Яков Цемель

Яков Цемель

Четвёртое измерение № 21 (549) от 21 июля 2021 года

Вселенная наших утрат

Притча о Памяти

 

Между мирами Верхним и Земным

Лес-Память бесконечные рассказы

читает верноподданным своим –

любой его рассказ неповторим.

Подхватит ветер каждую их фразу,

расшелушит на семена-слова

и, бросив на соседние Древа,

начало даст обряду прорастанья –

объединению ветвей и Древ,

что обретут совместное дыханье,

свой общий дом его теплом согрев.

 

Я вновь пришёл сюда. Вокруг туман –

он кружится, камлает как шаман,

от глаз чужих Древа оберегая.

Но знаю, не подвластен я ему,

меня его всесилье не пугает –

не заросли заветные дорожки,

проложенные к Древу моему.

Я оставляю там следы-слова,

и дети начинают понемножку

их оставлять. Примятая трава...

Раз есть дорожки, живы и Древа.

Дорожки эти – корни и опора

начала их земного... Очень скоро

я к Древу прикоснусь, войду в него

и поднимусь к вершине вместе с соком,

и размотается тумана кокон,

и солнце выглянет. Мне ничего

теперь не нужно больше. Укрепляю

и удлиняю меж ветвей мосты,

цепочки слов по ним переправляю –

труды мне в радость, помыслы чисты…

Но коль дорожки к Древу зарастут,

туман, почуяв это, тут как тут.

Он Древо пеленает аккуратно

и в Верхний мир уносит. Безвозвратно.

 

Порой меня внезапно настигает

бессонниц и сомнений полоса.

Тогда ко мне из Леса прилетают

мои родные Листья-Голоса.

Они творить умеют чудеса,

и возникает Маленькое Небо –

я до него могу достать рукой.

Оно зовёт. Какой же в нём покой,

пронизанный любовью предков. Мне бы

познать её... Вот я теряю вес

и Небо словно птица рассекаю.

Здесь хорошо. Уходят боль и стресс.

Как мы легко друг в друга проникаем –

я растворяюсь в нём и засыпаю...

 

Мой сон хранит родного Древа сень.

Когда же солнца луч меня разбудит,

то утро для меня вновь добрым будет

и перейдёт в такой же добрый день.

 

Детство

 

Абажур с кистями розовыми –

Коммуналки украшение.

На кровати форма сброшенная,

На полу тетрадь по пению.

 

Мальчик, лобзиком поскрипывая,

Колдовал с фанеркой буковой…

На дворе метель покрикивала,

И в окно снежок постукивал.

 

Дедушкин дом

(триолет)

 

Он уходил из Города устало,

Накинув сеть зелёную, как плед.

Дрожали кирпичи, и сеть дрожала.

Он уходил из Города устало –

Другим Домам здесь места не хватало.

Ему бы жить еще немало лет…

Он уходил из Города устало,

Накинув сеть зелёную, как плед.

 

Белая ночь

 

Вошёл я в гравюру моста.

          Вокруг тишина и покой.

                    Застыли круги на воде.

Но рядом со мной – пустота.

          Исчез силуэт над рекой.

                    Поэта не видно нигде.

 

Всё тот же рассеянный свет.

          Всё та же темнеет вода.

                    Всё тех же перил кружева.

Поэта исчез силуэт.

          Напрасно я рвался сюда.

                    Напрасно я ждал волшебства.

 

Часы обратились в века.

Как Белая Ночь велика!

 

Дети в раю

 

Четыре ребёнка сидят на траве.

Вокруг – Божий сад красоты необычной.             

Беспечные птицы резвятся в листве

И к ним на ладони садятся привычно.

 

Четыре ребёнка, обнявшись, молчат.

Отложены крылья, задумчивы лица... 

Лишь «птичьи часы», вразнобой щебеча,

Их Вечного Детства листают страницы.

 

Пустая квартира

  

Пустая квартира. Пустая…

Пространство, где мы обитали.

Ручное, приостановленное,

отдельное, обособленное.

Когда выносили диваны,

пространство вело себя странно:

металось, границы теряло –

как будто оно умирало.

А может быть, в сон погружалось

и часа того дожидалось,

когда его примет вселенная,

непознанная и нетленная –

вселенная наших утрат.

Там каждый восход и закат

находит приют и спасенье

от царства часов. Ни Рожденья

там нет, ни Ухода, но лишь

Присутствие. Сорванный лист,

взгляд женский в минуту разлуки,

любимой мелодии звуки.

И с ними, средь этого мира,

пустая… пустая квартира.

     

Ожидание

 

А.К.

