Анастасия
Кириченко

Хочешь меня разгадатьнаписатьпрочувствовать?
Я в твои руки скользну сквознякомбосиком по воздуху.
Без лишних слов проплыву по столу, по тетрадей вороху,
И в недописанных строчках твоих поэм буду житьприсутствовать.
Мне бы с тобой говоритьпетьмолчать и безумствовать.
Я бы готова отдать всю себякаждый миг без продыху.

Можешь листы разрывать и даже мечты развенчивать.
Я не пожалуюсьне убегусберегуя вынесу.
Так тяжело летать за секунду до жёлтого плинтуса,
Так тяжело ходить, когда гладь под ногами изменчива. 
Может на то и родиться мне выпало женщиной,
Чтобы логичнее жить здесь у Бога в немилости.

Полюбуйся им. Он лежит и спит на твоей подушке.
Через сорок минут он встанет, одеяло откинет с плеч.
Поцелует, едва касаясь, в лоб, чтоб от сна не отвлечь
Тебя, тихонько сопящую на его руке,
щекой прикоснётся к макушке.

Осторожно поднимется, чтобы не разбудить,
И пойдёт на кухню допивать свой чай,
уже совершенно остывший.
Возьмёт телефон, на беззвучном режиме ему звонивший,
И ответит: «Работаю. Не время сейчас звонить.

Не кричи на меня. Я в офисе. Скоро буду».
Соберётся, закутает горло в уютный шарф.
Повернёт в замке тихо ключом,
убеждая себя что он прав,
Оставляя с тобой вдвоём пустую невымытую посуду

На дне раковины. Кота у двери. На балконе сырое бельё.
Чтоб потом, через час, на другом конце города, дома,
У себя, когда его одолеет тягучая сладкая дрёма,
Лежа в кровати, укрывшись, обнять за плечи её.

Полюбуйся им, наслаждаясь его каждым вздохом,
Поднятием брови.
Полюбуйся виском, кое-где благородно седым.
Каждый миг как последний. Любуйся, ведь он у тебя один.
Ничего не проси, и живи этой памятью,

когда тебе будет плохо.

Бог оглох на неделе – нам это не делает чести.
Утомили его мольбами о спасении наших душ.
Я давно не прошу и всё больше топчусь на месте,
Полагая, что к моим просьбам он останется так же чужд.

Я страдаю бессонницей, мысленно строю репрессии,
Отправляя в них всех, кто имеет иную масть.
Солнце падает ниже нуля по цельсию,
Ну а как, вы скажите, другим вслед за ним не упасть.

Холодеют мечты. Я хочу тебе только сниться.
И не больше. Играем в последний раз.
Ну и если чему-то вдруг выпадет шанс случиться –
Так держать бы тебя на мушке, не сводя как с мишени глаз.

Брось меня у черты. Я тебе непосильная ноша.
Как ты тянешь меня до сих пор на своём хребте?
Брось меня и иди – ведь тебе так значительно проще.
Бог оглох на неделе: мольбы у тебя не те.

Сколько камней,
набитых
в подошву туфель моих
мне предстоит сосчитать,
прежде, чем снова
руку твою сожму я?
С кем предстоит просыпаться
и с кем предстоит засыпать?
В душных пролётах подъездов
кого провожать, не целуя,
прежде, чем ты со мной будешь
на лавках протёртых дневать?

Подскажи,

для кого мне изламывать

ранее стройные строфы,
в чьих руках застывать
оплавленным парафином?
Я как скрипка, случайно забытая в кофре
без ручки
у музыканта, сопящего
за уже опустевшим графином.
Это всё виноват
твой тонкий точёный профиль –
подбородок,
чуть тронутый где-то седой щетиной.

Хмурый город ссутулился ночью
от проливных дождей –
под своим одеялом,
во сне,
расправляю спину,
если тебе вдруг дышится легче
или ровней
в ту секунду,
где я так внезапно приснюсь тебе
в длинном
и цветастом цыганском платье,
прекрасная как Кармен.

Я оставлю не менее тысячи знаков
на обороте
исписанной мной тетради.
Ты проводишь меня острым взглядом,
сломавшимся на повороте,
до последнего в спину глядя.
Это будет как реверс,
затёртый до самых помех
преследовать нас по кругу.
Риторически спросишь себя,
сколько было их:
тех,
кто мечтал
целовать
мои губы.

 

Август свернулся в жёлтый хрустящий лист,
умерев где-то между асфальтом и каблуком.
Я, прижатая к воздуху крепким дверным косяком,
всё никак от тебя не уйду, на пороге читая на бис
сто двадцатое стихо. (Ты, благо, не знаешь о ком).

...и так преданно смотришь - сравнить бы тебя с щенком:
по таким же как ты, дорогой, не сбегается в горле ком,
по таким же как ты не затягиваются по три подряд.
По таким же не пьют, не горюют и не горят.
По таким не сломаются в талии, в коленях не задрожат.
И такому в подарок себя не всучат силком:
по тебе в сухожилиях связанную узелком,
по тебе в позвоночнике согнутую во сто крат.

Мой уход будет громким, как корабельный гудок -
знак добить это лето и сбросить его за корму.
Потому что таким как ты остаётся всегда невдомёк
почему я ушла. (Ты, благо, не знаешь к кому).