Залман Шмейлин

Залман Шмейлин

Четвёртое измерение № 23 (515) от 11 августа 2020 года

Весна на Шпрее

Броне

 

Улыбнись – как бывало, приветливо,

Изо всех своих женственных сил.

Вот беззвучно приветствует ветками

Куст, достойный бутылки чернил.

 

Дом гудит, сквозняками проветренный,

Где-то лает оставленный пёс

В тесной дружбе с квадратными метрами,

Вихрь листок подхватил и понёс.

 

Улыбнись, я пришлю тебе, может быть,

Прошлогодний засохший цветок

Ходят важно по пандусу голуби

Делят белого хлеба кусок.

 

Улыбнись, видишь солнце – прожилками

Из-за мрачных нахмуренных туч.

Кто-то так накосячил с пробирками –

Не смешно, нереально – аж жуть!

 

Осенний блюз

 

1.

И вновь опавшею листвой

Плетёт узоры на асфальте

Царица-осень. Ей шальной

К услугам ветер – вязь на пяльцах.

 

Снует проказник тут и там

Шуршит, раскладывает масти –

Вальтов бубей, червовых дам,

Сулит успехи и напасти.

 

И перемены впереди,

Интриги, дальнюю дорогу

И круг вернувшихся, гляди,

Друзей оставшихся немногих.

 

И наша суета сует

Иссякла – как иссякло лето.

И нет сомнений, нет как нет –

Проходит всё, пройдёт и это.

 

2.

Я обожаю эту пору

Пусть дождь, прохлада – всё равно.

В ней так уместны разговоры,

Воспоминанья и вино,

 

Обрывки чувственных коллизий,

Зажатых в рифму. Ворох лет

Не тронул магистральных линий

Мы грезим тем, чего уж нет.

 

Что прирастёт своей ценою

Лишь оттого, что отошло

Взметнулась кисть – мазок, пятно ли,

Подумать только – поделом!

 

И кто-то, движимый печалью,

Такой же нежный сумасброд,

Определит мазок случайный

Как самый гениальный ход.

 

Я преуспел – отчасти, знаю,

В собачий скверик подгадал,

Где стая красных попугаев

Устроила базар-вокзал.

 

Где травостой под жухлым скарбом,

Где мимоходом, чтоб успеть,

Словно присев на низком старте,

Ликует жизнь – где правит смерть.

 

* * *

 

Есть героизм обыкновенных буден.

Убрать постель, сварить с утра овсянку

И выгулять собаку. Думать будем

Потом. Привычка жить без нянек.

 

Сходить на почту – оплатить по счёту.

А каждый метр пути грозит бедою –

Он внешне безобиден и причёсан,

Но мины впереди и за тобою,

 

Невидимые глазу. Это наша

Реальность. Все счета (и этот тоже)

Потомки Фауста – для куража, а как же –

Оплачиваем раньше или позже.

 

Отдушина – звонок к себе подобным.

Там – то же самое. Риск стал, увы, привычен.

Не будем педалировать подробность.

Но временно растёт наличье дичи...

 

* * *

 

Ничего для себя не жалей –

Ни суровой Сибири, ни мора,

Ни инфаркта от буйных страстей,

Ни предательства, ни позора,

 

Ни кайла, ни высокой горы,

Ни глубокой реки, ни лавины,

Ни подлеска, что жарко горит,

Выгоняя зверьё на равнину,

 

Ни потухших от голода глаз,

Миражей – изнывая от жажды.

Всё пройди, прямо здесь и сейчас,

Обойдя беспристрастных и жадных.

 

Ничего для себя не жалей –

Ни крутых кулаков, ни заборных

Наговоров – соборных, отборных

С фараонов до нашенских дней.

 

Ничего для себя не жалей –

Пули в сердце в свирепой атаке,

Десяти одолённых смертей,

И клинка под ребро в пьяной драке,

 

Поцелуя ушедших навек,

В тихой заводи рыбного клева.

Ничего нет дороже, чем смех

Тех врагов, что роднее родного.