 

На платформе станции Немюллюпельто стоит лишь одна скамейка довоенного образца.

На ней приютилась бабушка. Дома-то не сидится. Она знает, что я приеду, я точно приеду.                                                                                                  

Только не знает когда. Укуталась в старую шаль – почти не видно её лица.

Всё думает, думает, чем меня угостить, о чём со мной завести беседу.

Здесь запах сырости и грибов, что растут на шпалах,

И запах железа, который  источают ржавые провода.

Для меня в газету завёрнута половинка подсохшей халы.

Бабушка шепчет: «Я жду тебя, но приезжай не сегодня… и завтра тоже не приезжай сюда».

 

На другом берегу

 

На другом берегу этот Дом…

Он то виден, то тает в тумане,

что порой над водой и над нами

невесомым парит молоком.

А окно его словно Маяк,

только странный, чертовски невнятный,

и сигналы его непонятны –       

мне пока не прочесть их никак.

Знаю лишь, что зовёт он меня

переплыть ту опасную воду,

несмотря на капризы погоды.

«Берег твой для тебя западня», –

разбираю я вдруг и к реке

устремляюсь, не ведая страха,

но в туман залетаю с размаху,

и сигнал Маяка вдалеке   

исчезает… Ночами, когда

крепкий сон мои веки смыкает,

голос Дома в него проникает

иногда по лучам-проводам.

Слышу я: «Ты мне нужен, поверь!

А я нужен тебе. У причала

моего ты начнёшь всё сначала,

утопив груз вчерашних потерь.

Ты плыви, я всегда помогу»…

Ночь уходит, вот стал размываться

его голос… Увы, не добраться

мне до Дома на том берегу.

 

Ведь с водой перемешано время –

для пловца это тяжкое бремя…

 

Кино

 

Дед, призадумавшись, смотрит в окно –

там для него кто-то крутит кино.

Не оторвать от окна ему взгляд:

время слоями струится назад,

всё ускоряя обратный свой ход.

Кадры мелькают быстрее, и вот

видит старик сквозь слоёв лоскутки

послевоенной Москвы островки

и на одном различает с трудом

свой старый дворик и свой старый дом…

Видит, бежит по дорожке к ларьку,

сумку-авоську прижав к пиджачку,

шустрый, похожий на деда пацан,

хлебные карточки спрятав в карман.

 

Ода Одеялу и творцу его

 

Славен тот, кто впервой Одеялом укрылся

и Тепло сохранил, что вдохнул в него Бог,

Холод жгучий и злой побеждать научился

на привалах людских первозданных дорог.

 

Славен тот, кто о нём рассказал своим ближним,

и познали они это чудо чудес.

Сколь оно сберегло человеческих жизней,

обогрев сотни тысяч продрогших телес!

 

Одеяло тебя никогда не обманет,

никогда не предаст. Лишь укроешься им,

                                    ощутишь себя снова ребёнком, и станет  

оно верным, заботливым другом твоим.

 

А когда свою Душу обнимешь ты нежно

и отправишься в дальний ночной перелёт,

то не даст потерять вам друг друга в безбрежном

мире снов Одеяло. Оно обовьёт

 

вас всей плотью своей – мягкой, тёплой и прочной,

охраняя в таинственном долгом пути

от страшилок полночных, видений порочных,

и поможет свой Дом ранним утром найти…

 

Отдыхает в шкафу платяном Одеяло,

что так преданно служит мне. Сколько добра

от него вижу я… Вот в свой час тьма настала.

Поздний вечер. Нам встретиться снова пора.

 

Учитель

 

Он размахивает мелом,

в крошках рукава,

и скрепляет им умело

кирпичи-слова.

 

Мэтр привычным делом занят –

он рисует Дом.

День как день. Урок-экзамен.

Лекций пухлый том.

 

Дом его не очень строен,

мир его не нов –

из УЧИТЕЛЕЙ он скроен

и УЧЕНИКОВ.

 

Здесь живут его народы,

спорят до зари.

В этом Доме только Входы,

только Фонари,

 

и горят они покуда

он сжимает мел,

и никто ещё оттуда

Выйти не посмел.

 

Он ликует, продолжая

начатый урок.

Мел скрипит не умолкая,

не звенит звонок.

 

Простая задача

 

Однажды повстречались два верблюда.

Один шагал туда, другой – оттуда.

Один тащил почти… другой – совсем…

Один прошёл немного больше, чем…

Другой пораньше путь далёкий начал.

Как видите, несложная задача.

 

Определить в ней требуется только

Куда, когда, кому, за что и сколько?