Оттепель: 1950-е годы
(часть 1-я*)
Эти очерки-воспоминания о литераторах 50-х годов, положивших своими произведениями начало Оттепели, принадлежат перу Юрия Антоновича Борко, доктора экономических наук, профессора, основателя и почётного президента Ассоциации европейских исследований. Очерки впервые появились как серия публикаций на личной странице Юрия Антоновича в Фейсбуке. Поскольку они интересны не только друзьям Юрия Антоновича, с любезного разрешения автора, публикуем их на страницах «45-й параллели». Продолжение – в следующем выпуске альманаха-45*.
Фейсбук, 04.11.2016
Таинственная страсть и кое-что другое
Купил вчера свежий номер «Новой газеты» и прочёл на последней странице статью глубоко уважаемой мною Славы Тарощиной. В числе прочего, она упомянула новый фильм «Таинственная страсть», первые две серии которого её «оглушили карикатурностью и неталантливостью». Что касается меня, то я вырубил ТВ через 10 минут. Откликаясь на дискуссию, которую открыл в Фейсбуке мой тамошний друг Георгий Елин, я изложил своё мнение в двух словах: «Не то». Вроде бы сказал – как отрезал, а вы понимайте, как хотите. Но не тут-то было. Слишком памятны мне 50-60-е годы и памятен писатель Василий Аксёнов, прочитанный мной, начиная с первой повести «Коллеги», а далее «Звёздный билет», «Затоваренная бочкотара» и т.д. Так что попробую объясниться. Из двух его романов, стоящих у меня на книжной полке, – последнего прижизненного «Таинственная страсть» (2009) и первого посмертного «Ленд-лизовские» (2010), мне активно нравится второй и не очень нравится первый. «Ленд-лизовские», посвящённые автором своему детству в военные годы, близки мне по неожиданному обстоятельству. Вася жил тогда, как и я, в Казани. Более того, мы учились в школе № 19 имени Виссариона Белинского, но я его не знал. Нас разделяли три года. Когда я учился в 9-ом, он был шестиклассником, а с «малышами» у меня никаких знакомств не было. Впечатлил меня роман по иной причине: его страницы пахнут временем. Запахи разные, подчас резкие и неприятные. Автор рассказывает о жизни подростка Акси-Вакси, в 1942-ом ему исполнилось 10 лет, о его друзьях, мальчишеских проделках и приключениях. Рассказывает с юмором. И по ходу повествования всё более чётко проступают черты того времени. Постоянный голод, особенно в первый год войны, продуктовые карточки, которые время от времени удавалось «отоварить», спасительный рынок, где, если завелись деньги, можно было что-то купить, а нет их – обменять что-то на что-то, и где всегда надо было остерегаться мошенников. Крохотные школьные завтраки, которых с нетерпением ждал Акси-Вакси – кстати, как и я. Случались и праздничные дни, когда в доме появлялись американские продукты, особенно мясные консервы и яичный порошок, поставляемые в нашу страну по «ленд-лизу» (land-lease). И ежедневные фронтовые сводки! Аксёнову удалось сплести мальчишескую жизнь – с бытом и нравами эпохи. В этом, на мой взгляд, главное достоинство «Лендлизовских». В отличие от «Таинственной страсти», где органической связи между частным и общим не то чтобы нет, но она проявляется спорадически и однобоко. Автор увлёкся историей дружбы нескольких молодых людей, объединённых литературным талантом и запутанными любовными отношениями. Всё, что выходит за эти рамки, в том числе место этой группы в советской литературе и обществе 1960-х годов, осталось на обочине. К этой теме я вернусь в следующий раз.
