Юрий
Разгуляев

1999, осень

И тяжело вздыхают клумбы.

Желтеет осень по дворам.

И птиц безвестные колумбы

Плывут к загадочным мирам.

Рядком на грядке перерытой

Под солнцем сушатся плоды.

И не сулят больших открытий

Простые сельские труды.

Пора почистить дымоходы

И запасти побольше дров.

И не желать иной свободы,

И не искать иных миров.

Не надо больше резать вены,

Не спать и долго жечь огни…

И если есть душа вселенной –

Она заметней в эти дни.

* * *

А я ещё плыву, и бездны подо мной!..

Н. Гнедич

А я ещё живу и, напрягая зренье,

Пытаюсь распознать насущности черты,

И в безобразии – изнанку красоты,

И сладость лета – в горечи кореньев.

Зелёной тяжестью измучены леса,

И духотою город переполнен.

И лёгких ласточек роняют небеса

Перед грозой, почти догнавшей полдень.

И боязно хоть что-нибудь узнать

Из тайн судьбы и скрытых настроений.

Здесь можно жить, но так и не понять

В привычках улочек – вселенских откровений.

Провинция. А всмотришься – страна:

Меняют ценники и с рук торгуют брагой…

А я ещё плыву, давясь солёной влагой,

И бездна подо мной, и надо мной она. 

* * *

Гроза засеяла дороги –

Так густо – зёрнами небес.

И не пройти уже окрест,

Не натянув сапог на ноги.

Пропали птицы. Да и я

Притих, покуда всё не выльет.

И не хватает вёсел (крыльев?)

Для моего житья-бытья.

Не притворяюсь безучастным.

Я нищ. И, Господи, прости,

Что не припас медяк в горсти,

Чтобы подать его несчастным.

Нас слишком много на Руси –

Врасплох застигнутых грозою,

Бедою.

Господи, прости

За всё, хоть я того не стою.

На лужах пляшут пузырьки –

Как на огне вода в кастрюльке.

А из окна глядит бабулька

Без радости и без тоски.

* * *

Достать бадью из чёрного колодца

С прохладным сном

и жадно пригубить

Той тьмы и немоты, чтобы забыть

О собственном неназванном уродстве.

Не избегать зеркал и фотокамер,

Публичных мест, незначащих речей…

Но вот ведь что:

мне легче с чудаками

И проще среди стареньких вещей.

Мне нравится рассадник лопуховый,

Где шаг почти не слышен при ходьбе,

И глупый вид собаки бестолковой,

Что чудным зверем кажется себе.

* * *

Ещё придут цветы из влажных почв и света.

К ним руки протяни

И вазу приготовь.

Следы цветов пересекают лето,

Как память о любви,

Как память и любовь.

Я дилетант в афёрах колорита

И в сфере лепестков. Но почему

В жару болезни плачу: приведите

Ко мне мой мак или меня к нему?

Цветам и лошадям устраивают скачки.

Но я люблю невыставочный мак,

Который к нам заходит просто так

И долго воду пьёт. И это что-то значит.

Иссякнет мак. Но будто выжидая

Ещё чего (хотя чего ж ещё?), –

Как многоточие, три маковки блуждают.

И значит – не конец. И сказано не всё…

Последствия цветов одаривают лаской.

Так вот чем обернулась жизнь садов!

Ты весела, и правят мной по-царски

Волшебные последствия цветов.

И Александра, Радость-Александра

Пришла в июле, маленькая, чтоб

Застать в цветах веранды и мансарды.

И это был ещё один цветок.

* * *

Какие грустные глаза

У заблудившейся дороги.

К шажку шажок прибавь – и что

Получишь в сумме и в итоге?

В такой окажешься чащобе,

Где даже птица не поёт.

Что лишь и выдохнешь: ну, вот!

И, погодя, вздохнёшь: ещё бы…

Всего важней ориентиры:

На карте цепкие пунктиры,

В уме – добра определенье

И сердца чуткое биенье.

И лишь тогда,

И лишь тогда,

Даст Бог, ещё дойду до цели.

А нет – так тоже не беда,

Ведь жил.

А вы чего хотели?

* * *

Когда я устану идти за надеждой,

За её барабаном бодрящим

И флейтой, влекущей и нежной, –

Я буду жить

Настоящим.

Это дождь нагоняет тоску на листву,

На укроп и на хмель веселящий.

И, спасаясь, бежит существо – к существу

И спасается тем.

Настоящим.

А улитка прилипла к изнанке листа,

Что осталась сухой и нагретой…

И у каждого в сердце – своя пустота

Для тугих барабанов и флейты.

