Галина Маркус

Старинные часы всегда стоят...

И пляшет свет, и сонно липнут тени.

А люди, опускаясь на колени,

Из года в год наверх бросают взгляд —

Такой обряд, хотя часы стоят.

Они вне расписания и дат.

А время, их покинув, мимо-ходит.

И тянет за незримые поводья

И манит... но, как преданный солдат,

Не покидая пост, часы стоят.

Мерцает свечек призрачный отряд.

Людей сменяют люди, а хоралы —

Ночные скрипы. Исправляют нравы

И портят нравы сотни лет подряд.

Но на своем по-прежнему стоят

Часы. Когда мы явимся на суд

И все пройдем под ними вереницей,

То время предпочтет остановиться,

Чтоб не считать столетьями минут,

И всё застынет.

А часы пойдут.

Свернувшись в позу эмбриона

Мы ждём, мы терпеливо ждём:

Вот примет роды дом казённый,

Вот нас оставят под дождём.

Пелёнки под собой марая,

Беззвучным криком заходясь,

Лежим, подкинутые раю,

Лицом к двери, ногами в грязь.

А кто-то что-то тащит дальше

И грубо ходит по ногам,

Но всякий мимо проходящий

Надежду оставляет нам.

А те, которые – да в двери,

А те, которых пустят в рай,

Нам говорят: здесь всем – по вере,

Марай пелёнки – не марай.

И нас никто не подбирает,

Мы ни туда и ни сюда,

Мы не доношены для рая,

Мы и для ада – ерунда.

Но из дверей выходит некто

И нас находит на крыльце,

И поцелуем ставит метку

На каждом вымокшем лице,

И лба коснувшись, смотрит нежно,

Стоит печально под дождём…

Но мы упрямо-безутешны

И этот взгляд не узнаём.

Больно так, что нету боли,

Нету больше чувств.

Небо, Ты не видишь, что ли:

У земли нет больше соли,

Есть зола, но нету соли... Пуст -

- Се, и ваш дом остаётся пуст.

Больно так, что нету больше чувств.

Если вздрагивать при стуке,

Значит, будет дым…

Небо, на каком же круге

Ты возьмёшь нас на поруки?

Мир упорен. Помнишь это Ты? -

- Моет руки: кровь вместо воды.

Ты ведь помнишь: кровь вместо воды.

А мы хотели тоже быть… под этим небом.

А мы хотели бы без «бы», но это «бы» - наша быль… и судьбы

не миновать:

Голо тело, сердце голо,

Правда без прикрас.

Голым не до разговоров,

Виноватых нет средь голых,

Не до споров… Мир, смотри на нас.

Мир, не прячь глаза, смотри на нас.

Мир, смотри: мы - правда без прикрас.

Нас, как прежде, пролистают

И забудут, но

Мы ведь истина простая,

Мы-то верим, мы-то знаем:

мир спасает спасший одного.

Мир прощают только за него.

Мир прощают только за него.

Всё у нас хорошо! Но увозят осенние листья,

Собирая, бесправные, в пыльный казенный мешок,

По этапу, в расход, без надежд и грядущих амнистий...

Инквизитор с метлой, свой участок жестоко зачистив,

Смотрит в землю и помнит, что всё у нас тут хорошо.
 

Хорошо всё у нас. Этот дождик по капле опознан,

По манере письма, по рифмовке и ритмике фраз.

И стихи у него получаются лучше, чем проза,

Верный признак таланта – неверность погодным прогнозам,

Значит, тоже не врёт... бьёт и льёт: «Хорошо всё у нас».
 

«Хорошо у нас всё, - говоришь ты, не ведая фальши. -

Вот придёт новый день – облегчение он принесёт.

С каждым словом точней, с каждым небом всё глубже и дальше...

Потеплее оденься – и так вдохновенно не кашляй,

Не пиши, не ругайся... Не плачь! Хорошо у нас всё...»

Я пишу тебе письма — на каждом листке,
отправляю их в каждую новую осень.
Почтальон прилетает ко мне налегке
и всю стаю к тебе на крыльцо переносит.

И шуршат они там, и читаются вслух,
и трепещут, уснув на шершавом пороге,
но ты к шепоту этому, видимо, глух,
и спускаясь, не смотришь, наверно, под ноги.

Как выходишь из дома, является он
— твой усталый двойник, —  подметает ступени
и ругает меня, и чихвостит сезон,
и стоит на подсвеченной золотом сцене,

подопрется метлой и глядит далеко.
Там блуждает по городу странный прохожий
и послания ищет — с моею строкой,
и найти их которую осень не может.