Яна-Мария
Курмангалина

E-mail

Ю.

Узнавать по буквам и по словам,
по кавычкам, скобкам и запятым…
По страницам, сайтам – чужим углам –
находить друг друга… Мне жаль, что ты

в тишине онлайновой, в немоте,
где всего так много, и ничего
кроме слов, не встретишь меня нигде,
не узнаешь голоса моего.

Даже если будут слова скупы,
ничего мне ими не заглушить.
Растопи (зачеркнуто) растопи
тишину (зачеркнуто) напиши.

* * *
 

А пойдём звериной тропою в этот
подступивший к дому кедрач, где лето
наступает поздно, где мало неба,
мало света, знаешь, но много снега,

что скрипит в морозы – сухой и белый.
А с собой прихватим побольше мела,
будем ставить крестики аккуратно
на деревьях, чтобы прийти обратно.

По крестам, здоровым чутьём ведомы
мы из леса быстро вернёмся к дому,
где тепло, и двери закрыв от ветра,
будем долго в окна смотреть на кедры.

А когда натопленный дом остынет,
разожжём потухший огонь в камине,
чтобы в этот, хвоей пропахший, вечер
говорить с огнём на его наречье.

* * *

в темноте ворочаясь и вздыхая

ненадолго выбравшись из сети

он плывёт внутри своего шанхая

на ведущей лодке из десяти

он плывёт в закатные волны вброшен

как пророк влекущий к себе толпу

длинный шест распугивает рыбёшек

в глубине течения хуанпу

над водою мутной ложится низко

жёлтый смог и в лёгких горит как яд

достигая берега сан-франциско

где уже закончился листопад

и проснувшись утро во рту катая

под сигналы почты голосовой

он глядит из внутреннего китая

в облака осенние над москвой

* * *

В этом тихом городе наших не помнят лиц,

как не помнят запаха ветра, не помнят птиц,

прилетающих каждый год, повторяя круг:

север – юг.

Мы давно уже умерли, – двое из здешних мест,

старожилы севера, знавшие всех окрест.

Имена на могилах стёрлись сто лет назад,

и не видно дат.

Мы остались только в памяти этих стен,

где прожили долго, – каждый был светел день, –

и ушли мы тихо, словно в реке вода,

без следа.

И как прежде Время уносит за часом час,

в нашем доме живут другие, счастливей нас,

и всё так же осенью птицы летят на юг,

повторяя круг.

Весна в Венеции

1

когда ни мыслей не осталось

ни снов – с собою налегке

везёшь февральскую усталость

на юг в потёртом рюкзаке

туда где солнечная пьяцца

очнувшись в первой из декад

в весенний голос итальянца

крылатый вносит предикат

где ветер моря в альвеолах

окон вздувает паруса

венецианская гондола

раскачивает небеса

и отшелушиваясь былью

зимы в стремлении на юг

вдруг думаешь – а не забыл ли

ты дома выключить утюг

2

падает солнце за город вечерний

чайки и дети – кричат

пьяцца палаццо таверны харчевни

лодок темнеющий ряд

вот отплывает один полумесяц

гулко скрежещет настил

вот гондольер на соседней невесел

думает – кто б заплатил

мартовский ветер толкает под спину

блики дрожат на стене

ah bella donna qui signorina

кажется – это ко мне

падает солнце за рыжую арку

в адриатический бриз

и расступается площадь сан марко

и продолжается жизнь

3

где горизонт в туман завален

и не сыскать его начал

мафусаил морских окраин

своей большой эпохе равен

под ночь выходит на причал

канал оглядывая мглистый

сощурив карие глаза

с мелькнувшей искрой золотистой

он всматривается в туристов

бредущих группой на вокзал

и флаги хлопают по ветру

волна ныряет под мосты

и человек на стыке света

швартует город к вапоретто

не перейдя его черты

ему привычен этот танец

и каждый угол и альков

венеции – вот иностранец

заходит в лавку где вьетнамец

спит среди бус и кошельков

вот подавив в себе тревогу

следит за чайками в пике

турист заблудший – слава богу

мы здесь хоть выбрали дорогу

потомки на материке

4

легко любить венецию легко

под утренний глоток американо

когда туман плывёт как молоко

по площадям

и улицам мурано

где ждёт прилива вешняя вода

рыбак – улова свежего из свежих

легко любить венецию когда

в округе местных

больше чем приезжих

ещё не взбаламутивших покой

её весны – галденьем сумасшедшим

легко любить венецию такой

приснившейся

и вдруг произошедшей

5

из объятий тёмных дворов старинных

выбираясь к свету как на парнас

видишь чаек белые цеппелины

что снимаясь с волн поджидают нас

процарапав криком камедь заката

ловят хлеб и падают в небеса

коротка их память в начале марта

на чужие лица и голоса

итальянских улиц глаза раскосы

и на мне заведомо их печать

от того приходится на расспросы

подошедших скомканно отвечать

как пройти к палаццо какой из узких

fondamenta выйти к мостам del vin

и мешает ветер английский с русским

и над миром кружится цеппелин

* * *

вот улетают они улетают

птицы осенние чтобы в китае

сесть на великой стене

небо все глубже деревья все выше

жизнь все размереннее и тише

только собака во сне

лает от счастья сомкнуты веки

грезя о вечном своём человеке

том что ломая ледок

в утреннем парке поправит бейсболку

да наклонится – погладить по холке

и отцепить поводок

* * *

Г. К.

