Зоя Бочинская

Зоя Бочинская

Четвёртое измерение № 28 (484) от 1 октября 2019 года

Мёд и медь

Только мёд, только медь

 

Если – свет... Если – день... Если дерево крыльями машет

по утрам под окном и всё так же не может взлететь.

Если ветер гудит, огибая загривки у башен,

если солнца палитра всё та же, всё та – мёд и медь.

 

Мёд и медь, мёд и медь... Значит, жизнь моя длится и длится,

барабанщик судьбы перестуками будит рассвет,

чтоб в целебных лучах проявлялись любимые лица,

нет верней реактива и способа лучшего нет.

 

Чтобы ночь не пугала, а вечер пролился огнями,

чтобы в них – как в костёр – всё хотелось смотреть и смотреть.

И не ранило время, смешав имена с именами.

А рассветные реки несли – только мёд,

                                                                только медь.

 

Иначе, иначе...

 

За что уцепиться? Что якорем верным назначить?

И жить вкруг надёжного – цепкой природы – предмета...

 

Иначе, иначе...

ну что же тут скажешь иначе?

От палеозоя ни в чём в этом мире надёжности нету.

Ни дом ненадёжен – ни замок, ни бравая крепость:

тряхнуло, ударило –

                        лягут картонные стены.

Так пусть человек... и любовь и джульеттина верность...

Но смертны все люди, –

а это ведь тоже измена!

 

Все жизни лекала – моря и наивная мошка,

и тайны Непала; и ступы и скалы Тибета –

                                         на миг и на время.

 

Мы в чьей-то игре. Понарошку.

И если зима – не смотри, что по графику лето.

 

Доон-н-н!

 

Случается всё, что должно было в жизни случиться.

Не выдержат листья – лишь осень махнула крылом,

подкрасит закат мудрой краской любимые лица,

и что-то оставит ещё на потом...

                                                      на потом...

 

Когда бы с собой быть в ладу,

так с собой сговориться –

что смотришь на небо,

                                а видишь покинутый дом,

где служит сметливым лазутчиком райская птица

и спрятанный шифр тебе тайно рисует крылом...

 

Зачем же Ньютон безрассудное яблоко встроил

в учёную мысль, ненароком запутав закон,

где падает наземь всё – будто под стенами Трои?

А звон колокольный – гудит о другом...

                                       Слышишь? – Дооон-н-н!

 

Осень. Игры на вылет

 

Осень. Воронка. Воровка. Игры на вылет.

Кто-то останется, кто-то исчезнет совсем...

Душу тоской опалит и безжалостно вынет...

Ставь всякий малый у норки (вигвама) тотем.

 

Снизу тотема всё волки, киты да медведи

– предки в поверьях –

а сверху, конечно же, – ты.

Кто ты – орёл, муравей, человеческий гений –

осень сама там, где надо, расставит кресты.

 

Осень – воронка, воровка, античная драма,

ставит прививку: прикидывай срок уходить.

Что остаётся?

Тотем? Бытия голограмма?

 

Гены и коды. – Ведь Кто-то прядёт свою нить...

 

Закрывайте зонты

 

Льются слёзы дождя на унылую голую землю.

День омыт и оплакан, чтоб место достойно занять

там, где нас принимают...

Наверное, всяких приемлют,

а иначе – куда же не самых удачных девать?

Город тоже омыт, только каждому – разные сроки.

День за титры уходит, а новый – стремится опять

на манок фонарей,

на бродяжье бульваров широких,

на ладошки мои, чтобы цепко его удержать.

 

Льются слёзы дождя, закрывайте зонты.

                                                     Убирайте.

Эти воды целебны и скоро поднимутся вспять,

чтобы дальше о нас отслужили, где надо, молебны.

Закрывайте зонты,

принимайте дождей благодать.

 

После дня рождения. Затушила свечи…

 

Раскидала звёзды, затушила свечи.

Вымыла посуду.

Убрала вино.

Стрелки циферблата пляшут бесконечно:

Под чечётку – «будет»,

Под тустеп – «прошло».

 

Вот присела птица на моём балконе...

Вот уже за ёлкой отчеркнула след...

Вот привет из школы с городской контрольной...

Вот уже ни школы, ни контрольной нет...

 

Вот лежит младенец, раньше небывалый,

Пузыри пускает, голубем поёт...

Вот уже он взрослый и небритый малый...

Вот красотка в рамке, а без рамки – вот!

 

Раскрошила звёзды – будет птицам ужин.

Запалила свечи – станет веселей.

Музыку включила.

Тихую. Французов.

Зря вино убрали. –

               Полную налей!

 

Carpe diem – лови день

 

Сосны церковным поднялись органом,

хрипло гудящим в морозном лесу.

