Яна-Мария Курмангалина

Яна-Мария Курмангалина

Четвёртое измерение № 20 (404) от 11 июля 2017 года

По городам и весям

Семь дней

 

ένας

(теодоро)

 

алоха оэ поёт он немного сипло

да леску на спиннинг наматывает зевая

и ветром носима песня его живая

о дальних гавайях

под утренним солнцем кипра

 

алоха оэ рыбацкая ли отрада

смотреть как вскипает пена у стен скалистых

и видеть как вдоль побережья бредут туристы

а в море сверкает

жирной спиной дорада

 

алоха оэ поёт он и слышит чутко

как ветер доносит голос другой эпохи

алоха оэ он вторит ему алоха

и громко смеётся

как самой удачной шутке

 

δυο

 

у маман купальник в горошек чёрный,

крем от солнца плавится на носу.

ваня! ваня бегает, увлечённый,

он девчонку дёргает за косу.

 

у девчонки розовая панама,

и косица тоненькая блестит.

дебра! дебра тоже не слышит маму,

дебра жаждет мальчику отомстить.

 

на ветру с парео кивает фикус,

зеленея листьями, как напасть.

муж с женой сидят, обсуждая киккос,

с чем едят, и как бы туда попасть.

 

янек! янек выбрал себе заботу –

отерев испарину у виска,

не спеша, как местные киприоты,

бастион выстраивать из песка,

 

приносить, как ветер стихает, терпок,

искры моря в детском своём ведре,

и смотреть, как с пляжа идёт эвтерпа,

и зовёт кого-то: андре! андре!

 

тρία

 

на закате море отходит к небу

добавляя зелени в горизонт

мы идём по берегу глядя немо

в истонченный солнцем сухой озон

по колючим кочкам сбегают тени

первых птиц под вечер слетевших вниз

и волна под лапы морских растений

подбираясь вновь не жалеет брызг

утопая в сумерках лёгких синих

с зеленцой последнею над волной

мама море круглое – скажет сын мне –

словно мяч игрушечный надувной

у него внутри беспокойно кружат

золотые рыбки – вперёд и вспять

помолчав отвечу – идём на ужин

побыстрее надо не опоздать

вдоль камней стоящих вокруг как нэцкэ

вслед смотрящих пристально и темно

он идёт мечтая о чём-то детском

я иду задумавшись о земном

 

τέσσερα

 

посмотришь вниз такая пустота

посмотришь вверх – не менее сурова

вот берега растаяла черта

нырнула и не вынырнула снова

и стороны прикидывать на глаз

осталось лишь по солнцу и по тучам

когда с землёй единственная связь –

пустая лодка с гнёздами уключин

 

о море море вечно мы пестрим

над бездною летящие по кромке

где в глубине свивается гольфстрим

в бечёвки вод в узлы её воронки

и всё живёт и дышит и кипит

всей сущностью неведомой природы

и тень моя огромная как кит

скользит по дну не вспенивая воду

 

πέντε

 

ждите на месте – так говорит наргиз –

перезвоню разведав пути попроще

горы – залиты солнцем по самый бриз –

вверх устремились к рощам

 

блёклым оливковым выжившим без воды

преодолевшим плотность земного слоя

мы заблудились глядя как тает дым

плавится золотое

 

снова звонок – ну как там наргиз куда

нам выдвигаться дальше в какую эру

солнце в зените и ждёт нас внизу вода

в уличных периптеро

 

έξι

 

сидит один у моря под зонтом

зарыв в песок бутыль с водою пресной

и неподвижный тёмный как фантом

он оживает – только чтоб на местном

 

чуть резковатым голосом прервать

лихой заплыв какого-то страдальца

а иногда засунув в рот два пальца

вдруг засвистеть и снова замолчать

 

но чаще только собственную тень

он видит за отсутствием примера

и отвечает эхом – калимэра

на редкое хелло и добрый день

 

επτά

 

когда под вечер из тумана

вдруг проступает чёткий вид

под ноги сыплется лантана

чей цвет красив и ядовит

 

и луч последний в море сгинув

пройдя у мыса над виском

бока зелёных апельсинов

отметит солнечным мазком

 

