Мне повстречался дьяволёнок, Худой и щуплый ‒ как комар. Он телом был совсем ребёнок, Лицом же дик: остёр и стар. Шёл дождь... Дрожит, темнеет тело, Намокла всклоченная шерсть... И я подумал: эко дело! Ведь тоже мёрзнет. Тоже персть. Твердят: любовь, любовь! Не знаю. Не слышно что–то. Не видал. Вот жалость... Жалость понимаю. И дьяволёнка я поймал. Пойдем, детёныш! Хочешь греться? Не бойся, шёрстку не ерошь. Что тут на улице тереться? Дам детке сахару... Пойдёшь? А он вдруг эдак сочно, зычно, Мужским, ласкающим баском (Признаться – даже неприлично И жутко было это в нем) – Пророкотал: «Что сахар? Глупо. Я, сладкий, сахару не ем. Давай телятинки да супа... Уж я пойду к тебе – совсем». Он разозлил меня бахвальством... А я хотел ещё помочь! Да ну тебя с твоим нахальством! И не спеша пошёл я прочь. Но он заморщился и тонко Захрюкал... Смотрит, как больной... Опять мне жаль... И дьяволёнка Тащу, трудясь, к себе домой. Смотрю при лампе: дохлый, гадкий, Не то дитя, не то старик. И всё твердит: «Я сладкий, сладкий...» Оставил я его. Привык. И даже как–то с дьяволёнком Совсем сжился я наконец. Он в полдень прыгает козлёнком, Под вечер – тёмен, как мертвец. То ходит гоголем–мужчиной, То вьётся бабой вкруг меня, А если дождик – пахнет псиной И шерстку лижет у огня. Я прежде всем себя тревожил: Хотел того, мечтал о том... А с ним мой дом... не то, что ожил, Но затянулся, как пушком. Безрадостно–благополучно, И нежно–сонно, и темно... Мне с дьяволенком сладко–скучно... Дитя, старик, – не все ль равно? Такой смешной он, мягкий, хлипкий, Как разлагающийся гриб. Такой он цепкий, сладкий, липкий, Все липнул, липнул – и прилип. И оба стали мы – едины. Уж я не с ним – я в нём, я в нём! Я сам в ненастье пахну псиной И шерсть лижу перед огнём... Декабрь 1906, Париж
Популярные стихи