Родилась в 1969-м. Поэт и драматург, состоит в Союзе журналистов и Союзе писателей России, работает главным редактором республиканской газеты «Горянка» (Нальчик, КБР). Автор поэтических сборников «Игры в прятки», «Небесный бисер», «Ты и я», «Тонкие связи».
* * *
Одно из наиболее распространённых ныне в Интернете слов – блог – появилось как таковое 17 декабря 1997 года. Сегодня количество людей, пожелавших вести свои дневники в глобальной сети, исчисляется миллионами. Блоги являются не только средством самовыражения пользователей, но и источником новостей из горячих точек на планете, средством альтернативной журналистики и источником редкой информации…
Почему об этом вспомнилось? Да потому, что понятие, выражаемое этим неологизмом, существовало испокон века – с тех пор, как возникла лирика. Собственно говоря, любое подлинно лирическое стихотворение может рассматриваться как запись в блоге – в той мере, в какой тому и другой свойственны молитвенные искренность и откровенность. С этой точки зрения подборку Кануковой можно было бы назвать «Блог для Бога»: мы допущены к её чтению, но чувствуем при этом, что она обращается к нам через посредство неких высших сил, которые пробуждаются в ответ на её речи, обращая при этом внимание и на всё остальное человечество, как ни патетично это звучит.
Зарина отнюдь не разводит между собой небо и землю, огонь и лёд, день и ночь, – напротив, так или иначе обозначая дихотомию мира, выявляя в нем противоположные начала, она всегда пытается объединить их в едином пространстве. Характерно в этом отношении и стихотворение «Лестница к Богу»:
Кто выстроит лестницу мне,
чтоб я могла встретиться с Богом?
Мой взгляд воспарил к вышине,
тоскуя по новым дорогам, –
вертикальная устремлённость этих строк сродни готической. Эти строчки могли бы стать эпиграфом ко всему творчеству Зарины Кануковой.
Переводчик не может в полной мере себя проявить, если у него нет точек пересечения, соприкосновения с автором. По счастью, в отношении Зарины мне удалось обнаружить множество таких точек пересечения. «Где ведётся за счастье сраженье / в плеске каждого дня, / грай вороний и ангелов пенье / увлекают меня», – эти строки сразу же напомнили мне мои собственные: «рёв реактивный и ангелов пенье / смешаны в этой странной пиесе» или «зубовный скрежет / и пенье ангелов одновременны / и поровну содержат децибел».
Когда же речь зашла о единстве земного и небесного, то многое стало мне понятным через призму своего стихотворения «Задача»: «Поэт – канат меж звёздами и прахом. / Свести их вместе – цель его искусства. / Дрожат канаты… Думаю со страхом: / что будет с нами, если перетрутся? // Какая доля – собственной спиною / хрустя, без ожидания награды, / натягиваясь скорбною струною, / сводить одноименные заряды!».
Таким образом (хотя переводчику понятливость должна быть присуща по определению), работа над текстами Зарины одновременно и облегчалась (в силу того, что мне близки многие ее смыслы), и осложнялась (в силу того же самого, потому что здесь отсутствовала та доля отстраненности, которая позволяет обходиться простыми версификаторскими навыками).
Прочувствовав смыслы, пронизывающие стихи Кануковой, я оказался примерно в том же положении, что и она: мне необходимо было с помощью слов воссоздать её – свои – прозрения, осуществлённые в области вне слов. Невидимое предстояло «огранить» русским языком и «оживить».
Принципами перевода её стихов стали: а) стихотворческий инстинкт и б) свободное балансирование между тестом и подтекстом.
Следование стихотворческому инстинкту предполагает интуитивный выбор строфики, ритмики и способов рифмовки. На мой взгляд, этот принцип перевода наиболее плодотворен, так как свободен от крохоборства формальных признаков и обращён непосредственно к поэтической сути. Ни для кого не секрет, что в разных языках те или иные стихотворные размеры обладают различными, порой совершенно несходными семантическими ореолами, поэтому точное следование форме оригинала иногда не может не навредить, в то время как инстинкт (если, разумеется, таковой есть) позволяет найти наиболее адекватную для языка перевода форму, воплощающую переводимое содержание.
Взаимообмен между текстом и подтекстом (который порой бывает вынужденным, обусловленным «возмущающим воздействием» рифмы) основывается на уместности/неуместности тех или иных семантических компонентов (и только в трех случаях автор обратила мое внимание на использование несвойственных ей образов, за что я ей очень признателен). Чтобы не углубляться в теорию, приведу один небольшой пример:
Бжьыхьэ,
сыту сф1эф1 уи лъэ макъ щабэ къыслъэщ1ыхьэр.
Бжьыхьэ,
согъэщ1агъуэ къызэпщ1эр сыздэщ1ыэр.
Оригинал
Осень,
как же я люблю догоняющий меня тихий звук твоих шагов.
Осень,
я всегда удивляюсь тому, что ты догадываешься, где я нахожусь.
Подстрочник
Осень,
как люблю я тихий звук твоих шагов,
что впотьмах спешат за мною!
Впрочем,
удивляет, как находишь ты меня
даже и за пеленою…
Перевод
Возможно, это не самый показательный случай, но и здесь можно видеть, как вплетаются в текст перевода извлекаемые из подтекста семантические компоненты («впотьмах», «за пеленою»), как меняется стиховая размерность, воссоздавая при этом настроение оригинала. Так сказать, приближаясь за счёт отдаления.
Для себя такой способ перевода я обозначаю как актёрский – в противоположность чисто филологическому. Он одновременно и проще (за счёт того, что ему присуща определенная степень свободы), и сложнее (так как требует глубинного вживания в образ переводимого автора). По существу, я играл роль Зарины Кануковой, и это одна из наиболее оберегаемых мною ролей.
Добавить комментарий