Юрий Бердан

Юрий Бердан

Четвёртое измерение № 18 (474) от 21 июня 2019 года

Фата Моргана

Фата Моргана

 

Мираж. Фата Моргана. Круговерть

На скорости двадцать шестого кадра:

Нет ничего – начало только завтра.

Есть только бездна вод, земная твердь…

Ни горя, ни улыбок, ни азарта,

Ни пенья птиц, ни грёз в начале марта,

Нет звёзд и неба – некуда смотреть,

И рассказать про жизнь мою и смерть

Ещё не сможет местная Кассандра.

 

И я – ничто, и звать меня никак…

Платан ещё не вырос возле дома,

И с первенцем, заснувшим на руках,

Не ждёт меня до первых звёзд мадонна.

 

Ни бомб, ни пуль. Не тонут корабли.

Ни жути Холокоста, ни мессии,

Ни звёздных дней, ни чёрных лет России…

Ещё земную твердь не погребли

Ни доллары, ни евро, ни рубли,

Ни пепел «близнецов» и Хиросимы,

И безмятежно молодой и сильный

Ещё не задыхаюсь от любви –

Нечеловеческой, невыносимой.

 

Все впереди: надежда-правда-ложь,

Мгновение, что сотни жизней длилось –

На белой блузке бабушкина брошь

И девичьего лифчика стыдливость,

И первых губ застенчивая дрожь,

И губ прощальных северная стылость.

 

За перевал, где ужас и война,

Уйдёт гроза, в полнеба полыхая.

Там, над Голодной степью пелена –

Коричневая пыль, стена глухая,

И тусклая, как фикса вертухая,

Зависнет узкоглазая луна

Над сумасшедшим заревом Шанхая.

 

И задымится в двориках сирень,

И безоглядно мы в добро поверим,

И вечер взвоет тысячью сирен

И прыгнет на Манхеттен рыжим зверем.

 

Ещё услышать той шальной весной

Звучащие из Домского органа

Бесстрастность дюн и ярость урагана,

И нежность вперемежку с сединой,

И всё, что было-не было со мной,

И всё, чему не быть. Фата Моргана.

 

Дом у озера

 

Ни Торы, ни Корана ни Писания,

Компьютер в коме, значит в мире мир.

Дом, озеро, октябрь, Пенсильвания –

От самого себя семь тысяч миль.

 

Ни я его, ни он меня не любит.

Кто прав, кто нет, пусть нас рассудит бог.

Камин трещит, по окнам ливень лупит.

Горячий кофе. Сенбернар у ног.

 

И нужно мне всего чуть-чуть для счастья:

Октябрь, озеро, камин и я – ничей,

Чтоб рядом пёс и дождь не прекращался,

И кофе, черт возьми, погорячей!

 

* * *

 

Женщина стоит на берегу…

В озере закат декабрьский тонет,

Над уснувшим лесом птица стонет,

Пёс в восторге носится в снегу.

 

Дымно-красным светится экран –

Новости: взорвали Боинг ночью.

От меня оставшиеся клочья

Разбросало над десятком стран.

 

В кухне пахнет чаем и рагу,

Мягкий полумрак прогретых комнат.

Женщина давно меня не помнит.

Никого на снежном берегу...

 

Вишни

 

От закатных запахов дурея,

Говоря неженские слова,

Я рублю вишнёвые деревья...

Не «вишнёвый сад», а только два.

 

Старые, бесплодные, хромые...

Не рублю, а с хрипом хороню

Звук гитарный, песни хоровые,

Шёпот, смех и прочую херню.

 

Две бретельки по дороге к раю,

Всплеск реки, истерику сверчка...

Очевидцев рая убираю

По приказу личной ВЧК.

 

Вот и все! Последний взмах и «оп-ля!» –

На земле стволы. В посёлке мгла.

Так, философ, утираем сопли:

Завтра снова в шесть вставать. Дела.

 

Я не знаю, случай или – свыше:

Даты, встречи, судьбы, имена...

Что ж зрачками цвета спелой вишни

Смотришь ночь июньская в меня?

 

Мужская игра

 

Усталый костёр осыпался золой.

Мы с другом убитого лося кромсали...

А в озере нервные звезды плясали,

И ночь была ветреной, лунной и злой.

 

Когда ты забудешься, хищница-ночь!?

Мужская игра. Кровь на пальцах. Охота.

А та, что люблю, обнимает кого-то,

И спит за стеной их трёхлетняя дочь.