Ломкое эхо сегодня в ударе.
Точкой мигает на зимнем радаре
утро, и жмётся к стене.
Прячась заснежной холодной завесой,
город все дальше и дальше от леса,
город все ближе ко мне.

Город все ближе, а время все уже,
тоньше и смертнее. Рвётся наружу,
мается голос внутри,
колется, жжётся, но снова и снова
тонет в молчании. Видимость слова,
сколько ни говори…

* * *

погаснут огни

и город сойдёт с радаров

туман поплывёт

испариной по стеклу

в такую погоду

все реки впадают в дао

и птицы снимаясь с места

летят к теплу

туда где макушки гор

утопают в сини

и эхом чужим

протягиваясь во сны

даосские ветры

изгнанники шаолиня

взыскуют в миру

бессмертья и тишины

* * *

Пролетая насквозь города и болота,
в этой местности ветры не ищут ночлега.
Здесь всегда тихо плачет неведомый кто-то,
над смешением сумерек, грязи и снега,

над смешением слов, – невесомых, усталых,
пропадающих всуе, им некуда деться.
Я узнала твой плач, я тебя отыскала,
я тебя обнаружила – близко от сердца.

Говорило мне время: вода точит камень,
я услышала голос – далёкий, несмелый.
Пустота отмирает физической тканью,
лихорадкой простуды – от теплого тела.

* * *

Пусть река не море, но тот же легчайший бриз,

тот же ветер, тот же в песне морской мотив.

Ты всё чаще стоишь на пристани, глядя вниз,

а ворона в небе похожа на негатив

белой чайки. Осень, тёмный вечерний свет,

двадцать пятый кадр, ливневый диалект.

В полукруглом небе птицы растаял след.

На часах – без минуты снег.

Семь дней

ένας

(теодоро)

алоха оэ поёт он немного сипло

да леску на спиннинг наматывает зевая

и ветром носима песня его живая

о дальних гавайях

под утренним солнцем кипра

алоха оэ рыбацкая ли отрада

смотреть как вскипает пена у стен скалистых

и видеть как вдоль побережья бредут туристы

а в море сверкает

жирной спиной дорада

алоха оэ поёт он и слышит чутко

как ветер доносит голос другой эпохи

алоха оэ он вторит ему алоха

и громко смеётся

как самой удачной шутке

δυο

у маман купальник в горошек чёрный,

крем от солнца плавится на носу.

ваня! ваня бегает, увлечённый,

он девчонку дёргает за косу.

у девчонки розовая панама,

и косица тоненькая блестит.

дебра! дебра тоже не слышит маму,

дебра жаждет мальчику отомстить.

на ветру с парео кивает фикус,

зеленея листьями, как напасть.

муж с женой сидят, обсуждая киккос,

с чем едят, и как бы туда попасть.

янек! янек выбрал себе заботу –

отерев испарину у виска,

не спеша, как местные киприоты,

бастион выстраивать из песка,

приносить, как ветер стихает, терпок,

искры моря в детском своём ведре,

и смотреть, как с пляжа идёт эвтерпа,

и зовёт кого-то: андре! андре!