Фейсбук, 09.11.2016
О «властителях дум» и начале Оттепели
В одной из глав «Таинственной страсти» Василий Аксёнов, рассказывая о том, как отдыхали в Крыму он и его друзья, и как их по пути к пляжу встречали многочисленные поклонники, пишет: вот они идут один за другим – «любимцы, кумиры, властители дум», перечисляя под придуманным им псевдонимами Евгения Евтушенко, Булата Окуджаву, Андрея Вознесенского, Роберта Рождественского, Беллу Ахмадулину и самого себя. Да, любимцы и кумиры. Поэты от рождения и по призванию, перевернувшие страницу в отечественной поэзии, осовременившие её язык, обновившие её ритмический строй, создавшие новые образы и рифмы, они вдохновлялись массовой, порой многотысячной аудиторией и, в свою очередь, зажигали её своим словом и темпераментом. Да и Аксёнов, единственный в ту пору прозаик среди них, успел прославиться своей первой повестью «Коллеги». Всё так. Однако властителями дум они не были. Известное изречение – «Нет пророков в своём отечестве» – подразумевает, что вообще-то они есть, однако «своих» пророков в отечестве не признают, предпочитая им «чужих», зарубежных. Но в данном случае «своих» властителей дум просто не было. Если кто-то и мог в Советском Союзе претендовать на этот высочайший статус, то лишь двое – Андрей Дмитриевич Сахаров и Александр Исаевич Солженицын, завоевавшие всемирную известность в 1970-е годы. Но и в те времена, о которых пишет Аксёнов, в нашей стране появились люди, открыто заговорившие о её наболевших проблемах и внёсшие первый вклад в рождение нового общественного климата. Автор ни разу не вспомнил о них, как будто Аксёнов и его друзья были первыми и единственными, кто вновь восславил свободу и осмелился заявить, что поэт в России – больше чем поэт, за что и были подвергнуты публичному шельмованию самим Хрущёвым. Но это не так.
Ошеломившие всех перемены начались тотчас после смерти Сталина: официальное признание, что дело «врачей-убийц» было ложным; освобождение арестованных и арест группы следователей, выбивавших у них признания в своей вине; арест и расстрел Л.П. Берия; начавшееся освобождение узников ГУЛАГа. И в том же году были опубликованы два литературных произведения, вызвавшие всеобщее изумление. Журналист Валентин Овечкин рассказывал в очерке «Районные будни» не о счастливой колхозной жизни, а её непомерных трудностях и диктате местных властей. Журналист Владимир Померанцев опубликовал в журнале «Новый мир» статью «Об искренности в литературе», заявив, что советской литературе не хватает этого качества, и многие литераторы изображают не реальную, а «лакированную» жизнь. Это было ново и казалось поразительно смелым. Появились и другие произведения такого рода. В них не было и намёка на оппозицию советской власти и правящей партии, но, как выразился один из недремлющих литературных «церберов», они были опасны тем, что рождали «неконтролируемые ассоциации». «Верхи» не заставили себя ждать.
В 1954 году Секретариат ЦК КПСС объявил политику редакции «Нового мира» ошибочной, снял Александра Твардовского с поста главного редактора, заменив его Константином Симоновым, секретарём Союза советских писателей, кандидатом в члены ЦК КПСС, депутатом Верховного совета СССР и шестикратным лауреатом Сталинской премии. Но своё дело новая литература сделала: журналы, в которых она публиковалась – «Новый мир», «Звезда», «Знамя», «Театр», общим тиражом примерно в 400 тысяч экземпляров, шли нарасхват. Всё это было ещё до XX съезда КПСС, и речь о нём – впереди. Но рассказ о первых переменах в литературной жизни страны был бы неполным, если не упомянуть о стихотворении поэта тютчевской породы Николая Заболоцкого, опубликованном в октябрьском номере «Нового мира». Всего двадцать строк – весенний пейзаж, солнечный день и первые проталины в снегу. Написал его поэт в 1948 году, вернувшись из колонии ГУЛАГа. И странно было, на первый взгляд, что опубликовано старое стихотворение, и не ко времени, потому что за окном гуляла осень во всех своих многоцветных нарядах. А поставил его в номер Александр Твардовский из-за названия – «Оттепель», усмотрев в нём символ начавшихся перемен и надежду на то, что они продолжатся. Очень вероятно, что так восприняли стихотворение очень немногие читатели. И всё же нашёлся мудрый человек, который понял смысл стихотворения и его названия. В мае 1954 года Илья Эренбург, известнейший в те времена писатель, публицист и общественный деятель, опубликовал в журнале «Знамя» повесть, в которой рассказывалось о некоторых переменах в жизни нескольких людей. Повесть называлась так же, как и стихотворение – «Оттепель». С его-то руки и стало это слово названием новой эпохи в истории нашей страны.