ты вдруг увидишь ясно остро –

волна подкатится к песку

и в темноту потянет остров

как в море брошенный лоскут

 

* * *

 

вот улетают они улетают

птицы осенние чтобы в китае

сесть на великой стене

 

небо все глубже деревья все выше

жизнь все размереннее и тише

только собака во сне

 

лает от счастья сомкнуты веки

грезя о вечном своём человеке

том что ломая ледок

 

в утреннем парке поправит бейсболку

да наклонится – погладить по холке

и отцепить поводок

 

* * *

 

погаснут огни

и город сойдёт с радаров

туман поплывёт

испариной по стеклу

в такую погоду

все реки впадают в дао

и птицы снимаясь с места

летят к теплу

туда где макушки гор

утопают в сини

и эхом чужим

протягиваясь во сны

даосские ветры

изгнанники шаолиня

взыскуют в миру

бессмертья и тишины

 

* * *

 

в темноте ворочаясь и вздыхая

ненадолго выбравшись из сети

он плывёт внутри своего шанхая

на ведущей лодке из десяти

он плывёт в закатные волны вброшен

как пророк влекущий к себе толпу

длинный шест распугивает рыбёшек

в глубине течения хуанпу

над водою мутной ложится низко

жёлтый смог и в лёгких горит как яд

достигая берега сан-франциско

где уже закончился листопад

и проснувшись утро во рту катая

под сигналы почты голосовой

он глядит из внутреннего китая

в облака осенние над москвой

 

Весна в Венеции

 

1

 

когда ни мыслей не осталось

ни снов – с собою налегке

везёшь февральскую усталость

на юг в потёртом рюкзаке

 

туда где солнечная пьяцца

очнувшись в первой из декад

в весенний голос итальянца

крылатый вносит предикат

 

где ветер моря в альвеолах

окон вздувает паруса

венецианская гондола

раскачивает небеса

 

и отшелушиваясь былью

зимы в стремлении на юг

вдруг думаешь – а не забыл ли

ты дома выключить утюг

 

2

 

падает солнце за город вечерний

чайки и дети – кричат

пьяцца палаццо таверны харчевни

лодок темнеющий ряд

 

вот отплывает один полумесяц

гулко скрежещет настил

вот гондольер на соседней невесел

думает – кто б заплатил

 

мартовский ветер толкает под спину

блики дрожат на стене

ah bella donna qui signorina

кажется – это ко мне

 

падает солнце за рыжую арку

в адриатический бриз

и расступается площадь сан марко

и продолжается жизнь

 

3

 

где горизонт в туман завален

и не сыскать его начал

мафусаил морских окраин

своей большой эпохе равен

под ночь выходит на причал

 

канал оглядывая мглистый

сощурив карие глаза

с мелькнувшей искрой золотистой

он всматривается в туристов

бредущих группой на вокзал

 

и флаги хлопают по ветру

волна ныряет под мосты

и человек на стыке света

швартует город к вапоретто

не перейдя его черты

 

ему привычен этот танец

и каждый угол и альков

венеции – вот иностранец

заходит в лавку где вьетнамец

спит среди бус и кошельков

 

вот подавив в себе тревогу

следит за чайками в пике

турист заблудший – слава богу

мы здесь хоть выбрали дорогу

потомки на материке

 

4

 

легко любить венецию легко

под утренний глоток американо

когда туман плывёт как молоко

по площадям

и улицам мурано

 

где ждёт прилива вешняя вода

рыбак – улова свежего из свежих

легко любить венецию когда

в округе местных

больше чем приезжих

 

ещё не взбаламутивших покой

её весны – галденьем сумасшедшим

легко любить венецию такой

приснившейся

и вдруг произошедшей

 

5

 

из объятий тёмных дворов старинных

выбираясь к свету как на парнас

видишь чаек белые цеппелины

что снимаясь с волн поджидают нас

 

процарапав криком камедь заката

ловят хлеб и падают в небеса

коротка их память в начале марта

на чужие лица и голоса

 

итальянских улиц глаза раскосы

и на мне заведомо их печать

от того приходится на расспросы

подошедших скомканно отвечать

 

как пройти к палаццо какой из узких

fondamenta выйти к мостам del vin

и мешает ветер английский с русским

и над миром кружится цеппелин