Подборка стихов, участвующая в конкурсе «45-й калибр – 2017»
США, Нью-Йорк
Выше голову, брат, в этом радостном мире печали!
Ты, я вижу, не рад набежавшей весенней тоске.
Ты такой же, как я, – нас с тобою уже распинали,
И родная земля ловко ладила доску к доске.
Твой простуженный вид воскресенье твоё не украсит.
Он молчит и кричит на холодном и тёплом ветру.
Нынче совесть и стыд где-то в море далёком баркасят.
Не спасу я тебя – завтра сам от удушья умру.
Мы не первые здесь и не завтра последними станем,
А соблазны и спесь есть не то, чем нас можно кормить.
Из самих же себя на самих же себя и восстанем,
Если сами себе не позволим внутри себя быть.
Неизбежность во всём – от источника до поворота,
Где и ночью, и днём перелётная носится пыль.
А ворота в степи – это просто в степи те ворота,
За которыми вход в изумительный наш водевиль!
Мы играем с тобой, как положено просто актёрам.
Мы вдвоём и они! И они тоже с нами вдвоём!
Драматургом, оркестром, рабочим кулис, режиссёром –
Будем сами, и сами все песни в спектакле споём!
Выше голову, брат, я с тобой – до последней минуты!
Хорошо то что есть! То что будет – милей во сто крат!
Как Сократ, будем несть свои маски до встречи с цикутой
И ещё одну песню споём у невидимых врат.
* * *
Ничего не останется – разве что вспоминать,
сидя возле больших песочниц
в царстве ересей и простых лоточниц,
как бывало то, чему не бывать.
На песочнейшем ложе песчинок знаков
никакой из равных не одинаков
где – никакому. Как знать? Как знать?
Ничего не останется – разве что провода
на мотках, на столбах и в шансах,
в чётках нежностей и в тенях романсов
всё связуется часто простейшим «да».
В этом городе Зеро, где я не равен
ни тому, кто славен, ни – кто бесславен
в телепрограммах. Вода. Вода.
Ничего не останется – разве что два тире,
но, скорее, – одно, кончаясь
в пунктах разностей или – начинаясь…
Вольтерьянское заварю пюре
в этой ёмкости никеля – из брикета,
заправляя специей менуэта
линию пищи – в каре, в каре.
Ничего не останется – разве что этот вздох
на обоях пустой квартиры,
где и дважды два было не четыре,
где прописаны чёрт и судья, и Бог.
За покинутым бруствером подозрений
по традиции – садик из всепрощений.
В тех же каналах – подвох. Подвох.
Ничего не останется – разве что два хлопка
от пролёта Большого Звука.
Заключалась в нём та одна наука
различенья праздности от кивка
и всего расстояния до пометы
от неровной строки на краю газеты.
Скажем, прощаясь: «Пока, пока…»
Ничего не останется – разве что новый век,
полный жизни и новых стансов
в звуках ересей о других нюансах,
замощённых камнями для новых Мекк.
На краю туннеля звучит сурдина,
и совсем не всё, пока жив, едино
ясным полуднем – у рек, у рек…
* * *
И станешь ты старше отца,
а, может, уж стал невозможно.
Его утомлённость лица
отсветит тебе осторожно.
И спрячет он свой пистолет
в войну, из которой вернулся,
которая вышла в тот свет
и остов которой прогнулся.
Патроны - вот здесь, на столе,
"рулетка" - в испытанной правой,
и розы цветут во дворе,
и веки грустны за оправой.
Ты можешь ему написать,
копируя буквы Скрижалей,
считая по году за пять
и счастье слепив из печалей.
Но только ответа не жди -
его и изъял археолог
из мест, где большие дожди
и лист ожидания долог.
Прошу, прошу под нож моих утех,
под рокот всех былин и чувство края!
Ямб вызывает то слезу, то смех,
и это потому, что жизнь такая.
Настольное серсо и шоколад
сегодня без ликёра и без рома.
Я буду всем вам бесконечно рад –
для этого я и остался дома.
В тиши приёмов и библиотек
мы примем очень важное решенье,
и перейдём под музыку в отсек
другой, в котором тоже утешенье.
Не нужно только громко говорить,
но говорить негромко – разрешаю
и есть, и пить, и интересно жить
от неба до земли большого края.
Свод орфографий – здесь же, на столе,
а клинописей – там, за той подкладкой.
С лимоном чай несу, несу уже,
но сахара не будет – чай не сладкий.
Акаций цвет, их белый серпантин
не только на бульваре, – во Вселенной! –
причастной к цвету, оттого и пенной,
как он, её любимый господин,
и наша сопричастность ко всему
потворствует не цвету одному.
Бытийная в нём данность есть и миф
безмерно-личный, потому – реальный,
немеряный и очень персональный
одновременно. Свадебный разлив!
И белый трепет белым и живёт,
свои флюиды превращая в мёд.
Прочтение – не только о весне:
на самом деле, удивленье больше,
и ощущенье белое тем тоньше,
чем лучше допущение вовне.
Воздушен миг воздушного цветка,
и вся его пространственность легка.
Так белой мыслью и стелюсь вокруг.
Приятно белокаменны щедроты,
и тёплая тональность белой ноты
и размыкает, и смыкает круг.
Сейчас мы там, где только белый цвет,
и ничего белее рядом нет.
Перейти к странице конкурса «45-й калибр – 2017»