Оттепель: 1950-е годы

(часть 2-я*)

Продолжение очерков-воспоминаний Юрия Антоновича Борко (доктора экономических наук, профессора, основателя и почётного президента Ассоциации европейских исследований) о литераторах 50-х годов, положивших своими произведениями начало Оттепели. Очерки впервые появились как серия публикаций на личной странице Юрия Антоновича в Фейсбуке.

Первая часть повествовала о самом начале Оттепели: о неожиданных событиях, произошедших вскоре после смерти И. Сталина, о первых ошеломивших читателей литературных произведениях, о происхождении самого понятия «Оттепель» и о том, кто они были – литераторы-«оттепельщики». Во второй части речь пойдёт об одной из самых наболевших тем в оттепельной литературе – трагической судьбе российской деревни, а также о том влиянии, которое оказала эта литература на жизнь молодого поколения, вступившего в самостоятельную жизнь в 1950-е годы, поколения, к которому принадлежит и сам автор.

Фейсбук, 12.11.2016

Новая деревенская проза

Деревня оказалась одной из главных тем пятидесятников. Помимо серии очерков Овечкина, это рассказ Александра Яшина «Рычаги» и «Деревенский дневник» Ефима Дороша, рассказ Николая Жданова «Поездка на родину» и повести Владимира Тендрякова «Не ко двору» и «Ухабы». Это роман Фёдора Абрамова «Братья и сёстры», законченный в 1956 году, дважды отвергнутый редакциями столичных журналов и всё же опубликованный в 1958 году в ленинградском журнале «Нева». Авторы не понаслышке знали о трагичных и самых фальсифицированных страницах истории коллективизации сельского хозяйства. Как и о том, что на войне деревня потеряла почти всё мужское население и все военные годы жила впроголодь, только за счёт небольших приусадебных хозяйств, так как почти всё собранное зерно колхозы вывозили в государственные закрома, получая за него гроши. В названных произведениях нет ни слова о том, как проходила коллективизация (расстрелы, арестантские эшелоны, лагерные зоны, голод в 1933 году). На эти темы было наложено табу. Но авторы нарисовали такое безрадостное полотно жизни послевоенной советской деревни, что живописать её так, как раньше, было уже невозможно, и сам собой возникал вопрос об истоках и корнях.

Задумался об этом и главный персонаж рассказа «Поездка на родину». Павел Алексеевич Варыгин, ответственный чиновник столичного учреждения (кабинет, секретарша, стопка служебных бумаг, ждущих его подписи), получивший телеграмму о том, что умерла его мать, и похороны будут в субботу. До деревни, расположенной к северу от Москвы, более суток езды, и он добирается до неё, когда мать уже отпевают в церкви. После похорон он возвращается в родную избу. Скорый, на котором он собрался вернуться в Москву, сделает минутную остановку на полустанке ровно в полночь, и он коротает время в разговорах с местными жителями. С соседом-стариком, зашедшим с четвертинкой помянуть усопшую; с соседкой, солдатской вдовой Деревлёвой, выложившей ему всё, что она думает о колхозной жизни и местной власти; с молодой акушеркой, арендовавшей у матери пол-избы, где она устроила акушерский пункт; с её женихом, инженером с машинно-тракторной станции, который рассказал о тяжёлом состоянии большинства колхозов в их районе и пожаловался на «казённых бодрячков», которым нет дела «до настоящего дела». В полночь Варыгин сел в поезд, все пассажиры в купе уже спали, а он никак не мог отделаться от чувства какой-то вины. «Сон не шёл, и сквозь тягучую дрёму воображение рисовало ему бревенчатые кресты на фоне серого неба, длинную тесовую скамью вдоль стены, старый самовар в углу, накренившийся набок. За струганым столом сидит мать, лицо у неё маленькое и тёмное, как было в церкви; она подвигается к нему и спрашивает с надеждой и ожиданием, как спрашивала солдатка Деревлёва: Верно ли, нет ли с нами сделали?». Поиск ответа на этот вопрос автор оставил на усмотрение читателя.

И неизбежно возникала обжигающая тема – крестьянин и власть. Та местная власть, с которой он имел дело изо дня в день. Их отношения складывались в двух измерениях – личностном и производственном. В обоих случаях власть выглядела неприглядно, равнодушная к жизни крестьянских семей, их быту и заботам, однако неукоснительно взимавшая с сельских тружеников двойную дань – хлебопоставки и налоги, и старательно обустраивавшая собственную жизнь.

