Эйлин Макгрэйм

муза разбила колени,
об океанскую пемзу
и пьет Шэриданс,
и цитирует Ницше, дымя

но, слушай:
"если ты долго смотришь в бездну, 
бездна тоже смотрит в тебя"

её голос пробьет киловаттами -
и вот ты с ней делишь кровать
но "чем шире раскроешь объятия, 
тем тебя легче распять"

и муза твоя, голос церковного хора, 
ромовыми губами, приспешница мора
её Ницше целует в веки,
она пачкает черным блокноты,
нужна тебе больше на этом свете
чем кто-то рядом, из плоти

и ты тоже

бьешь ноги о пемзу
и пьешь Шэриданс,
и цитируешь Ницше, дымя

но, помни:
"если ты долго смотришь в бездну, 
бездна тоже смотрит в тебя"

по утрам - рефлексы повадок, 
по кварталам - слякоть и хмарь. 
расцедили горький осадок
в не_солодовый январь

посреди раскаленной пустоши, 
посетителей, громких идей, 
я внутри - и кассир, и мусорщик 
социальных концлагерей.

храм сегодня, а завтра - в бар,
ночи стихов затолкали, залили в глотки.
кто горел от любви, кто-то - сгорал,
кто-то – осадок нефтепереработки.

дни рефлексий, самосожжений,
одичавшие, как фонари.
я - набор предложений,
штопаю текст, зашивая себя изнутри.

под редакцией мёрзлой пустоши, 
резидентов дешевых идей, 
я внутри - и кассир, и мусорщик 
современных концлагерей.

тусклый маяк, глубина Нила, 
у твоих передряг 
отпечатки винила 

по паркету проволоки 
тень Зеленой реки, 
изумрудную ткань 

стань 
ликом святых икон 
на распахнутом берегу 

здесь - единственный храм, дом 
и я его берегу 

соберемся 
в маковом хоре, 
в тесном кругу 
лето высушит поле, 
а я разожгу 

и к сырому рассвету, в пять 
облачившись в обдолбанный карий, 
мы отправим друг друга гулять 
в распахнутый колумбарий

пыль галактики в планетарии
волнами океана вспенится
мы останемся в колумбарии
ведь в раю искусство не ценится
 

холоднее аляски льда
(не отогрели),
снег падал - небесной тундры:
помесь стекла,
карамели и сахарной пудры

только твоя красота-награда
изумила меня, словно Артура
пелена Рейхенбахского водопада

и пусть это дико,
видимся мы не часто
я - Коста-Рика
международного индекса счастья.

разбиваешь меня,
словно прыжок с высоты Колониан Крика
ты - абсолютное черное тело
в этой кофейне 
на Коста-Рика,

и я буду читать тебе там композиции,
так, как их читал Бенедикт.
ты - абсолютная 
даже с позиции науки - реликт.

в городской бухте
круизные лайнеры
толкают речи
воплем
поют и шепчут
сутру
рассветной Америке,

Килмарнок кланяется, 
Замок Дин горит.
все сложилось удачно:
104 страницы дайджест, "бит".

Джонни-бой Дабл Блэк обуглен 
рождается сложный вкус

штатом Нью Йорк
провозглашается:
"да здравствует Сиракьюз".

нас из-за этой войны не успели выгнать 
колледжское бюро,

нас не успели выгнать,

как Аллена
за то, что Джек ночевал у него.

считается
с неизбежным
мышца сердечной библиотеки
и расслабляется

Гринвич-Виллидж двадцатого века.

аутсайдером
натуралом
разбитым
потерянным

падшие ангелы
расшибаются
и взлетают
и пьют скотч

и в дворах
и в дверях супермаркетов
их встречает
их приветствует 
Ночь!