 

* * *

 

Нет, не сейчас – сейчас я не умру,

Ещё не выплачено место на погосте.

Я был нерасторопен, как лемур,

А время обнаружилось на кроссе.

 

Пошло считать – костяшки стук да стук.

Такое неухватное – как студень.

Мы взаперти, но странствует наш дух,

Пустился в плаванье – пусть будет то, что будет.

 

Но место выбрано – суглинок на холме

В интернациональном окруженье.

Я этот винегрет едва терпел.

Был, не скрываясь, при особом мнении.

 

Итак – по-компанейски на тот свет.

Что ж, будет с кем повспоминать, поспорить.

В неспешной череде грядущих эр – не лет.

Где нет ни счастья обалденного, ни горя.

 

Там слева – схимники, а справа, рядом – Русь.

Точь-в-точь как в жизни было – по соседству,

Все время в коммуналке, на миру.

Иное, видимо, мне было не по средствам.

 

Как ни крути, я далеко зашёл –

Своё, чужое – с хрустом на закуску.

И в этом смысле даже хорошо

Что я стихи писал не на своём – на русском.

 

Карантин

 

1.

Никуда не едем, не идём

Запасаем туалетную бумагу, чиним примусы.

В заточеньи ощетинился геном,

А снаружи – господин коронавирус.

 

Сиди, не дёргайся, авось да пронесёт.

Время с Богом пообщаться, хоть по сотовой.

Были массой – так, ни то ни сё.

А теперь с расстрельной каждый сотый.

 

Судный День перенесён на каждый чих

Кому-то – в нос, кому-то – в глаз, кому-то – мимо.

Лотерея – реституция с косых.

Бьёт вслепую, но расчётливо, без грима.

 

Вспоминаем Вангу (не к ночи)

Обещала мор – смотри ка, в точку!

Краткий курс – тот ничему не научил.

А оккультный учит  что есть мочи.

 

2.

По дорогам, по сугробам

По пустым полям.

Ходит, шастает тревога,

Прочит – быть гостям

Неожиданным, незванным,

Скрытым за горой.

Вот он скачет бледный всадник,

А за ним второй.

Первый всадник – это горе

Заслоняет свет.

Со вторым хлеб станет горек,

Смолкнет детский смех.

Прекратят струиться реки.

Высохнет исток.

А потом прискачет третий –

Объяснит – за что.

 

* * *

 

Мне жаль, но что такое «фреликс»

Узнал я лишь на склоне лет.

В свой срок родители успели

И сёстры тоже, а я – нет.

 

В советских песнях – отголоски

Слышны – захватывает дух.

Не так уж было всё и плоско,

И то, что пелось поутру

 

Не вызывало подозрений,

Что ритмы связаны с хупой,

Что у «Катюши» корень древний –

Незаурядный, непростой.

 

Что люди в сюртуках нелепых

По праздникам, в кругу семьи

На всё, на всё дают ответы

Через мелодии свои.

 

Весна на Шпрее

 

С рассветом – в атаку, вдоль Унтер-ден-Линден.

Последняя ночь беспросветно черна.

Припомнит из Гёте комбат Сёма Фридман,

А Моня Рецептер осушит до дна.

 

С рассветом – в атаку, машины застыли.

Исписана мелом, по-свойски, броня.

Весна разгулялась с интимным посылом.

Её и не думал никто отменять.

 

Как по расписанью – от корки до корки

По всем закоулкам – под стать временам –

Весна на дорогах, весна на задворках,

Весна в поднебесьи, повсюду весна.

 

И в сердце солдата найдётся местечко,

Размякнет в предчувствии майской грозы,

Набухнет слезой – не от страха увечий.

Его на таком не поймать, не сразить.

 

Он горем обучен, за ним – пол-Европы.

У кадждого метра – такая цена!

Разменной монетой – солдатские хлопоты,

И ночь, эта ночь бесконечно длинна.

 

С рассветом – в атаку, вдоль Унтер-ден-Линден.

Над струями Шпрее хмельная весна.

Припомнит из Гёте комбат Сёма Фридман

А Моня Рецептер осушит до дна.