Один из шедевров оттепельной литературы – рассказ Александра Яшина «Рычаги». В сельском клубе четверо мужчин, члены колхозной партийной ячейки, ждут пятого, чтобы начать партийное собрание, и ведут невесёлый разговор о посевной кампании – о том, что райком требует пустить лучшие поля под зерновые, вопреки утверждённому колхозниками плану оставить эти земли для льна – традиционной для их климатической зоны и выгодной для колхоза культуры, а приступить к пахоте требует немедленно, хотя земля ещё не подсохла, и т. д. Но вот приходит пятая, припоздавшая сельская учительница. Они пересаживаются лицом к столу. Один из них, оказавшийся секретарём партячейки, открывает собрание; второй, председатель колхоза, сообщает, что райком настоял на своём, и им надо принять «правильную» резолюцию. Остальные трое выступают в прениях. «Расхождений во мнениях, – комментирует автор, – не обнаружилось, как не было их и во время той дружеской беседы до начала партийного собрания; правда, сейчас согласованность и единодушие проявлялись несколько в ином, можно сказать, обратном значении». Приняв резолюцию и несколько конкретных решений, собрание заканчивается. Участники расходятся, и по пути к дому «возобновился разговор о жизни, о быте, о работе – тот самый, который шёл до собрания». Вряд ли автор что-нибудь знал о романе-антиутопии «1884», в котором Джордж Оруэлл, подобно хирургу, препарировал организм тоталитарного государства, показав, что одной из его базовых характеристик является «двоемыслие». Но именно этот феномен Яшин запечатлел с фотографической чёткостью, и не удивительно, что его рассказ стал одной из главных мишеней критиков-ортодоксов, ополчившихся на литераторов-пятидесятников.

Фейсбук, 15.11.2016

Поколение рядовых пятидесятников

27 мая 2006 года в Театре на Таганке встретились «Шестидесятники», а поводом послужило 50-летие доклада Н.С. Хрущёва на XX съезде КПСС. Выступивший на встрече Василий Аксёнов сказал о себе: «А вообще, если говорить о тех явлениях, которые начались в обществе, то я смело могу себя назвать скорее пятидесятником, чем шестидесятником… Я прозрел гораздо раньше, чем все другие». У Аксёнова были веские основания утверждать, что он прозрел раньше других. Репрессированные в 1937 году родители, два года жизни вместе с матерью, Евгенией Гинзбург, с которой он встретился после 17-летней разлуки, когда она была освобождена и поселилась в Магадане – центре Колымской зоны ГУЛАГ’а и поселений бывших «зэков». И всё же его слова могут служить эпиграфом к рассказу обо всём поколении, которое вступило в самостоятельную жизнь в 1950-е годы. Юный Аксёнов был далеко не единственным прозревшим в этом поколении и, стало быть, не единственным пятидесятником в том смысле, в каком он употребил это слово. Это было первое молодое поколение, не попавшее на фронт по возрасту. Самые старшие его представители родились в конце 1920-х годов, самые младшие – накануне войны. Это и моё поколение – я родился в 1929 году. Поколение, в котором миллионы мальчиков и девочек потеряли отцов, матерей, родственников, расстрелянных или сгинувших в тюрьмах и лагерях в годы сталинского террора. Поколение, в котором другие миллионы детей и подростков не дождались отцов, а иногда и матерей, погибших или пропавших без вести в схватке с нацистской Германией. Поколение, которое познало ужасы и тяготы этой войны, одни – на оккупированной немцами территории, другие – в прифронтовых городах и селеньях, в блокадном Ленинграде, третьи – в эвакуации. Оно рано узнало, что такое голод, и рано, в 13-15 лет, а в деревне гораздо раньше, начало трудовую жизнь. Оно духовно взрослело в обстановке патриотического подъёма и, параллельно, познавало оборотную сторону жизни, становясь свидетелями, а то и жертвами вечных спутников войны – жестокости, подлости и предательства. Те, кто родился на рубеже 20-х и 30-х годов, окончили школу, поступили в университеты и институты в первые послевоенные годы, а окончили их в первой половине 50-х, на переломе эпохи – от сталинского казарменно-лагерного, тоталитарного социализма к хрущёвско-брежневскому авторитаризму и постепенному погружению советского «развитого социализма» в состояние стагнации и склероза.

