* * *
Четырёхстопному ямбу
В веках не изменив личин,
Размеры лямку свою тянут.
Меня ж преследует один,
Традиционный. Только станут
Переживания острей
О ритмах, временно забытых.
Споткнётся, перейдя в хорей,
Мой ямб о четырёх копытах.
1996
* * *
…В ножнах ножи, и штыки в земле…
Вот бы столкнуться во всеоружии!
Как же мы разминулись на столько лет,
Где повернули не там, где нужно?
А теперь осторожны – глаза горе,
В ожидании знамений и известий.
Словно стояние на Угре.
Не перешли. И опять не вместе.
1997 – 2017
* * *
В этом сонном райцентре увязнешь и пропадёшь, –
говорила себе лет двадцать назад и больше. –
Может быть, выйдешь замуж: котлеты, борщ,
обработка дачи – поиск в земле сокровищ…
Варианты ещё: о киношном мечтать оглы
(подкопить – и выехать на туретчину);
проглядеть все окна: не видно ли где стрелы,
пущенной Иваном-царевичем.
Далеко до столиц, царевичей, до себя
долететь не проще, чем до эфенди.
В областном – такая же ерунда.
(В мегаполисе точно могла бы сбрендить.)
От толпы говорливой, снующих везде машин
за дверями закрытыми тщетно ищу покоя.
Хочется вырваться пожить где-нибудь в глуши.
Тянет к земле – видимо, возрастное…
2017
* * *
Вдвоём с трёхмесячным ребёнком
В уюте комнаты.
Напоминает крик галчонка
Попытка хохота.
Глазёнки – камеры слежения.
(А я – в оранжевом!)
Иду проворно на сближенье –
За ним ухаживать.
Успеть бы мне с утра до ночи
Всю нежность выплеснуть.
Галчонок, солнышко, сыночек…
Когда ж я высплюсь-то?
* * *
Глазам закрытым (в помощь Брайль) –
лифт? Нет, скорее, поезд.
Реанимационный рай
читался как прообраз.
Щёк не жалела медсестра,
щипала что есть силы:
врёшь, не уйдёшь; твоя пора
ещё не наступила.
Не выдаст Бог – свинья не съест,
не упадет и волос.
За неоплаченный проезд
пришлось покинуть поезд.
Нашаркиваю путь домой
в больничном коридоре
и завиваюсь запятой,
споткнувшись на повторе.
2016
* * *
И снится сон: объявлен суд.
О только б не желали зла мне!
Толпе безликой раздадут
Судьбу решающие камни.
Проснуться! И при свете дня
Забыть… Но любопытство гложет:
Кто белый камень за меня
На гору чёрную положит?
1995
* * *
Как жадно мы краденый ум кроим,
Чтоб вновь рассовать по книгам.
На этот раз я буду твоим
Татаро-монгольским игом.
Но книжная полка – надёжный тыл.
И зря мы себя неволим.
Задолго до этого ты уже был
Моим Куликовым полем.
* * *
Как страшно воспитать ученика!
Указывает путь ему рука,
Но как узнать, что, скрывшись с глаз долой,
Он путь не изберёт себе другой?
Как страшно сердце доверять ему,
При этом апеллируя к уму.
А он запишет всё наоборот
И назовёт Евангелием от…
2008
Круговая порука смерти
Нерасторгаемая связь
Необратимости подвластна.
С лица земли мы ежечасно
Уходим, за руки держась.
А кто, объятый тишиной,
Из прежней жизни постояльцев,
В ладонь мне ледяные пальцы
Вложив, последует за мной?
1994
* * *
Куда заведёт тебя внутренний твой Сусанин?
В открытое поле или в болото?
Пальцы скользят по коже, как будто сани.
Точка отсчёта –
жилка – трепещет в опасной близости от глазницы.
Между двумя озёрами холм отмечен.
Далее – резко очерченные границы:
логово речи.
Там фигур умолчания тени стынут,
вещи задуманы в общем роде.
Это её природа, и ей не стыдно.
Радуется свободе!
2018
* * *
Освещение комнаты не на пять
С плюсом – выше, наверное, балла на два.
