На месте, где прежде был бронзовый вождь.
И ночь обжигали ряды фонарей.
Короче: планета в плену листопада,
Здесь царствует осень и нету людей. –
А может быть, так происходит в душе.
За осень меня вряд ли кто-то полюбит,
* * *
Уже закрываются ставни.
Друг другу мы вновь не откроем окон,
* * *
Пусть он меня не вносит в этот список.
Я выстою, до скрипа зубы стиснув,
И жизнь, и смерть в себе соединив.
Пусть солнце без меня восходит.
Пусть, не касаясь, ветер бродит,
До сумерек свиданье отложив.
От суетливых слуг его скрываюсь.
И только ночи в том признаюсь,
Что всё ещё тихонечко дышу.
Чтоб лето было навсегда.
* * *
(Не как ценитель, – как заложник),
Могу сказать: земля – художник
Не из последних во Вселенной,
Хотя одно её творенье –
* * *
Сердце, как сыр, в дырах.
Кто-то стучал в двери,
Кто-то позвал – верю.
Смело скажу миру:
Я заплатил виру.
Кончится день вскоре,
Мне хоть сейчас в море.
Стала тесна гавань,
Мне хоть сейчас в саван.
Тщательно всё взвесил:
* * *
Мой номер опять наберёт,
«Пойдём, прогуляемся, – скажет, –
Куда-нибудь за поворот».
По листьям бреду сквозь туман
Один, как комета Галлея,
Дорогой и сумраком пьян.
От той, что напрасно искал,
Плеснёт золотистой свободы
Мне в сердце – бездонный бокал.
И горькую правду утрат.
А там, у последней заставы,
* * *
Алые слёзы и муки распятья.
Сломаны жизни ещё до рожденья,
Гольфстрим
(Сердцем её зову)
Нечто течёт вперёд
Сквозь ледяную тьму.
Знает и верх, и дно.
Только лишь свой закон
Вечно блюдёт оно.
Может сходить с ума,
Любит трубить в свой рог,
И насылать шторма.
Хочет разрушить плот,
Но, как всегда, хранит,
Царь всех моих погод.
Мир не поверит им.
Мир – лишь слои воды.
* * *
И суть всея земли безжалостно вдохну.
Так медленно рука отпустит тетиву,
И всё во мне умрёт, весь мир пойдёт ко дну.
Поднимутся дымы, и позовёт опять
Знакомый силуэт скалистых берегов,
* * *
Последний из кочевников степи,
Ушедший по грибы – находит мину,
Ты сердце понадёжней укрепи.
Встаёт перед экраном голубым,
Ты вспомни сказки прежних поколений,
И взор твой не застелет едкий дым.
Повсюду на спине тяжёлый взгляд,
Не отвечай на позывные стада, –
Никто потом не вспомнит этих стад.
Невидимый в клокочущей толпе,
Пусть плащ и посох с древней филигранью
* * *
И сладостный покой наполнит грудь.
Ночь неизменно будет очень длинной,
И лишь к утру сумею я уснуть.
Её лицо, белея среди тьмы,
Одними лишь губами улыбнётся.
* * *
Широкий фронт и слабый тыл.
Чем меньше будет белых пятен,
* * *
Сколько в себя ни лей.
Сколько ни ставь заплатки,
* * *
Близко гроза.
В память с последним дозором,
И на вокзал.
Разве беда,
Если родился прохожий,