Самокритичное
Безбрежны, бесконечно дóлги ночи
у тех, других не знающих утех,
пополнив легионы одиночек,
заточенных на славу и успех,
не спит – он фантазирует, пророчит,
один на целом свете против всех:
«Ах, муза, будь, пожалуйста, послушна».
Как зельем приворотным – ворожбой,
челом труднее бьётся, чем баклуши,
себе, не позволяя быть собой,
глаголом околачивая груши,
назвать самовнушение судьбой.
Любовь-морковь рифмуя спозаранку,
шерше ля фам, ай лав ю, се ля ви,
извечно недотягивать до планки,
которую себе установил,
в забвении, в отключке, в несознанке
с распятой Мельпоменой визави.
Когда
«когда на море меняешь прудик, но продаёшься за еврогрош,
когда поймёшь – ничего не будет, но по привычке ещё живёшь»
Гуппи
Бывает – превращаешься в ребёнка
и учишься по новой говорить,
непросто различаются спросонку
закат и время утренней зари.
Когда теряешь смысл писать и думать,
поняв, что вовсе не было его –
струишься миражами Каракумы
волной у незнакомых берегов.
Ты б мог нести разумное о вечном,
а мог бы просто что-нибудь нести:
сплошную околесицу, подсвечник,
для страждущих глоток воды в горсти.
Осваивая площадь ойкумены,
одно и то же видеть искони –
покорно ждать исхода, как отмены
бессилия хоть что-то изменить.
А бонусы? Толика звездопада
тебе перепадёт назло врагам,
ещё одна иллюзия в награду
погибнуть приползёт к твоим ногам.
Подобный звезде
Почти звездой и сверхгероем
из ниоткуда в никуда
обыкновенный астероид*
пронзал пространство сквозь года,
он был ничьим в кругу созвездий
и безнадёжно одинок
среди пасущихся медведиц,
разверстых крыл, клешней и ног.
Душе из камня так хотелось
тепла, хоть где-то быть своей,
и мысли бились оголтело:
свернуть с пути, умчаться к ней,
планете, что радушно светит
ему на круге бытия,
за перекрестком лихолетий
уже виднелась колея.
В её ворвавшись атмосферу,
он вспыхнул, переполнен чувств,
однако «мотыльком» не первым,
спалившим крылья о свечу...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
межгалактично сердце бьётся,
и астероидно болит...
недолго был подобен солнцу
болид...
*астероид – «подобный звезде» в переводе с греческого
Другая сказка о звёздном мальчике
Навеяно сказкой О. Уайльда «Звёздный мальчик»
Вспомнил сказку, где звёздная сущность
метко пущена огненной пращей,
приземлилась в заснеженной чаще
визитёром для цели научной.
Звёздный мальчик в плаще золочёном,
с ожерельем на шее янтарным,
в одиночку, бесстрашье – напарник,
всюду был, только здесь не врачёван.
………
Дальше так – отряхнул снег с плаща, взял перо и в дневник записал:
«Здесь раздолье животным и рыбам,
для двуногих – стихия на выбор».
Огляделся – не встретил никто самовольный вселенский десант.
Ежедневный анализ, расчёт, новой записью в звёздный трактат:
«Двадцать градусов Цельсия – норма.
Слабый сильному нужен для корма.
Для удобства есть время-река, устремившая ход на закат.
Им бы время, какое ведёт, а не тащит лицом об асфальт:
не прикроет, не лечит, не слышит,
что нагому – лачуга без крыши,
непреклонное в поиске жертв, как разящий сапсан среди скал».
Эпилогом на краткий визит: «Скукотища, хоть вой на луну:
их религия служит Мамоне,
а сознание – спит, либо в коме», –
чуть помедлив, вписал резюме, – «Я не верю в людскую вину:
что поделать – кругом дефицит и его неотвязная тень:
человеки по сути безвинны,
просто низкого качества глину
главный скульптор потратил на них в тот шестой приснопамятный день*».
* Шестой день творения, создание человека. Бытие 1:24-28, 31
Трактовка
Памяти Володи Акифьева
Изрядно сед, слегка побрит и чуть поддат,
креветку шелушу в прибрежном баре,
сидит напротив давний мой товарищ –
пивной гурман, доцент, научный кандидат.
– Поэт обязан слог иначе трактовать,
расслабься, ты поверхность, а не глыба, –
твердит доцент, обнюхивая рыбу, –
твой долг весомее, чем автора права.
Страдания Джульетт и прочих Мельпомен,
эмоций высочайших отраженье...
любовь – всего лишь сила притяженья,
законам физики присущий элемент.
Твои «художества» ни сердцу, ни уму,
их сжечь бы – величайшее блаженство:
исчезнут с глаз – достигнут совершенства,
когда физическое тело ни к чему.
Приставить бы твою строку тебе к виску…
… и да, прекрасен этот лещ копчёный!
Я верю другу – он большой учёный,
особо по закускам, пиву, коньяку.
Злободневное
Самомнение вещее вперив в зенит,
он веками лелеял идеи о мнимом,
но прошла, не заметив, история мимо
человека, чьё имя так гордо звучит.
Неприметный микроб бытие превратил
в маскарад, как в романе фантаста Уэллса*,
в ОЗК* обитатель планеты оделся –
стали общностью жители гетто и вилл.
А казалось, не сдвинуть уклад ни на пядь.
В этой долгоиграющей песне о главном,
наконец-то становится тайное явным:
слабовольно плывущим течением вспять,
больше лиц настоящих не нужно скрывать,
у кого-то х/б, у кого-то льняные,
видно, масок не носят здесь только святые.
А кому это важно? Растёт трын-трава,
полновесную цену узнать не спеши,
как смешна эта стоимость масок на лицах,
а узнаешь – захочется в стельку напиться –
такова будет плата за грим для души.
* роман «Война миров» Герберта Уэллса
* ОЗК – общевойсковой защитный комплект
© Алексей Ушаков, 2022–2023.
© 45 параллель, 2023.