 

И стыла тоска на лосиной губе,

И чёрное мясо над жаром вертелось,

Ах, ночь! Ах, ты стерва! И мести хотелось,

Безжалостной мести хотелось себе!

 

За то, что мой выстрел не смог мне помочь –

Напрасна хребет раздробившая пуля...

За то, что потешно лопочет «папуля!»

Не мне, засыпая, трёхлетняя дочь.

 

Все поздно. Все зря... Хоть моли, хоть божись!

Я жив или нет – это ей между прочим...

Ножи о валун мы размашисто точим

И снова терзаем недавнюю жизнь.

 

Ночь смотрит в окно, глаз – корявый пятак.

Не та ночь – другая.... И хочется мести:

Цикуты, костра и расстрела на месте

За все, что когда-то случилось не так.

 

* * *

 

Какой был день! Безумно голубой...

Скатёрка на поляне. Май, суббота.

Вино, гитара, смех... И мы с тобой

На черно-белом чуть примятом фото.

 

А я строитель ГЭСов и плотин,

А я рубаха-парень! Свойский в доску!

А я в китайском батнике “made in”

В оранжевую, кажется, полоску.

 

Под солнцем, среди шелеста осин,

Ни капельки себя не понимая,

Мы щуримся, друг друга обнимая,

Задолго до прихода наших зим,

В конце ошеломительного мая.

 

А ты смеёшься, и над бровью прядь,

А я – небритый и слегка поддатый...

Ещё не скоро мамам умирать,

Ещё не притвориться не соврать

И нет на обороте слов и даты.

 

О чем кричу? Про что с собой молчу?

Зачем в себе – расстрельная работа! –

Ежеминутно зарываю что-то

И ставлю поминальную свечу…

На черно-белом чуть примятом фото

Моя весна – лазурь и позолота –

Щекой прижалась к моему плечу…

И ничего другого не хочу.

 

Осень в Бруклине

 

Да что со мною!? Песня, что ли, спета?

Иль неба не бывало голубей?..

Индейское… короче, бабье лето,

Пасёт на тротуаре голубей,

И, отражаясь в глянце парапета,

Идёт неспешно женщина в сабвей.

 

Как смирно жил я! В перестрелках не был,

Не падал с круч, не замерзал в лесу,

С похмелья тормозную жидкость не пил,

Не бил прилюдно рожу подлецу...

Зачем же эта прядь мне, – соль и пепел –

Летящая по женскому лицу?!

 

Зачем октябрь в Бруклине – пожарище?

В лес забреди по снегу на заре,

К ней подойди, на ночь без сна пожалуйся,

Подонку врежь, сожги стихи в костре!

Хоть раз решись на что-нибудь, пожалуйста,

Сейчас, сегодня, в этом октябре...

 

Или смолчи. Молчанье тоже дело!

Все в первый раз, и все, как жизнь, старо:

И что кипело, пело и болело,

И злых ночей пещерное нутро,

И я, в толпе глядящий обалдело,

Как женщина спускается в метро.

 

* * *

 

Золотом искрились купола,

Музыка над городом звучала:

Для одних начало означала,

Для других прощанием была.

 

Выйти в снег. Упасть на землю. Ниц...

Просто так. Кому какое дело!

Вот и эта осень пролетела

Рыжей стаей перелётных птиц.

 

* * *

 

Январь был дождливым, апрель был морозным...

Планету ломало, тошнило, рвало.

Год выдался странным, шальным – високосным:

Все в пику, вразнос, враскорячку, назло!

 

Потом был июль. Солнце яростно грело

И красило бежевым сны и тела...

И женщина в белом на гальке сидела,

Смотрела в прибой и кого-то ждала.

 

И море на берег бросала устало

Обрывки сети и обломки весла...

И чайка с ладони печенье хватала,

И девочка куклу в коляске везла.

 

А в декабре были маски и пляски,

Коньяк, Санта-Клаусы и гексоген.

Забытая кукла лежала в коляске

И в церкви старухи вставали с колен.

 

И сыпался пепел на черные шали,

Бесились метели и солнце пекло...

Но чайки летели, но женщины ждали,

И мокрые ветки стучались в стекло...

 

Танец у моря

 

В Ллорет де Маре в прибрежном баре

Танцуют танго седые пары...

 

Сентябрь над миром, над морем полночь.

Когда-то был он для нас – ты помнишь? –

Не просто старым красивым танцем,

А звёздной вспышкой – протуберанцем!

