Ирина Мудриченко

  "Еще я спросил, не приходилось ли ему встречать баньши. «Да, я видел одного, –
   сказал он, – внизу, у реки. Он сидел и шлепал по воде руками»"*
                У. Б Йейтс "Кельтские сумерки"

Ты сидишь и шлепаешь лапами по воде
(А лица твоего…). Двустворчат полдневный сон.
Камышиный-мышиный-визгливо-шинный предел
У того, кто даже не был произнесен.

В перепонки знобкие порядочно набралось,
А лица твоего… только клетки на рукаве.
Створка сипло хлопает, влипая в солнечный воск,
От грунтовки старой разлитый чуть-чуть левей.

Я сижу и не плачу. Неужто предел таков
(камышиные стрелки колются – их вечность не хочет вспять)
Для того, Кто небо латал косыми стежками холмов,
А лица твоего не в силах дорисовать.

Вянет лист. Проходит лето.
Иней серебрится...
Юнкер Шмидт из пистолета
Хочет застрелиться.
    Козьма Прутков

Юнкер Шмидт, да когда ты уже застрелишься.
Всё играешь, дикий, в свезло - не свезло
С захлебучим, разлапо-гребущем селищем
/это грязи поток или всё же… село?/

Доискаться чего и куда там втоптано –
Всё равно что вечно «сельпо» склонять.
Не таким асфальтовым, юнкер, отрокам
Скулы бить о сырые костяшки дна.

Эх, тевтончик  кошмарный, куда бы рыпаться
/белорыбицей в рвущий чешуйки сель/.
Жрал бы лето своё – вот оно рассыпано –
Как по полу тюремному карамель.

Юнкер Шмидт, да когда ты уже застрелишься…

"Ариан Севастин читал об этом сотни раз в самых разных источниках, но не мог вообразить. Все, что угодно, мог вообразить, только не это. Вместо казни он видел лишь мглу цвета айгенграу".
          Юлия Горноскуль "Три веретена из Трансильвании"

Замаранный свет захлебнулся и стих,
Неряшливо пенясь на вырезах век.
Упрятал подальше бы свой айгенлихт -
В газету, в сетчатку - смешной имярек.

Бессловные назвища выскребли рот.
И, небом проглочены, стяги молчат.
Минутная стрелка - garotte -... глоток:
Твой собственный серый, заёмный твой ад.

Как много, как мало нас... Ратуши тень
Так прянично выспренна в хлопьях газет.
Как долго под склизлые веки лететь,
Не знаешь случайно, мой внутренний свет?

Не беречь ни ракушек, ни желудей.
Ни каштанов - ежастых подводных мин -
Чей молочно - нежный надкол хранит
Очертания ливневых субмарин.

Есть ракушки и в северных городах -
На гранитный низать бы их небокрай
И в пернатую реку мерян шептать:
- Yellow, где ты? Пора бы уже - всплывай!

Размолотят до хруста в начинку для проводов:
В разноцветный амперный фарш, в травяную кровь –
Так что остро запахнут брызги на верхнем до,
Где уже ни мембран, ни нежных твоих зрачков.

На другом конце – режут ниткою кашу и,
Ох, давно признаться, не райские кушери.
Там «свои» выходят из смерзшейся чешуи.
Дотянуться б до глаз – зажала бы: «Не смотри!».

«А у волка на шее верёвка, на ней кольцо...»
Кто кого за костровым треском остался ждать?
Размолотят, набьют кишку звуковым сырцом.
Да на кой телефонам нынешним провода.