Буду жить равнодушным в глуши.
Не сопьюсь,
Не повешусь,
Не струшу,
На скаку не сорвусь я с коня…
Только кто ж мою грешную душу
Приютит и спасёт без меня?
* * *
Не шуми так порывисто, ветер…
Стон деревьев как будто бы плач…
Мне и так сиротливо на свете…
Радость только: буланых запрячь
И умчаться в осеннее поле,
Раздвигая поблёклый простор…
Там взлететь на седой косогор,
И упасть, и наплакаться вволю…
И в вечернем мерцающем свете
Всё, что было-прошло, вспоминать…
Я прожил и совсем не заметил,
Что приходит пора умирать…
И под мысли звенящие эти,
Что терзают – их вдруг не унять! –
Пусть меня убаюкает ветер,
Как в далёком младенчестве мать…
© Анатолий Маслов, 1996 – 2016.
© 45 параллель, 2016.