Вячеслав
Лобачёв

Начало см. в №-№ 457, 458, 459, 502, 503, 504, 526)

 

Заметки с натуры

 

Вокруг нас происходит масса всего интересного. Только всегда ли мы замечаем это? Подумаешь – две вороны спереди и сзади напали на кошку и отнимают у неё добытый с таким трудом завтрак. Можно пройти мимо и не заметить борьбы кошки с птицами, а можно потратить несколько минут и узнать, чем всё это закончится.

Много сюрпризов готовит нам природа. Даже обычная прогулка по лесу может порадовать неожиданными открытиями. Найти необычной формы сучок, и то – открытие.

Что же тогда говорить о природе человеческих отношений? Она настолько разнообразна и настолько удивительна, что невозможно предугадать её дальнейшее поведение. И вообще, надо ли угадывать? Жизнь тем и прекрасна, что никогда не знаешь, куда тебя выведет кривая.

 

КСП

 

Есть предчувствие, что поколение, родившиеся в этом веке, вряд ли знает, как расшифровывается эта аббревиатура, а если и знает, то весьма смутно представляет, что это такое. Ведь КСП – это клуб студенческой песни, или можно назвать по-другому – клуб самодеятельной песни. Но если вы услышите такие названия, как авторская песня или бардовская песня, то по сути это одно и то же.

 

Видимо, первым автором-исполнителем следует считать Александра Вертинского, затем можно назвать Павла Когана с его бессмертной «Бригантиной», а потом мощный всплеск авторской песни в середине 50-х, где в лидерах оказался сильнейший поэт Михаил Анчаров.

 

Вот строки из одной его песни:

 

 

Однако за основу рождения студенческой песни берут начало 60-х, когда появились первые студенческие отряды и когда эта «зараза» с помощью магнитофонов начала распространяться по всей стране, и власти ничего не могли с этим поделать.

«Концерт советской музыки», – ох! как над такой афишей издевался прекраснейший композитор Никита Богословский. Он рассуждал примерно следующим образом: «Советы – это система власти. Выходит, что советская песня – песня власти. А советская эстрада? Или советский цирк? Хорошо звучит: цирк – власти! Я принимаю концерт киргизской музыки, выступление грузинского народного хора, народные песни Татарстана…, но советской? Нет – увольте!»

Честное слово, до тошноты доводили отдельные песни тех времён. Как вам:

 

 

От такой песни хотелось куда-то бежать, улечься спать на потолке, только мешало одно обстоятельство: падало одеяло. Подцензурно было всё, любую бумажку требовалось залитовать: будь то рекламный буклет, программа передач или афиша кинотеатра. Концертные выступления артистов регламентировал художественный совет (опять власть).

Здравомыслящий народ (в первую очередь студенты), не зная, как избавиться от советской пропаганды, двинулся в леса, на природу, на свободу, подальше от коммунальных квартир и надоевших соседей. Так почти в каждом институте возникли КСП. Лидировали: МГУ и Педагогический институт. Это был спор талантов.

Барды создавали альтернативу советской пропаганде. Вот, допустим, Дмитрий Сухарев:

 

 

По-своему отреагировал на великие стройки социализма Юлий Ким:

 

 

А это уже Александр Галич:

 

--

1. Высшая партийная школа.

 

Конечно, власти не нравилось такое вольнодумие, и она всячески боролась с этим явлением. Так Юлию Киму пришлось работать долгие годы под псевдонимом Михайлов, а Галичу после его знаменитого выступления в клубе «Интеграл» в Новосибирском Академгородке вообще полностью перекрыли кислород, выгнали из всех творческих союзов, лишив его возможности заниматься любой творческой деятельностью, а затем и вовсе выперли за границу.

Власти хотелось услышать нечто подобное:

 

 

Песни бардов тоже призывали, но куда и как? Вот Ада Якушева:

 

Помимо известных авторов, чьи имена у всех на слуху, была мощнейшая когорта исполнителей своих песен, которых знали и любили миллионы наших современников. Это были песни разной тематики, направленности, силы. Лирика сочеталась с протестом, трудности походной жизни с иронией, светлое начало с невзгодами прошлого.