* * *

Может быть, я устал от того,

Что земля – на подошвах

                        и дождь – в волосах,

А душа – в небесах.

Или хуже того.

Может быть, я устал от того,

Что две трети во мне одиночества,

Или лучше сказать – многоточия…

Или хуже того.

……………………………………

Может быть, и живу потому,

Что земля – под ногами и ветер груб.

И две трети моих во мне

Напряглись возле сжатых губ. 

* * *

Не добивай того, кто жив

И вопреки всему стремится

Допеть нехитрый свой мотив

И допридумать небылицы.

Во тьме так стонут половицы,

Так ветер прячется в трубе.

Так тает лёд. Так время длится.

Так размышляют о судьбе.

И неизбежно, как вращенье

Земли, – проходят чередой

Ошибки – следом за прощеньем,

Прозренье – следом за бедой.

Клубится время по спирали.

Всё больше войн и больше вдов.

И жизнь – не более чем вздох

Неубывающей печали.

 * * *

В. Куликову

Печаль разглаживаю в чаще,

По лугу влажному брожу

И за кузнечиком слежу

Или за мушкой немудрящей.

Или завидую ужу.

Во всём покой и равновесье.

Но ветер баловать начнёт,

И лес, как девушке – повеса,

Деревне издали кивнёт…

А я в ней рос…

Когда устану

Жить, как живу, когда смогу,

Вернусь, уткнусь в подол поляны,

Цветами сердце обожгу. 

* * *

Тяжеловесные июльские леса.

Листва и лень. Медлительное лето.

Пересыхает речь, и лишь глаза,

Прищурившись, следят за белым светом.

Легко ли мне? – Что я скажу в ответ?

Что влагу местных почв

                                   привычно

                                               тянут корни,

Что весело за облаком вослед

Подняться и лететь, меняя цвет и форму.

И повернуть назад, где что-то есть

Влекущее в давно знакомых лицах.

Провинция мне кажется столицей

Всех чувств моих, какие – только здесь.

* * *

Умерьте прихоти свои

Для мастерства и постоянства.

Загромождённое пространство

Освободите для любви.

Освободитесь для того,

Что вам любезнее всего.

Для хитрой музы косоглазой,

Чей быстрый взгляд не уловить,

Чтоб разгадать – и удивить

Читателя внезапной фразой.

И для мозолистых ремёсел,

И для тончайшего шитья.

Не для ответов – для вопросов.

Да что об этом знаю я?

Но в воду брошенный – плыви,

Стоптав семь пар сандалий, –

странствуй,

Освобождая для любви

Души стеснённое пространство.

* * *

Устаёт моё время

Быть весёлым и сильным.

Всё короче минуты, а тени, напротив, длинней.

Засыпают пески города

И стрекоз над водою чернильной,

И плывут над пустыней пирамиды теней.

Мириады миров умирают на клумбах вселенной,

Не успеешь понять, изменить выраженье лица.

Не грусти, моя радость,

                          о жизни почти что мгновенной,

Подивись, если сможешь, что она не имеет конца.

По всему мирозданью летят разноцветные брызги,

Вскрики звёзд достигают до чуткого слуха зверья.

Я цепляюсь за жизнь, даже если судьбою капризной

Ничего не дано, кроме зрения и сентября. 

* * *

Я одиночеством опрятным

Не тщусь насмешниц умилять.

Я в этом городе проклятом

Давно приучен умирать.

Непостижима божья цель.

Отдать голодному желанье –

Вот жадный смысл расставанья.

А может, смысл жизни всей?

Да нет.

Я думаю – не так.

Меня догонит жёлтый лютик

И, как щенок, который любит, –

Уткнётся мордочкой в башмак.

Какую радостную весть

Мне обещает день погожий?

Я улыбнусь тебе, прохожий,

И это – лучшее, что есть.

* * *

Я – волк. Мои глаза в лесу.

В слезах тоски неразрешимой,

Судьбе покорствуя, несу

Свой крест, обещанный вершине.

Во тьме желаний и притворства,

Теряя мужество и стыд,

От колыбели до погоста

Худое тело добежит.

Лишь иногда блеснут случайно

Ответной нежностью глаза,

Какой-то радостью печальной.

И всё… и вместе быть нельзя.

Но нет! Ещё мы будем живы,

И переменчивы, и лживы,

Коварны, искренни, нежны,

Друг другу будем мы нужны.

Душа затеет обожанье.

Она на глупости легка, –

Когда порадует пожатьем

Твоя весёлая рука.