Пыль на клумбе, поросшей лютиком.
Вечер, выгоревший на треть.
Мама мне разрешила мультики
В полдевятого посмотреть.
По письму и по чтенью три.
Мне подарят конфету в фантике
И оранжевый мандарин.
Одинокий сарай, и пруд
Чёрно-белый, как фотография
Кухню нарисуй, художник Водкин,
Штору, пыльный фикус на окне.
На затёртой, выцветшей клеёнке
Хлеб, селёдка, луковицы две.
Нарисуй, как я дремал один
В комнате пустой, когда темнело
И мне было много – восемь зим.
Мама, и дышала на меня,
Как я дул на облачко из дыма
Под печальный гул товарняка.
Сядем перед белой простынёй.
Пусть нам фильм с художником прокрутят
О судьбе тяжёлой, непростой.
Старости и мире без меня,
Были чтоб и смерть красноармейца,
Присел на пустой подоконник с газеткой,
Цигаркой стучу о стекло,
Гляжу, как ворона гребёт против ветра,
Как ветер относит её.
Серебряный след оставляя, на крестик
Предтечи ползёт самолёт.
Я с Мишей Крыловым пойду
На снежную горку на санках кататься.
Мы ночью вернёмся в снегу.
Пусть свечи на ёлке горят,
Пусть взрослые, в сторону нашу не глядя,
О нас за столом говорят.
Взаправду закрою глаза,
Соседский замолкнет когда телеящик,
Окраина. Погода – ё-моё,
На белых ветках мерзнет вороньё.
За рощицей по ганс-христиански зимней
Состав стрекочет, как машинка Зингер.
Люблю мороз, такую тишину,
Когда слова в ней плавают, как рыбки.
Вечер синий, завораживать огонь.
Я прикуривать, просвечивать ладонь.
Ставни звякают, накрапывает дождь.
Я подвыпивший, но ты меня поймёшь.
Листья дворники лопатами гребут.
Август кончился, а осень началась.
Будешь в городе, спроси, который час.
Заходи скорей ко мне на уголёк.
В сигаретный дым усядемся вдвоём
Встретим утро, погасим огни.
В тишине на диване двухместном –
Внутри яблока семечки мы.
Бедолагу штормит у ворот.
Проплывает по луже огромной
Капитально потрёпанный флот.
Синий джемпер прожгло на груди.
Затянувшись моей сигареткой
Ты сквозь тополя ветви глядишь.
Выйдем в город, как в космос, вдвоём.
На конфорке оставленный кофе
Я вижу синий сквер, открыв глаза, –
Меня отводит мама в детский сад,
Где серенький волчок в лесу плутает,
И ёжик ищет дырочку в тумане.
Сверкает её черная туфля,
А мой ботинок, и другой ботинок,
Как ляги, скачут – странно, некрасиво.
Я буду ездить сколько захочу
В сиреневом троллейбусе десятом
От дома у вокзала до детсада.
От пуза минералкою напьюсь,
Устрою представление на людях,
Орлова Лена мне женою будет.
Обзаведёмся кучею детей.
Страдать, любить и тьмы ночной бояться,
У моря старость, и умрём легко,
Как желтая листва в лесу осеннем.
Синий берег с редкими колючками.
Детский плач, и треск далёкой рации.
Баржа озаряет всю излучину
Трепетной своей иллюминацией.
Об уже три года как обещанном.
Загребают розовыми вёслами
Выловившие сома питейщики.
Той луной, что под кустом раскрошена.
В темноте на тёплом ветре клонится
Как будто у неё гостил,
Рассматривал огонь конфорки,
Крутил приёмник, находил
Маккартни на волне короткой.
Запоминая вкус разлуки. –
Вот штора в комнате с плитой
И тёмно-бежевой кастрюлькой.
С Миро, прикнопленным к обоям,
Шипел мой кофе на плите,
Я умру от старости.
Дрожь. Недолгий бред.
Как Толстой, – на станции.
В восемьдесят лет.
Будет мне ещё.
Уроню я голову
На плечо.
Тронем, не спеша,
В зале ожидания
Мне шепнёт душа.
Поезда гудят.
Пусть под утро хмурое
Ты найдёшь меня.
Для принятья мер
Пусть ко мне приблизиться
Милиционер.
Плащ, ручная кладь,
Со стихотвореньями
Общая тетрадь.
Пыль закружат. Что ж,
К праху прах…
А к вечеру
Пусть будет добрый глаз у курицы,
И у героя добрый глаз,
Когда на опустевшей улице
Томится в жёлтой бочке квас.
Есть разочарованье в осени,
И слабость розовой стены.
Стучат по рельсам паровозики
С такими тихими детьми.
Дорога на работу грустная,
И грустная, когда домой.
Молчанье. А иначе музыка
В облако, как в муку молоко, каплет дождик.
Всплыло туловище из глубин без ручек-ножек.
Скачут татары, и тучи несутся на Углич.
Над белым озером крестится летчик Митурич.
Весело. Больно. Печально. Прерывисто. Жарко.
Ешь без разбора. Немедленно выйди на берег
С тайной своей, как под чашкой газета сыреет.
Лес заштрихован, как что-то на контурной карте.
После уроков учитель найдёт у Алисы
В парте фломастеры, сливы, любовные письма.
В жирные звуки поэзии – Роальд и Осип.
В гам летятуток и выцветший бежевый ситца.
В бабушкин садик и жамки, и сушки гостинцев.
Я не просплю, тормозок соберу с бутербродом.
Нужный урок, как по книге, прочту без ошибок.
И не осудят меня на совете дружины.
Я подкошен, как лист, пыльным воздухом,
А на ноги поставлен не лекарем.
Награди меня, армия, отпуском.
Я уеду.
Ан, ехать мне не к кому.
За листвой утешение ветра.
И октябрь подступил, как простуда.
Ведь когда-то же кончится это.
Затянулось.
Белый холст, солнце тучей прищучено,
И разодрано ёлками небо.
Так хотел я, чтоб было как лучше.
Ё-к-л-м-н.
В музее Ясная Поляна
Крестьяне, граф и два улана,
Средь яблонь лошадь, шум парада,
И я без фотоаппарата.
Он загребает в полный рост,
Я наливаю стопку водки,
Из банки сельдь беру за хвост
И говорю: Теперь вопрос.
В листве и волнах алый свет,
Из детства с дедушкой отчалив,