тρία

на закате море отходит к небу

добавляя зелени в горизонт

мы идём по берегу глядя немо

в истонченный солнцем сухой озон

по колючим кочкам сбегают тени

первых птиц под вечер слетевших вниз

и волна под лапы морских растений

подбираясь вновь не жалеет брызг

утопая в сумерках лёгких синих

с зеленцой последнею над волной

мама море круглое – скажет сын мне –

словно мяч игрушечный надувной

у него внутри беспокойно кружат

золотые рыбки – вперёд и вспять

помолчав отвечу – идём на ужин

побыстрее надо не опоздать

вдоль камней стоящих вокруг как нэцкэ

вслед смотрящих пристально и темно

он идёт мечтая о чём-то детском

я иду задумавшись о земном

τέσσερα

посмотришь вниз такая пустота

посмотришь вверх – не менее сурова

вот берега растаяла черта

нырнула и не вынырнула снова

и стороны прикидывать на глаз

осталось лишь по солнцу и по тучам

когда с землёй единственная связь –

пустая лодка с гнёздами уключин

о море море вечно мы пестрим

над бездною летящие по кромке

где в глубине свивается гольфстрим

в бечёвки вод в узлы её воронки

и всё живёт и дышит и кипит

всей сущностью неведомой природы

и тень моя огромная как кит

скользит по дну не вспенивая воду

πέντε

ждите на месте – так говорит наргиз –

перезвоню разведав пути попроще

горы – залиты солнцем по самый бриз –

вверх устремились к рощам

блёклым оливковым выжившим без воды

преодолевшим плотность земного слоя

мы заблудились глядя как тает дым

плавится золотое

снова звонок – ну как там наргиз куда

нам выдвигаться дальше в какую эру

солнце в зените и ждёт нас внизу вода

в уличных периптеро

έξι

сидит один у моря под зонтом

зарыв в песок бутыль с водою пресной

и неподвижный тёмный как фантом

он оживает – только чтоб на местном

чуть резковатым голосом прервать

лихой заплыв какого-то страдальца

а иногда засунув в рот два пальца

вдруг засвистеть и снова замолчать

но чаще только собственную тень

он видит за отсутствием примера

и отвечает эхом – калимэра

на редкое хелло и добрый день

επτά

когда под вечер из тумана

вдруг проступает чёткий вид

под ноги сыплется лантана

чей цвет красив и ядовит

и луч последний в море сгинув

пройдя у мыса над виском

бока зелёных апельсинов

отметит солнечным мазком

ты вдруг увидишь ясно остро –

волна подкатится к песку

и в темноту потянет остров

как в море брошенный лоскут

* * *

Снова осень, – время сменить пароль,

не её ли эхо во мне: «очнись»?

У реки сегодня большая боль –

берега болят, осыпаясь вниз.

Берега сползают к своей воде,

где их стон от ветра неотличим.

Осень, осень, где ты живешь? «Нигде».

Осень, осень, скоро ль зима? «Молчи».

Мне б узнать, большие грядут снега,

и надолго ль сердце замедлит бег?

Осень, осень, падают берега,

под водою прячутся. Будет снег.

авиа… аэро…
 

Далеко до земли.
Остаётся закрыть глаза.
Вот и я ближе к Богу
ещё на один полёт.
За бортом минус сорок.
Светло.
Полтора часа
будут острые крылья
небесный царапать лёд.

Будут острые крылья
воздушный ловить поток,
распластавшись по ветру –
их легкий дрожит дюраль.
Будет плыть под ногами
туманный земной платок,
где – метелью и холодом –
встретит меня февраль,

не оставивший миру
ни тёмных углов,
ни троп.
Где – в заснеженном городе –
ты не разлепишь глаз.
Где в озябшей гостинице
вянет досужий трёп,
и в густой тишине
повисают обрывки фраз.

…Птичья тень самолёта
мелькает на облаках,
и ленивое время
неспешно идёт вперёд.
За бортом минус сорок,
и мне хорошо,
пока
далеко от земли
продолжается мой полёт.

дорожное провинциальное

В привокзальном буфете чуть тёплый чай.
На часах – до полуночи – без пяти.
Никому не сказанное «прощай» –
это всё, что есть у тебя в пути.

Ничего – помимо билета – впрок.
Да его ли можно назвать добром?
Только сердце, тёплый живой комок,
неудобно ёрзает под ребром.

В привокзальном буфете чуть слышен гул –
за окном, где снег на перрон летит.
«Вот и поезд» – кто-то в ночи вздохнул.
Вот и поезд. Значит пора идти.

И обрывок неба зажав в горсти,
ты садишься в сонный экспресс ночной.
Не успев навеки в тебя врасти,
городок смыкается за спиной.

* * *

имя твое жевали чужие рты
дёргали и вплетали в прямую речь
рвали его на слоги до пустоты
целая жизнь прошла но смогла сберечь
юное это – лида

привет привет
лида я тут случайно
воздушный змей
у твоего балкона
а крыльев нет
лида
он улетает
лови скорей

шепчешь себе тихонько – лови лови
взрослая лида память твоя жива
где на асфальте – первой своей любви
мальчик выводит солнечные слова

девочка лида
ходишь ты не спеша
с улицы южной
взгляда не отвести
девочка лида
чем же ты хороша
девочка лида
просто свети свети

* * *

научилась часто бродить одна по реке зимой
научился молча мне вслед смотреть тихий город мой
не пророк, а так, есть ещё дурней
по реке метель, вот и я за ней

научилось сердце неслышно жить и стучать не в такт
это сердце выжило из ума, или было так
или солнца мало ему в груди
обходи нас, город мой, обходи

* * *

не сиди-ка дома не дуй на воду
вспомни оду городу
пешеходу
вот народ спешащий по гололёду
в переходы
резво
не зная броду
на своих двоих
на двоих гудящих
осторожных
сколько прямоходящих
лены паши оли наташи саши
из метро на волю по снежной каше
кто постарше – падая
помоложе –
спотыкаясь
скользко
ну отчего же
так смешно что просто мороз по коже
все идут ты тоже
идёшь
ты тоже
из того же племени
напрочь скуку
по снегам со смаком
по льду со стуком
каблуков
пусть смотрят глядят без звука
кто там свыше держит тебя за руку