Равиль Валеев

Строчка поздней любви, как беда, кровоточит

        посвящается памяти Вероники Тушновой и Александра Яшина
(сложное рондо)
Строчка поздней любви, как беда, кровоточит,
Отвергается разум в угоду надежде,
Разбивается вдребезги прочное прежде,
И сгорают поэты до траурных точек,
Кто на пламя любви полететь вновь захочет.
Видно счастья лимит у обоих издержан,
Но в стихах появляется ярости стержень,
Пробивающий бронь у сердец оболочек-
Строчка поздней любви, как беда, кровоточит.

Стих от страсти кипит – на судьбу он рассержен,
От тоски по любимому сладостно нежен.
В нём лелеется чувства коварный расточек,
Что минутами встреч без конца озабочен,
Отвергается разум в угоду надежде.

Не любившему трудно понять их невежде,
Что в любви каждый день удивительно сочен,
Что кружит колдовство поразительных строчек.
Чтобы чувств океан стал предельно безбрежен,
Разбивается вдребезги прочное прежде.

Не созреют плоды из цветов поздних почек,
Их удел - на плите между датами прочерк,
В прочем, смертный итог для людей неизбежен,
Но мечтать даже в зрелости каждый подвержен,
И сгорают поэты до траурных точек –
Строчка поздней любви, как беда, кровоточит.

В строчке светлой живёт православная Русь

            Вот потому я Русь и славлю
            И в срок готов приять и снесть
            И глупый смех, и злую травлю,
            И гибели лихую весть!
                Сергей Клычков
        (сложное рондо)
 
В строчке светлой живёт православная Русь,
Что веками мечтала о счастье и воле:
Урожаем манило кормилица-поле.
Деревенская песня – сердечная грусть
Не смолкает, живя в поколениях уст,
От трудов чьих рубахи белели от соли,
Кто невзгоды судьбы непрестанно бороли,
Чей девиз: «Непременно ещё поднимусь!»
В строчке светлой живёт православная Русь.

Деревенских поэтов не помнили в школе –
Их в тридцатых расстрелы в стране пропололи.
Лютовала по сёлам ленивая гнусь,
И от боли замолкла забитая глушь,
Что веками мечтала о счастье и воле.

Сколько судеб растёрто в военном помоле,
Напряженья страны долго слышался хруст,
Но деревня смогла этот выдержать груз.
Неизменно одно в хлебопашенной доле -
Урожаем манило кормилица-поле.

Без мечты и поэзии мир пресно пуст,
Про родительский дом знаем стих наизусть.
Если корчит, приятель, от памятной боли
Помогает царица домашних застолий -
Деревенская песня – сердечная грусть.
В строчке светлой живёт православная Русь,

Голубиная пара

      посвящается Раисе Блох и Михаилу Горлину
(сложное рондо)
Эмигрантской семьи голубиная пара
Вспоминала стихами о прошлой России,
Бури страшной эпохи следы заносили,
От судьбы не спасает наличие дара -
Пепел пал на поля от Европы пожара.
За дела приступили фашизма мессии,
Что в итоге войну против всех замесили.
За еврейскую кровь ждёт от власти удара
Эмигрантской семьи голубиная пара.

Мочат платье весенние струи косые,
Разбиваются лужи ногами босыми,
И кричит от волнения тетушка Сара:
«Я, Раиса, умру от такого кошмара!»
Вспоминала стихами о прошлой России.

А недавно дочурку в Париже родили,
Хоть считали Раису для матери старой.
Муж отправлен в концлагерь с еврейской отарой,
И в Швейцарию к брату набраться бы силы -
Бури страшной эпохи следы заносили.

Смерть в дороге дочурки – бездушная кара.
«Эту даму в гестапо.» - вердикт комиссара.
И в Освенциме газом её отравили.
Для цветов не найдёшь у обоих могилы -
От судьбы не спасает наличие дара…
Эмигрантской семьи голубиная пара.

За что люблю тебя я, Зина?

    (сложное рондо)
За что люблю тебя я, Зина,
Мой разум объяснить не может.
Терзаюсь до телесной дрожи –
Не в колдовстве ль каком причина?
В аду хозяйская скотина
С ухмылкой на коварной роже
Заранее костяк мой гложет -
Пропал уверенный мужчина.
За что люблю тебя я, Зина?

Я был потерей уничтожен,
Молил: «Ну, помоги мне, Боже!»
Как мрак и безысходность сплина
Вдруг прогнала твоя лучина,
Мой разум объяснить не может.

От аромата нежной кожи
Я становлюсь покорной псиной
И растекаюсь мягкой глиной
О том, что будет с нами позже,
Терзаюсь до телесной дрожи.

Жизнь не индийская картина,
И старость словно паутина
Болячки организма множит,
Но чувствую себя моложе.
Не в колдовстве ль каком причина
За что люблю тебя я, Зина?

Я вспоминаю будуший полёт

Я вспоминаю будущий полёт:
На Питере чахоточный румянец,
Туман сползает с Пулковских высот,
Но ясные картины пишет память.
На Кронверке из прошлого фокстрот -
Трубой хрипит заезжий африканец,
И почему-то рой фальшивых нот
Мне душу, словно пчёлы, больно ранит.

Ночной Невы поток мелово бел,
На нём бредёт с экскурсией трамвайчик.
Пропитанный стихами город пел,
Что я к жене прижался, словно мальчик.
А героини Цвейговских новелл
Сиренами зовут: «Иди к нам, зайчик.»
От жаркого соблазна отупел,
Как якорь, зажимаю тонкий пальчик.

Имперский город - славный лицемер,
Его легенды словно паутина:
Фасадный лоск нисколько не померк,
А во дворах печальная картина.
Жизнь потихоньку съела круговерть
А старость, как змея, неумолима.
Супруги неожиданная смерть -
И ты уже не чья-то половина…

Я вспоминаю будущий полёт…