Зинаида Палванова

Зинаида Палванова

Все стихи Зинаиды Палвановой

Восход солнца в Иерусалиме

 

Ехали сюда мы торопливо.

Здесь вот-вот начнутся чудеса.

На цветах, на шланге для полива

от восторга выступит роса.

 

Выступила, вспыхнула, застыла.

Вот и мы с тобой застыли здесь.

Всюду фронт, нигде не видно тыла,

небосвод борьбой охвачен весь.

 

Птицы объявились повсеместно.

Непрерывно ближние слышны,

дальние – отчётливо, небесно

реют, но звучанья лишены.

 

Стаями летают над свеченьем

самым ярким. Там восходу быть,

там перекликается с вечерним

крайний свет, чтоб солнце раздобыть.

 

На холме – селение с мечетью.

На другом холме стоим с мечтой.

Как привычно ненавистью, смертью

веет от мечети ясной той!

 

Нам давно знакома панорама –

небо и холмы со всех сторон.

Самолёт летит к восходу прямо,

так высок он, что безмолвен он.

 

Помнишь, как приехали впервые

мы сюда? И вот за годом год

мир стоит, и мы вполне живые,

посещаем, словно храм, восход.

 

Ожиданье в воздухе витает.

Близится большое торжество.

Солнце слишком быстро вырастает,

нам замедлить хочется его!

 

Счастье, как беда, – неумолимо.

Чтоб замедлить, нужно помолчать.

Нежит камень Иерусалима

розовая вечная печать.

 

Дорожный разговор

 

Солдатик в автобусе.

Очкарик.

Увидев листки со стихами

у меня в руках,

он спросил по-русски:

«Вы поэт?»

И недолго думая

я ответила: «Да».

 

Разговорились.

Зовут его Саша.

Он тоже пишет,

но не знает,

кому это нынче нужно.

 

А в окне холмы появились.

Я смотрю на каменные слои подножий,

устремленных в Ерушалаим.

 

Отзываюсь не сразу

будничными словами:

«Нам с вами, Саша,

нам с вами…»

 

 

* * *

 

Живя, нельзя не заметить,

особенно на ночь, в креме:

железней всего на свете

вечный двигатель – время.

 

Работоспособно на зависть.

На стрелках не видно пота.

Ах, как бы его заставить

чуток на меня поработать!

 

Летит равнодушно. А впрочем,

меня оно не забывает.

Деньки мои всё короче.

листва моя убывает.

 

С таинственной жизнью играя,

весёлая до бесстыдства,

дойду до самого края

и загляну, умирая

от старости и любопытства!

 

* * *

 

Звоню в прошлый век. Ответил

мне голос вполне настоящий.

Ах, может быть, нет на свете

штуковины этой летящей?..

 

Нет времени – есть весна,

небесный «Москвич», а водитель –

научный руководитель.

И по уши я влюблена.

 

Да, по уши, да, за двоих.

Не вышло романа с наукой.

Зато беззащитной мукой

меня защитил мой стих.

 

Мы все изменились в лице.

Звонила почти что без повода.

Кто был на другом конце

тридцатилетнего провода?

 

А я отражаюсь в трюмо.

Состарилась, будто сострила.

Не время ли это само

со мною поговорило?..

 


Поэтическая викторина

* * *

 

Как ремеслу или науке,

мы учимся с тобой разлуке.

Мы учимся с тобой отрыву,

мы обучаемся обрыву.

Перед туннелем и трубой

мы тренируемся с тобой.

 

Нам шепчет на ухо судьба:

разлука здешняя слаба –

сквозь череду земных событий

до края крайнего дойдите,

своими душами измерьте

всю глубину любви и смерти.

 

Компьютерная осень

 

Ты мой персональный, мой личный, с тобою

попала в чудную всемирную сеть –

и стало открытым пространство любое,

и стала почти виртуальной смерть.

 

Привет электронный по свету разносим,

работаем вместе, мечтаем вдвоём.

Роскошная осень, могучая осень

горит и горит на экране твоём.

 

Мой фокус

 

За всё, как водится, плачу,

за деньги – тоже.

Послушно я за всё плачу

твоей валютой, Боже.

 

Спасибо, что снабдил меня.

Живу, долги невольно множу,

в конце стремительного дня

волшебный крем кладу на кожу.

 

На розоватом склоне дней

участнице игры Твоей

грустить, серьёзничать негоже.

 

Ура! Я каждый день моложе

себя грядущей!.. И живей!

 

Новое окно

 

Европейское, нездешнее окно.

Я мечтала о таком давно.

Словно в букваре, где живы мамы,

открываются большие рамы.

 

Мастера ушли. Окно осталось.

Кажется, растеряна я малость.

На холмах видна цветенья пена…

Навожу порядок постепенно.

 

Так погода солнечная кстати,

так открыты настежь обе створки,

что почудилось в разгар уборки:

целый мир мне распахнул объятья!

 

Вспоминаю детство без отца.

Я бегу – и счастью нет конца.

 

* * *

 

Ты приехал, мы купаемся немыслимо

в Мёртвом море под живым дождём.

Что если от сказочного плаванья

сказочно теперь мы заживём?

 

Позабудем о нелепом возрасте,

пуд семейной соли растворим,

молодыми, стройными, влюблёнными

мы вернёмся в Иерусалим!

 

Навсегда избыв мороку тяжести,

мы освободимся изнутри…

Можно быть могучими и нежными,

поскорей на горы посмотри!

 

Завтра облик этих гор изменится –

буднично придавят их века,

солнце шпоры в них вонзит безжалостно…

Это будет завтра, а пока

 

дымка на горах сквозит зелёная,

мокрый свет пробился с высоты.

В Мёртвом море плавая прижизненно,

ко всему готовы я и ты.

 

 

Чаша

 

Накануне трудного дня

долго не могла уснуть –

от робости, слабости,

от шума в душе.

 

Вдруг я сделалась круглой чашей,

беззащитной, простой, открытой.

Так и чую,

что сверху видна я насквозь.

 

И наполнилась чаша моя согласием,

и стала я сильной,

и сделалось тихо в душе,

и легко я уснула.

 

И вышло как-то само собой,

что проснулась я самой собой.