Сейчас перед вами возникнет маленькая галерея авторов той волны.

Итак, Александр Дулов.

 

А вот Вера Матвеева со своими потрясающими стихами-песнями.

 

И наконец, Володя Туриянский. Ему 84 года, живёт в Германии. Мы с ним работали два сезона в одной экспедиции, но в разных партиях – потому на «ты». Хочу показать текст песни, написанный автором в начале 90-х.

 

Хочется назвать тех авторов, чьё творчество начало оттачиваться в 60-ые годы. Они могли достичь большей известности, если бы не масса обстоятельств, мешавших им это сделать. Виктор Берковский, Борис Вахнюк, Юрий Кукин, Олег Митяев, Александр Дольский, Евгений Клячкин, Александр Суханов, Валентин Берестов, Глеб Горбовский, Виктор Соснора, Вадим Егоров, Арон Крупп, Евгений Бачурин…. – (Этот список может оказаться таким длинным, что вам трудно будет дочитать его до конца). Прошу прощения у тех бардов, кого не смог назвать.

А как проходили слёты КСП? Ведь число их участников порой превышало сто человек. К ним готовились за месяц. Главное – выбрать место. Должна быть большая поляна, речка, отсутствие в ближайшем радиусе деревень и сёл. Это основные условия. Потом разрабатывались варианты избавления от стукачей. А они были! На следующее утро после слёта на столе декана появлялись фото с его участниками, иногда тексты песен, и короткий отчёт. Такой студент мог претендовать на повышенную стипендию. А те, кто попадали в «чёрный» список, оказывались кандидатами на вылет из института.

От стукачей избавлялись разными способами. Во-первых, их не трогали. Пусть будет известная нам стукалка, чем появится новая. Во-вторых, вроде как войдя к ним в доверие, старались направить по ложному следу. Были специально подготовленные для этого люди. Самое простое – сымитировать выход на перрон во время остановки электрички, а в самый последний момент вскочить в неё обратно. Иногда со стукачом на перроне оказывались рядовые участники слёта. В их задачу входило самостоятельно оторваться от доносчика.

Помнится такой случай. Попытались прокрутить фокус с электричкой, но не получилось. Вся группа оказалась на платформе Ожигово. К месту слёта, к Феде, вели две дороги: одна через лес, другая по дну оврага. А Федей мы называли деревянного идола, вырезанного задолго до нашего появления в тех местах. Пошли вдоль оврага.

И вот старший группы, ради прикола, заявляет:

– Мне донесли, что на Федю готовится нападение. Необходимо организовать защиту. Требуется четыре добровольца. Кто готов совершить подвиг?

Таких не нашлось. Тогда старший конкретно указывает пальцем на того, кто должен остаться в охранении. В их число попали доносчик, демобилизованный сержант, староста курса и я.

Сержант командует: «Надо рыть окоп для стрельбы с коня в полный рост!» (Такое название придумал Володя Туриянский). Я со старостой маленькими сапёрными лопатками начали расчищать склон оврага, потом нас сменили сержант с доносчиком, потом мы вновь поменялись местами. А группа в это время быстрым шагом двигалась по лесной дороге.

Склон оврага приобрёл прямоугольную форму. Ко мне на спину залез староста.

– Что видно? – спрашивает его сержант.

– На нас движется казачья лава!

– Надо обороняться! – кричит бывший военнослужащий, и бросает под ноги стукачу взрывпакет.

Хоть я и предвидел нечто подобное, но уши заложило крепко. Стукач сидел на поваленном дереве и крутил головой в разные стороны. Мы схватили рюкзаки и бросились догонять группу, оставив доносчика одного в тёмном овраге. Ничего, до платформы пятьсот метров, оклемается и доберётся.

О том, как мы просыпались после ночного бдения у костра, можно судить по этим фото.

