Надсмотрщик Москвы
На пол-Москвы тоска, кручина на задворках,
Над городом плывут небесные сады.
Туманно и светло. Оскоминою горькой
Уж утро настаёт из облачной гряды.
Надсмотрщик Москвы крадётся осторожно,
Мерцает тетива на луке золотом.
Нет никого вдали, лишь пыль клубит тревожно,
Лишь одинокий страж при городе пустом.
И далеко в проспект, вонзаясь в пыль пространства,
Летит, звеня, дробясь в оконных зеркалах,
Калёная стрела сквозь сонный быт мещанский
И сумерки квартир сжигает добела.
Но тот надсмотрщик слеп, он ощупью крадётся,
Пытаясь угадать неверною стопой,
Путь Ариадны здесь, куда рассвет не льётся,
Где вечно дождь и пыль, и полумрак слепой.
Нет розы в облаках восточного Эфира,
Суетный серый страж качает головой.
Алмазная стрела, окольцевав полмира,
Сгорает в небесах зарницей грозовой.
И вновь шаги, шаги шумят в пустых парадных.
И гомон голосов. И номера квартир
Горят, горят и ждут: вот-вот ворвётся жадный,
Раскосый и слепой московский конвоир.
«Проверка! Выходи с последним документом –
О том, что жил и знал, как время провести…»
Не проведёшь за нос безносого агента,
Того, что взвесит дни, как камешки в горсти.
Гуляют облака. Дни, ночи, солнца, луны
Сполна обволокли жестяный неба край,
И пальцы до крови о солнечные струны
Порвал немой Орфей. Орфей, не умирай!
Гори, нагой костёр, проспекты веют в душу,
Пари, безногий страж, на четырёх ветрах.
Нет, сердца не унять, хоть выпали из пушки –
В заоблачных краях цветёт оно с утра
Зверь
Я заведу себе дружка –
Не кошку – нет – и не щенка,
И не гремучую змею:
Я тварь иную полюблю.
Её не манят облака,
Ей жизнь сладка,
А мне – горька.
Она игрушка и палач,
И тень моих земных удач.
Она – Нарцисс, а я – родник,
Я этой твари не двойник.
Пусть старый Фрейд рассудит нас,
Я ж – зверю подолью вина
И накормлю, и причешу,
Cлучись – и плёткой пригрожу:
Пусть знает, что хозяин строг,
Пусть знает место и порог.
В хоромы зверю путь закрыт,
Он на меня шутя рычит,
Две страсти у него в крови:
Он ищет смерти и любви.
* * *
Как трудно жить, как просто умереть.
Уйти в безвестность ничего не стоит.
Ни ветер веять и ни солнце греть
Уже не смогут под травой густою.
И будет плыть безмолвный мой ковчег –
Куда? 3ачем? – Навеки, без возврата.
И станет надо мной журчать ручей –
Весной, – а осень понасыплет злата.
Был я иль не был Божий человек,
А может, окаянный и пропащий...
Я больше не пекусь о голове,
Я в вечность стал заглядываться чаще,
Коль есть она, к чему на мир смотреть:
Ведь можно даже вовсе не родиться.
Как трудно жить, как страшно умереть,
А потому – не надо торопиться.
* * *
Соловья ослепили, чтоб пел –
Так Гомера судьба ослепила,
Чтоб лепил он свой вещий удел,
Чтобы песни, не видя, лепил он.
И на кончиках пальцев Гомер
Создавал неземные созвучья,
И глядел на него Люцифер
Из Аида, от зависти мучась.
Соловья ослепили, чтоб пел,
Чтобы вечная ночь продолжалась
И неведом был жизни предел.
Чтоб душа наших лиц не пугалась.
Каин
Там, где домов гнилые корни
В земле скребутся, как кроты,
Унылый Каин непокорный
Живёт близ городской черты.
Нет, вы не взглянете без страха –
С лица он чёрен, волос сед.
Сгнила дотла его рубаха,
На лбу клеймо: «Прощенья нет».
Он бродит по зловонным стокам
Путями памяти своей,
Но слышит лишь мышиный цокот
Да сверху голоса людей.
И – любопытен, словно кошка,
Чертовски, пламенно умён –
Так, собирая сплетен крошки,
Он чертит горизонт времён.
На свет выходит он до света
В обличье ветхого бомжа –
В рванье и стоптанных штиблетах,
Как принято изображать.
По улицам пустым и звонким
Шагает Каин до зари,
И воют в страхе собачонки,
Когда он с Богом говорит.
И жёлтый глаз вовсю сверкает,
Когда в железную свирель –
Сестру ножа – убийца Каин
Вдувает мертвенную трель:
«Эй, просыпайтесь для беспутства,
Идите к горнам, в шахты, эй!»
И тёмное, стальное чувство
Вскипает в жилах у людей.
* * *
Выпьем! Что осталось ныне –
Горевать да пить.
Не тужи один в пустыне,
Надо жизнь прожить.
Не горюй: тревоги, мели
Илом занесло.
Мы допили и запели –
Стало всем светло.
Рассветает спозаранку:
Ночи коротки.
И белым-бела изнанка
Дружеской тоски.
Так не пой же грустных песен,
Не трави души.