Ветер по веткам рванул хулиганом,

ссыпав застывшую божью росу

на заблудившейся мелочи стаю.

 

Вроде – знакомо всё, вроде – не знаю.

 

Летние жаркие сосны стоят

в снежном наряде и в образе новом,

ёлочек кроткий младенческий ряд

замер толпою седеющих гномов.

 

Как переменчива жизнь и сурова:

 

только родился и к лету привык,

только по миру прошёлся глазами,

вдруг исполинский стальной маховик

гонит метели, скрипя тормозами.

 

Тонет в пургу уплывающий крик.

Новые жизни толпятся за нами.

 

Совсем невоспитанный ветер

 

Невоспитанный ветер деревья знакомые клонит.

Невоспитанно вскинет подол –

                не успеешь поймать.

То поднимет себя над землёй,

                то на землю уронит.

Может шляпы учтиво

                и крыши с разбега снимать.

 

Что ты мечешься, ветер?

Никто тебя, глупый, не тронет.

Что ты бьёшься крылом,

                суматоху поднять норовишь?

Чем утешить тебя?

Чем тебя, наконец, урезонить,

Злой мальчишка портовый,

                задира подолов и крыш?

 

Слушай, ты, непутёвый, –

                могли бы с тобой сговориться.

Я открою окно – заходи в человечье жильё.

Только, чур, на полу летним пухом

           в углу не стелиться,

И промокшими листьями мне не испачкать бельё.

 

Невоспитанный ветер,

                совсем невоспитанный ветер...

 

Как бабочки крыло

 

Совпасть с природой, как листва и туча,

как бабочки крыло и сонный вечер.

Как камень, что к падению приучен,

и как зерно – рождения предтеча.

 

Согласно принимать все предложенья,

все шёпоты доверчивой планеты...

Когда б цивилизации ошейник,

пошитый наспех, намертво надетый

 

и, как лассо, наброшенный когда-то,

не придержал...

Когда бы виноватым

не чувствовать себя перед листком

и камнем...

 

Бродить по миру босиком

и, отодвинув сумрак,

подняв метель,

взлететь туда, где синь, – как Ариэль.

 

Открыв окно за божий окоём.

 

Ооосень

 

Тучи атомный гриб поднимается выше и выше.

Тяжелее ютиться природе, погоде,

                душе.

Прижимаются к стенам отёчные серые крыши.

Бродит город простывший

                в скрипучем прозрачном плаще.

 

И гриппозная тень перебежками метит маршруты.

А хороший хозяин собаку

                закрыл на замок,

Ведь домашнему псу в стылом городе хватит минуты,

Чтобы он огорчился

                и тоже с простудою слёг.

 

Хулиганит природа, умножив дожди и печали,

Умножая таблетки от кашля

                и чёрной тоски...

Мы ещё не в конце,

                но уже далеко не в начале –

Осень долбится в стены

                и холодом ломит виски.

 

Всё темнее в природе, и хочется жалобно плакать.

Открывайте замки –

                            отпустите на волю собаку.

 

Такая случилась пора

 

Я забуду тебя на огромную целую вечность,

я забуду тебя насовсем, навсегда... до утра.

Только утром дышать в субмарине затопленной нечем,

ты – глоток кислорода.

Такая случилась пора.

 

Не оставь меня в снах, вспоминай, уходя на работу,

не забудь моё имя в болезни, в тифозном бреду.

Ты – моя навсегда

                         на любовь отведённая квота,

всё идёт чередой – в череде – приручив, наконец,

                                                              череду.

 

Я останусь с тобой, чтобы флаттер не тряс самолёта...

Или если беда зафрахтует одну из годин

и на карте флажками отметит лихие широты,

то и там – ты мне веришь? –

                                          никогда ты не будешь один.

 

Возьми манок – свистульку глупую

 

Трудно дело птицелова...

Э. Багрицкий

 

Ты поступаешь опрометчиво,

Чужой души коснувшись вкрадчиво.

Кто знает – с кем она повенчана,

Какой ценой за всё заплачено.

 

Какая карма – приневолена...

И что за демоны –

                приставлены...

Какими родинками, болями

Она отмечена – отравлена.

 

Возьми манок,

                 – свистульку глупую, –

Иди по миру и насвистывай.

Тихонько звуками, как буквами,

Пиши –

«Я здеесссь! Душа-мне-близкая».

 

Её подманишь.

                Вместе с птицами.

 

И чтобы музыка – везде

 

Проснуться утром, не вставая

Смотреть на светлое окно.

Там неразгаданная тайна

Событий мелких и случайных –

Документальное кино.

 

Подняться. Бросить в турку кофе,

Сварить овсянку на воде,

Но с яблоком, и джем на profit.