Без подсказки будильника я кровать
Покидаю до вечера с чувством стадным:
Даже кто-то по радио в этот час
Завывает «Подъём», проглотив зевоту.
У яичницы всё-таки вытек глаз,
Что не повод опаздывать на работу.
И неважно: глазунья, омлет, циклоп
(В данном случае) – к завтраку все едины.
Обнажённый стул не целует в лоб
На прощанье, а пристально смотрит в спину.
2008
* * *
От раскаяния – четырежды девяносто
раз в году надо бы умереть.
Больше всего тебе достаётся, подросток,
переросший меня на треть
головы с идентичным профилем –
разница только в покатости лба,
и ты чаще, чем я, произносишь «по фигу».
Я спускаю собак…
Смирно стой, не маши руками:
помнишь, как в детстве тебя учила?
Превратись в железо, дерево, камень –
только молчи, молчи!
Но разве можно сдержать поток?
(Разверзлись небесные хляби!)
Потерпи немного, совсем чуток,
Всю мою жизнь хотя бы.
2001 – 2016
Симеон
Очи мои неотчётливо видят, Отче,
я истомился не первым сорокалетьем –
ноги путаются, руки висят как плети,
кровь замедляется в жилах, память короче.
Свет в откровенье языков, людей Твоих славу
Избран увидеть, но ожиданием долгим наказан:
Полагаясь на свой маловерный разум,
Изменить не букву хотел, но слово.
В Доме Господнем кроткий, послушный, смирный…
Неужели прощён? Вижу сияние Лика!
Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко,
по глаголу Твоему с миром.
2017
* * *
Евгению Онегину
Уже давно я не была
Вот в этой маленькой гостиной.
Не потускнели зеркала,
Совсем не выцвели гардины.
Как нерадивый ученик,
На книжный шкаф смотреть боялась.
Он прочитал здесь столько книг!
И всё напрасным оказалось.
А в этом кресле он сидел…
Да, всё тут изменилось мало.
О есть ли зависти предел(!):
Не я ему письмо писала.
1994
Урна памяти
Урна памяти. Ты ли там,
Или тени твоей осколки?
Чёрным всё сторожить котам
До последней отдам иголки!
В суеверии смысла нет,
Но по-прежнему страх привычен.
Слишком пиковый слаб валет,
Слишком век наш безумный взвинчен.
Разложу по своим местам
Каждый миг, чтоб фальшивить в жмурки.
Урна памяти. Ты ли там,
Или только твои окурки?
1995
* * *
Хочешь в райский сад попасть, бестия? Только после.
Отвечай за свои слова, действия, отголоски,
за любовь к тебе, даже не узнанную, бестолковую,
за смышлёность, и смелость, и за одёжку новую.
Чем оправдаешься? Это из памяти стёрто.
Не поминай всуе ни Господа, ни родителей. Аорта
прогоняет по кругу – чего-то там обращение.
За прощение будет тебе прощение.
Думаешь на двух усидеть: или – или?
Сердце намертво прикипело к заветной лире.
2017
* * *
Я закована в теле какой-то бабы –
неказистый, но всё равно подарок.
У неё в настройках обычно ямбы,
а в итоге абракадабра.
У неё квартирка размером с ящик
для рассады (почти как у Чиполлино),
отличительная черта – порядок.
Фотографии. Ни одной картины.
Словно боится чего-то: даже
не выглядывает из окон.
Лампу не гасит до третьей стражи,
километры пряжи свивая в кокон.
Нитки сплетают свои узоры,
перед глазами мелькают спицы.
Ноет спина… Очевидно, скоро
баба в бабочку превратится.
2017
* * *
Я не думала, что приключится такая напасть,
Что сломаю ключицу, когда мне помогут упасть.
Перевязки, рентген и неделями полный покой;
Шевелить, как назло, не положено правой рукой.
Обнадёживал врач, осторожно её подвязав:
«Детские косточки – гибкие, словно лоза.
В лучшем виде срастётся, не вспомнишь потом».
Про закрытый ещё говорил перелом.
И недолго, действительно, жалила боли пчела.
За обедом хитрила, и в правую ложку брала –
Не боялась последствий, надеясь всегда на авось.
Врач не врал: в лучшем виде срослось.
2016