 

Был танцем бунтов и укрощений,

Прощаний наших, твоих прощений...

Был танцем страсти – шальной, пружинной,

И женской власти твоей вершиной.

 

Красиво, право, танцуем... Браво!

Луна в треть неба над Коста Брава!

Но танец этот иного нрава,

Другого рода теперь и ранга:

Танцуем танец ухода – танго.

 

Смотритель маяка

 

Я поднимаюсь по крутым ступеням,

Уставший от потерь, надежд, погонь...

Над яростным прибоем белопенным

Я зажигаю в маяке огонь.

 

И мечется в плену чугунных прутьев

Сгоревшая дотла в который раз

Моя душа – ночное перепутье

Шальных кромешных океанских трасс.

 

Она горящей чайкой в прутья бьётся...

Я в пепел жгу её который год:

А вдруг сквозь шторм на этот луч прорвётся

Судьба моя – полночный теплоход.

 

Над черным, над бушующим простором

Горит маяк... Я понимаю – зря:

Плавсредства нынче ходят по приборам –

Им свет моих огней до фонаря.

 

* * *

 

Симулякры, версии, ремейки

Радостей, страданий и страстей…

Летний полдень. В парке на скамейке

Греет кости старый Прометей.

 

Как наотмашь бьют рабыню плетью,

Как пытают ведьму на огне –

Новости, пропитанные смертью,

Рвут в ошмётки внутренности мне.

 

Отзвук не пришедших электричек,

Дальний смех не выросших детей…

Слепо-глухо-немощный счастливчик,

В летнем парке дремлет Прометей.

 

Камень, ножницы, бумага

 

Перестук нездешней электрички…

«Всё отлично! – мне он пишет в личке, –

Ни тоски… почти во мне, ни горечи.

Только вот уснуть мешают, сволочи, –

Глушат за стеною бренди до ночи

Две сестрички, две алкоголички.

Пашут санитарками в больничке».

 

«Муж подвёз сегодня в девять в офис.

Пью-кайфую, колумбийский кофе с

Тёплым, как Мальдивы, круассаном.

Я сегодня с Мэгги и Хасаном

Для программ готовлю методички.

Всё о'кей» – ему пишу я в личке.

 

Бабье лето над Парижем рыжим,

А в Нью-Джерси лупит дождь по крышам.

Что ж мы всё друг другу пишем, пишем!

По причуде что ли, по привычке?

В мейлы, чаты, мессенджеры, лички.

 

* * *

 

За то, что голод, мор, война,

Жгли города, не брали пленных,

Пять тысяч лет живёт вина,

Как клещ, в моих библейских генах.

 

Не я бесправный грустный бог –

Местечко в клочья, комья мата,

Не мой под утро в дверь сапог –

Снег, ров, расстрельная команда…

 

Не я баржи в Двине топил,

Не ел не пил – кремень-порода,

Стирая в лагерную пыль

Двуличных крыс – врагов народа…

 

В оконный мрак – «ушли на фронт» –

Глядит июль декабрьски стыло…

Не я шеренги юных рот

На мины гнал. Чего ж мне стыдно?

 

Не я нажал на кнопку «Пуск»:

Секунда – и Каширка вспыхнет.

Не ждал, когда подлодка Курск

С судьбой смирится и затихнет.

 

Да разве ж я отдал приказ

Бесстрастно, как на тренировке,

Пустить в ту ночь убойный газ –

Кого жалеть? – в зал на Дубровке…

 

Пролёт моста летит с опор,

Миг – и метан взорвётся в штольне…

Не я велел палить в упор

Из танков по бесланской школе.

 

Не гадил, с мразью не дружил,

Не унижал, не предал. Точно!

Там не был, в этот день не жил…

При чём тут я? Что ж мне так тошно?

 

Сквозь камнепад, вдоль гор гнилья

К истоку путь крут и неровен.

Сто тысяч раз ещё – не я!

Какая разница? Виновен!

 

* * *

 

Случайно или нам назло,

Как зверя мехом,

Под утро город занесло

Последним снегом.

 

Был полдень тих и город бел

И небо сине…

Тоскуют губы по тебе

Невыносимо.

 

Во мне ни штиля, ни волны…

Как в камне выбит

След незалеченной вины –

Сквозной, навылет.

 

Склероз… Стареет бог Карпат:

Мираж и бредни –

И тот последний снегопад,

И привкус медный.