Лимонный. Можно сыра кроху.

 

И – чтобы музыка везде.

 

Смотреть в окно на цепь летящих

Лазутчиков погоды, где

Один – овцой, другой – как ящер...

Их много – мультик настоящий.

 

И чтобы – музыка везде.

 

Потом надеть какой-то светлый,

И в унисон летящий плащ,

Где в каждой складке – память ветра.

Все признаки и все приметы

Весны вдохнуть.

                Ну, дождалась!

 

И чтобы музыка – везде!

 

Время волк. Не подымая волчьих глаз

 

Как медленно и осторожно

Крадётся время по пятам.

Там кто-то есть... Есть кто-то там...

Но оглянуться невозможно.

 

А зверь свою добычу гложет –

Мне слышны шорохи и лязг...

Эй, циферблат, ведь утра час! –

Пусть это будет сон тревожный!

 

...Но оглянуться невозможно,

И надышаться про запас –

Крадётся время осторожно,

Не подымая волчьих глаз...

 

Сонный чай. Накрыла лёгкость бытия...

 

Накрыла лёгкость бытия

Чернильной промокашкой ночи.

Готовлю чай. Горячий очень. –

Ромашка,

Мята.

Разных прочих

Вся огородная семья.

 

Пузатый чайник для травы

Мне варит сны с пучком душицы.

Как пааахнет!

Значит будут сниться

Жуки,

Коровки божьи,

Птицы.

Простой травы простые сны.

 

Накрыла лёгкость бытия.

Я подгляжу через ресницы,

Как дня захлопнутся страницы,

И как спешат угомониться

Предметы около меня.

 

Всё спит, забыв невзгоды дня.

Усну и я.

 

Мой глупый Буратино

 

Слушая «Скерцо и шутку» Моцарта

 

Мальчик мой!

Мой глупый Буратино!

Мысли, сольдо – всё наперечёт.

Нос в занозах, въедливый и длинный,

вечно в передрягу вовлечёт.

 

Луковка в кармане на постое.

Может, ты законченный гурман?

Эй! Букварь кому-нибудь пристроить!

Где там трубы,

клоун,

балаган?

 

Музыка на Средиземном море,

песенка слоняется вдали,

безутешно кукольное горе,

сольдо прорастают из земли...

 

Колпачок упрямый!

Буратино!

Жизни замечательный росток.

Ах, какую ты нашёл Мальвину!

Бог с ним, что не выучен урок...

 

Где-то ждёт ненайденная дверца.

К ней ещё бы ключик золотой...

 

...Моцарт.

«Шутка» прозвучала.

«Скерцо».

 

Свет погас.

Зал грустный и пустой.

 

Окна ли настежь…

 

Окна глазами пустыми смотрят на ветреный мир,

ветреный мир – плачет косыми дождями.

Окна ли настежь в их круговерть отворить,

или костяшками такт – в ритме тоски

барабанить.

 

Может, улягутся звуки в чужую ладонь,

нотами вдруг прорастут, дольнею музыкой ветра.

В консерватории самый последний балкон

стихнет программкой шуршать. Замер и слушает ЭТО.

 

Музыка жизни – пустыня – рыбка скользнула в коралл –

гений родился – чья-то душа отстрадала...

 

Не отыскать неозначенных сольных начал.

Море – по борту Земли...

                                может быть, это начало?

 

Музыка скорбным рассказом над миром парит

– кто-то откроет окно,

– кто-то примолкнет в партере,

– ночью (до боли до адской) душу во сне защемит...

 

...Если услышишь – значит, пока не потерян!

 

С меткой на шапке

 

Слоняются тучи по небу без дела

И плачут настырно, вне правил сезона.

Вам это знакомо? – Конечно, знакомо!

И климат на мушке, и жизнь под прицелом.

 

Всё как-то без рамок и против теченья,

Не слишком стабильно, – как сель над аулом.

 

Шагаешь по свету худой и ничейный,

И метку на шапке рисуешь для дула.

 

Таганка, мы – сёстры

Из цикла «Я и мой город»

 

Кружение улиц и площади заводь,

Дома вперемешку размером и годом.

Таганка, мы – сёстры.

                Высокое право

Таганских дворов, я – дворянской породы.

 

Там, если с холма –

                то стрелой и под горку...

Река – если слева...

                Река – если справа...

Как мне без тебя одиноко и горько,

Дворовое детство, шальная отрава.

 

Мне больше на Швивую горку не бегать,

На Яузе больше с горы не кататься.

И в двери знакомые мне уже не до-

И не до-, и не до-, и не достучаться...

 

Таганка, мы – сёстры. Таганка, я родом

Оттуда, где греет любая погода...

 

Из этих дворов...