Учитель технологии Альфред Михайлович сидел за столом и с пролетарской болью смотрел на то, как ученики восьмого класса пытаются делать полки для книг. Что–то получалось только у Мухамеджанова, который, правда, книг до своего переезда в Россию не видел, но руками работать умел. Отличник Чернышов вертел в руках ножовку, не понимая, как пользоваться этим агрегатом; двоечник Солдатов хмуро смотрел на разложенные перед ним доски; Обухов, выходец из верующей семьи, на всякий случай молился на тиски; Жмыхов, ещё в первом классе решивший стать стилистом, копался в своём рюкзачке в поисках зеркальца, а весельчак Шувалов весело долбил по доске молотком, пытаясь вбить в неё гвоздь. Пальцы у Шувалова были уже кроваво-красные.
Учитель встал, вздохнул, прошёлся по классу и остановился возле Шувалова.
– А ты кем собираешься работать, Шувалов? Кем стать хочешь? – на лице учителя появился почти ленинский прищур, без доброты, но с суровой хитрецой.
В последнее время я так много сплю, что где-то там, откуда приходят сны, хороших снов для меня уже не осталось. А снятся только страшные страхи: то я боюсь во сне умереть ни с того ни с сего, то ещё хуже − снится, что я начинаю забывать свой двор. Вот и решила в свои редкие просыпания рассказывать про мой двор вслух…
Хоронили Петра Данилыча. Только не надо путать его с Пётрыванычем. Пётр Данилыч был начальник. Потому что у Ляльки, его жены, была лиса. У лисы было две головы и шесть ног. Они свешивались с Лялькиных ватных плеч во все стороны от Ляльки…
У Пётрываныча не было лисы, и жены тоже совсем не было. Бабушка говорила, что он водопроводчик, поэтому чинит воду. Я его любила, потому что всегда целовала. И деда Бабая я любила и целовала, пока, конечно, не пошла в школу…
А Пётрываныч и когда я в школу пошла, делал хорошие вещи.