Век наш тем и интересен –
Люди хороши.
Спасибо
Спасибо за кровь и за кров,
За кротость, за краткость, за ясность
Осенних сырых вечеров,
За вешнюю ярость ненастья.
Прости мой варяжий набег:
Сама же меня выбирала.
Россия, твой сумрачный брег
Изведал я. Легче мне стало.
Спасибо, родная, прости.
Словами твоими горжусь я
Измучился я на Руси,
Но как надышаться мне Русью!
Спасибо, родная, тебе
За то, что – поэт и не боле,
За то, что в бессильной мольбе
Ломаю железную волю.
Спасибо, родная, прости
Мои суетливые мысли,
Сама им предел очерти,
Сама их согни коромыслом.
* * *
Запряжём четверик четвергов,
И поедем зимой в Петергоф,
Где фонтаны мертвы,
Где из золота львы
И под снегом фигурки богов.
* * *
Остановите время, я сойду.
Мне осенью так хочется забыться,
Среди аллей растаять на ходу
И никогда назад не воротиться.
Остановите время – я устал
От мельтешенья и жужжанья речи.
Я сам себя навеки испытал –
Мне птичья песнь дороже человечьей.
Так смутно и привольно на душе.
Идя осенней липовой аллеей,
Я понимаю: нам не цвесть уже –
Под снегом утро серое белеет.
А посему – остановите дни,
Которые, наверно, не напрасно
В раздумьях сердце вещее хранит.
«Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»
* * *
Осенний вечер за окном
Спускается с небес.
Но мы не пустим сумрак в дом –
Эй, окна занавесь!
Нальём фужер огнём! огнём!
Сладка беседа перед сном –
Нам нечего скрывать.
Поговорим, поговорим –
О том, чем дышим и горим.
К чему нам горевать!
Пусть речь течёт, блестят глаза
В кругу друзей и муз.
Нам есть от сердца что сказать.
И, словно двести лет назад, –
Прекрасен наш союз!
И пусть хрусталь блестит звеня,
Как много в комнате огня,
И пылкий шёпот муз.
И вещим кажется сердцам –
Мы знаем их по голосам,
Их нежный шелест уст.
Осенний вечер вдаль ведёт.
Звезда вечерняя падёт
На поле и на лес.
Зажжём огонь, нальём вина
Осенних сумерек без дна.
Почуем ход небес,
Озябший путь небес.
* * *
Умирает не старший – созревший,
Да и сам я когда-то помру.
Был ведь вещий, да зоренькой вешней
Весь растаял, как сон поутру.
Нет печали, как нет и возврата
В золотую земную пору,
Этот мир возлюбил я как брата,
А наложницу-жизнь как сестру.
В золотом предрассветном тумане –
Там, откуда приходят слова –
Я забудусь в блаженном дурмане,
И прольётся небес синева.
Ворочусь – снова ласковым ветром
Прошумлю в предрассветном саду,
Погашу заплутавшую в ветках
Озорную подругу-звезду.
* * *
Мне не надо ни жаркого мёда,
ни хладного ада,
Покатилось кольцо –
потемнело лицо на пиру.
Вот и жизнь пополам,
а другой мне и даром не надо –
Всё пройдёт, всё развеется,
словно туман на ветру.
Минут вешние воды,
останутся вещие строки –
Будто взгляд исподлобья
обиженных деток-сирот,
Чья-то женская доля,
застывшая возле дороги,
Да мужицкие байки,
да праздный, нарядный народ.
Благодатью небес
осени нас, Надмирный Владыка,
Коль земной благодати
на свете, увы, не дано, –
Только вешние воды,
да пасхальные светлые лики
И блаженная память,
как чаша по кругу с вином.
* * *
За мною Есенин и Пушкин,
К чему мне теперь побрякушки.
Я чувствую солнечный свет,
Рубцов будет зван на обед.
И в этой компании чудной
Своим оказаться нетрудно –
Лишь надо страданья уметь
Блаженством явить на письме.
Есть символы в каждом событье,
Есть в каждом мгновенье открытье –
Средь сладких и благостных дней
Не сможешь себя разуметь.
Ступай в вековые угодья –
Там ветры лохматые бродят,
Там вьюга ревёт всё страшней –
Так бритвой грозит брадобрей.
Увидишь – уйдёт всё былое,
Всё мелкое, пошлое, злое,
Останется вечность одна
И ты, и стихи, и она.
* * *
Пусть поэты читают друг друга –
Им же надо учиться писать
И слова от алмазного круга,
Словно семечки, птицам бросать.
Только птицы читать не умеют –
Так народ не читает стихов.
Но зато он и пашет, и сеет,
Ну а птицы летят высоко.
* * *
Я сильным был, но ветер был сильнее.
Он c моря дул. Тонули корабли,
А я гулял приморскою аллеей
И видел, как подснежники цвели.
И этот цвет мучительный, из снега,
Из скованной пока ещё земли,
Благословенной и сладчайшей негой
Теплел во мне. Пусть тонут корабли!
Пусть тонут корабли с их мёртвым грузом
Гробов повапленных и пошлых остряков, –
Со мной грядёт моя шальная муза,
И ветер носит песни моряков.
© Александр Суворов, 1990-2016.
© 45-я параллель, 2016.