Яна-Мария
Курмангалина

Семь дней

ένας 
(теодоро) 
  
алоха оэ поёт он немного сипло 
да леску на спиннинг наматывает зевая 
и ветром носима песня его живая 
о дальних гавайях 
под утренним солнцем кипра 
  
алоха оэ рыбацкая ли отрада 
смотреть как вскипает пена у стен 
     скалистых 
и видеть как вдоль побережья бредут 
     туристы 
а в море сверкает 
жирной спиной дорада 
  
алоха оэ поёт он и слышит чутко 
как ветер доносит голос другой эпохи 
алоха оэ он вторит ему алоха 
и громко смеётся 
как самой удачной шутке 
  

     δυο 
  
у маман купальник в горошек чёрный, 
крем от солнца плавится на носу. 
ваня! ваня бегает, увлечённый, 
он девчонку дёргает за косу. 
  
у девчонки розовая панама, 
и косица тоненькая блестит. 
дебра! дебра тоже не слышит маму, 
дебра жаждет мальчику отомстить. 
  
на ветру с парео кивает фикус, 
зеленея листьями, как напасть. 
муж с женой сидят, обсуждая киккос, 
с чем едят, и как бы туда попасть. 
  
янек! янек выбрал себе заботу – 
отерев испарину у виска, 
не спеша, как местные киприоты, 
бастион выстраивать из песка, 
  
приносить, как ветер стихает, терпок, 
искры моря в детском своём ведре, 
и смотреть, как с пляжа идёт эвтерпа, 
и зовёт кого-то: андре! андре! 
  
тρία 
  
на закате море отходит к небу 
добавляя зелени в горизонт 
мы идём по берегу глядя немо 
в истонченный солнцем сухой озон 
по колючим кочкам сбегают тени 
первых птиц под вечер слетевших вниз 
и волна под лапы морских растений 
подбираясь вновь не жалеет брызг 
утопая в сумерках лёгких синих 
с зеленцой последнею над волной 
мама море круглое – скажет сын мне – 
словно мяч игрушечный надувной 
у него внутри беспокойно кружат 
золотые рыбки – вперёд и вспять 
помолчав отвечу – идём на ужин 
побыстрее надо не опоздать 
вдоль камней стоящих вокруг как нэцкэ 
вслед смотрящих пристально и темно 
он идёт мечтая о чём-то детском 
я иду задумавшись о земном 
  

     τέσσερα 
  
посмотришь вниз такая пустота 
посмотришь вверх – не менее сурова 
вот берега растаяла черта 
нырнула и не вынырнула снова 
и стороны прикидывать на глаз 
осталось лишь по солнцу и по тучам 
когда с землёй единственная связь – 
пустая лодка с гнёздами уключин 
  
о море море вечно мы пестрим 
над бездною летящие по кромке 
где в глубине свивается гольфстрим 
в бечёвки вод в узлы её воронки 
и всё живёт и дышит и кипит 
всей сущностью неведомой природы 
и тень моя огромная как кит 
скользит по дну не вспенивая воду 
  

     πέντε 
  
ждите на месте – так говорит наргиз – 
перезвоню разведав пути попроще 
горы – залиты солнцем по самый бриз – 
вверх устремились к рощам 
  
блёклым оливковым выжившим без воды 
преодолевшим плотность земного слоя 
мы заблудились глядя как тает дым 
плавится золотое 
  
снова звонок – ну как там наргиз куда 
нам выдвигаться дальше в какую эру 
солнце в зените и ждёт нас внизу вода 
в уличных периптеро 
  
έξι 
  
сидит один у моря под зонтом 
зарыв в песок бутыль с водою пресной 
и неподвижный тёмный как фантом 
он оживает – только чтоб на местном 
  
чуть резковатым голосом прервать 
лихой заплыв какого-то страдальца 
а иногда засунув в рот два пальца 
вдруг засвистеть и снова замолчать 
  
но чаще только собственную тень 
он видит за отсутствием примера 
и отвечает эхом – калимэра 
на редкое хелло и добрый день 
  
επτά 
  
когда под вечер из тумана 
вдруг проступает чёткий вид 
под ноги сыплется лантана 
чей цвет красив и ядовит 
  
и луч последний в море сгинув 
пройдя у мыса над виском 
бока зелёных апельсинов 
отметит солнечным мазком 
  
ты вдруг увидишь ясно остро – 
волна подкатится к песку 
и в темноту потянет остров 
как в море брошенный лоскут