Фейсбук, 10.11.2016
Кто они – литераторы «оттепельщики»?
В 1955 году поток оттепельной литературы иссяк. А в следующем году состоялся XX съезд КПСС. Доклад Н.С. Хрущёва о «культе личности» ошеломил советское общество: «Вождь всех времён и народов» оказался деспотом и палачом. Одним из последствий этого события стал новый, гораздо более масштабный поток литературы, повествовавшей о негативных явлениях и процессах в жизни страны. В 1988–1989 годах вышли в свет три тома под общим наименованием «Оттепель». Их составитель и ответственный редактор Сергей Чупринин, в ту пору обозреватель «Литературной газеты», включил в них повести, рассказы, пьесы, стихи и статьи, опубликованные, соответственно, в 1953–1956, 1957–1959 и 1960–1962 годах. В трёхтомнике были представлены или упомянуты произведения почти 50 авторов. При всех индивидуальных различиях, их объединяло то, что они участвовали в Отечественной войне, в большинстве – солдаты или младшие командиры в пехотных подразделениях, артиллеристы, сапёры, связисты, один из них – танкист. Да и те, кто работали в дивизионных и армейских газетах, зачастую непосредственно участвовали в боях, особенно в первые два годы войны. Они вернулись с чувством выполненного долга и самоуважения, памятью о погибших фронтовых друзьях, готовые активно включиться в восстановление страны и полные надежд на лучшее будущее. Но уже вскоре убедились в том, насколько противоречив мир, в который они вернулись, и как быстро возрождаются порядки, напоминающие 30-е годы. У них складывались свои представления о том, что неправильно и что следует предпринять, и постепенно вызревало желание высказаться. Но обстановка в стране к этому не располагала. Ценой неосторожного слова вновь стала собственная жизнь. XX съезд и постановление ЦК КПСС «О культе личности и преодолении его последствий» открыли шлюзы, через которые хлынул новый поток оттепельной литературы, гораздо более мощный, чем три года назад. Этому невольно помог главный форпост цензуры Главлит, который на некоторое время утратил чёткие критерии – что «дозволено» и что «не дозволено» пропускать в печать. В 1956-м тираж «Нового мира» увеличился до 140 тысяч экземпляров. Произведения литераторов-«пятидесятников» публиковали и другие журналы: из «старых» – «Октябрь», «Знамя», «Театр», «Звезда», к ним прибавились новые – «Нева» (с апреля 1955-го), «Юность» (июнь 1955), «Наш современник» (март 1956), «Молодая гвардия» (июль 1956). Их суммарный тираж превышал 800 тысяч экземпляров, их аудитория насчитывала несколько миллионов думающих читателей, которым были понятны ассоциативные смыслы текстов.
Иллюстрации:
Василий Аксёнов и его друзья –
Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина,
Булат Окуджава, Роберт Рождественский, Евгений Евтушенко;
кадры из сериала «Таинственная страсть»;
прототипы и актёры…
_____
*Во второй части очерков Юрия Антоновича Борко речь пойдёт об одной из самых наболевших тем в оттепельной литературе – трагической судьбе российской деревни, а также о том влиянии, которое оказала эта литература на жизнь молодого поколения, вступившего в самостоятельную жизнь в 1950-е годы, поколения, к которому принадлежит и сам автор.