Жизнь этого поколения – тема огромная, неподъёмная в рамках краткого очерка. Оно было более пёстрым, чем предыдущее. С одной стороны, родившиеся в послевоенные годы новые молодёжные субкультуры: романтики в ковбойках и с гитарой, ушедшие в туристскую жизнь, с песнями за полночь у костров; родственные им студенты-энтузиасты, ежегодно отправлявшиеся убирать урожай в подшефных колхозах и на целине; «стиляги», перенёсшие на советскую почву западные молодёжные модели, от одежды и прически до пристрастия к джазу, року и бару. С другой стороны, «правильная» молодёжь – карьерные выпускники престижных вузов; новая, более образованная поросль комсомольских функционеров и комсомольцы-дружинники, люто преследовавшие «стиляг». А между первыми и вторыми – основная масса молодёжи, именуемой «болотом», обывателями и т.п., но фактически крайне разнообразной и единой лишь в своей непробиваемой общественно-политической индифферентности.

50-е годы обрушили на нас множество событий. О некоторых из них ещё недавно невозможно было помыслить, и вдруг они стали явью, будоража наши умы и чувства. Выставка живописи и скульптуры Дрезденского музея в 1955 году и вернувшиеся вскоре в музейные залы картины зарубежных и российских импрессионистов. Всемирный фестиваль молодёжи в Москве летом 1957 года, воспринятый нами примерно так же, как Колумб и его команда восприняли открытие Америки. Первый конкурс имени Чайковского, где высшую премию по классу фортепьяно получил американец Ван Клиберн. Небывалая популярность поэзии, и тысячи её молодых поклонников, приходивших к памятнику Владимиру Маяковскому послушать таких же молодых, как и они, поэтов. Несколько кинофильмов, перевернувших страницу в истории советской кинематографии, среди них – «Летят журавли» Михаила Калатозова (1957) и «Баллада о солдате» Георгия Чухрая (1959).

Но всё это случилось чуть позже, а начало сомнениям и вопросам, раздумьям и постепенному прозрению положили события 1953 года – смерть Сталина, публичное разоблачение фальшивого дела о «врачах-убийцах», низвержение Лаврентия Берия. На этом фоне к месту и ко времени пришлись два литературных текста – первый очерк из «Районных будней» Овечкина и статья Померанцева. Эти события горячо обсуждались в среде молодых специалистов, студентов, а также, хотя и редко, в рабочей среде. А затем – XX съезд КПСС, который произвёл эффект «Архимедова рычага», перевернувшего сознание миллионов советских людей. Стало возможным говорить о таких сторонах нашей жизни и страницах нашей истории, упоминать о которых прежде решались немногие, да и то в тесном кругу. Но открыто, во всеуслышание обсуждать острые вопросы и теневые стороны советской действительности было опасно и после смерти Сталина, слишком много лишних ушей и пытливых глаз было вокруг. «В середине пятидесятых, – вспоминала Людмила Михайловна Алексеева, – компании возникали мгновенно, какое-то время бурлили, потом распадались. Ни до, ни после ничего подобного в России не наблюдалось. Компании появились в определённый период как социальный институт, востребованный обществом. У нашего поколения была психологическая, духовная, а возможно, и физиологическая потребность открыть свою страну, свою историю и самих себя. В то время это можно было сделать только одним способом – посредством живого общения». Так складывались узкие, в сущности, нелегальные группы друзей, близких по своим критическим раздумьям и связанных взаимным доверием. В нашем поколении рождалась ещё одна молодёжная субкультура – «инакомыслящих».

_____

* Часть 1 опубликована в альманахе-45 №32 (416) от 11 ноября 2017 года

Иллюстрации:

Фестиваль молодёжи и студентов в Москве, 1957 год, фотохроника ТАСС;

кадры из фильмов «Летят журавли» и «Баллада о солдате»;

портреты, лица людей – лица эпохи:

Александр Твардовский, Александр Солженицын,
Эрнст Неизвестный, Борис Пастернак,

Константин Симонов, Фаина Раневская…

© Юрий Борко, 2016-2017.

© 45-я параллель, 2017.