 

Чтобы ходить в походы, всегда надо находиться в спортивной форме. Тренировались и индивидуально, и коллективно. Особенно умиляли истории с тренировками индивидуалов. В Москве есть квартиры в домах старой постройки, в кухне которых стоит мусоропровод. И вот один юный спелеолог, почти двадцати лет отроду, надел на себя костюм для лазания в пещерах, открутил крышку мусоропровода, застраховал себя верёвкой и полез вниз. В это время его родители были на работе. Спустился на первый этаж мгновенно за две минуты, а вот поднимался полтора часа. Скользкие стены мусоропровода  не давали возможности найти точку опоры, верёвка стала волглой, начали скользить руки. К тому же, на него сверху посыпались бытовые отходы. Жил же этот парень на шестом этаже. Конечно, своим телом он создал затор для прохождения мусора. Когда же прижимался к стене, чтобы отходы свободно падали вниз, то почти сразу же срывался вслед за ним. Эти падения помогли ему приобрести сноровку, и он стал быстро подниматься к себе в квартиру. На его голову продолжали сыпать всякую гадость. Спасала каска. Наконец, он изловчился и выдавил собой, словно шприцем, всё, что на него сыпали к себе в квартиру. Последствия можно только себе представить. До прихода родителей он успел покидать вниз всю эту гадость и привинтить крышку мусоропровода. Но запах-то остался! Да ещё какой!

А другой наш приятель решил потренировать мышцы ног. Он жил в доме, опять старой постройки, в котором была с торца прикреплена пожарная лестница. Парень берёт ночью рюкзак, набивает его песком с детской площадки и вперёд! Правда, ступени у лестницы начинались примерно с двух метров от земли, но смекалистый парень подобрал возле магазина ящик из-под пива и с его помощью, подтянувшись, оказался на ступенях. Поднялся – опустился. Спрыгнул, передохнул, снова полез. И так пять раз. Спрыгнул. Ему кладёт руку на плечо милиционер:

– Пройдёмте!

А ведь у парня была тренировка, фитнес-клубов тогда не было, он немного притомился. А милиционер вновь за своё: – Пройдёмте!

Парень:

– Никуда я не пойду! Тебе надо – ты и иди!

Милиционер:

– Ты как разговариваешь? Что в мешке?

– Песок.

– Какой песок? Ты, что из пожарного ящика его украл?

– Занёс!

Слово за слово, но всё обошлось. Вот и такими бывают фанаты своего дела.

Общие тренировки обычно проходили в самых неожиданных местах. Например, в Царицыно. Разбивали палатку на берегу озера, всё как положено, а поутру – на развалины Екатерининского замка обучаться навыкам скалолазания. Спуск дюльфером, вбивание страховочных крючьев, подъём и спуск в связке. Одно плохо: много желающих испытать себя на этом полигоне, тесно.

И стали мы искать малолюдные места для тренировок. Однажды нас занесло на новую территорию зоопарка – просто нашли лаз со стороны Садового кольца. Нам никто не мешал. Сторожа сидели в своей комнате на Грузинской, и чем занимались – это их дело. Мы добегали до белых медведей, потом назад к террариуму, здоровались с горными козлами и на прощанье чуть ли не целовались с обезьянами.

Запомнился и такой случай. Решили потренироваться на Воробьёвых горах. Середина сентября, отменная погода, семь часов вечера. Вышли из метро – и бегом в гору. Уже в те времена аллеи были облагорожены фонарями и лавочками. Наша группа состояла из девяти человек, и старший придумывал всё новые и новые упражнения. Так он предложил прыгать вверх по аллее с поднятыми руками, сжимая и разжимая пальцы в кулак. А фонари ой как далеко стояли друг от друга. Оттого и тени от наших рук растянулись метров на пять.

И вот представьте такую картину. Аллея, по обе стороны высажен кустарник, на некоторых лавочках сидят люди. Тени от наших рук коснулись одной из лавочек, а на ней сидела парочка влюблённых. Представьте состояние этих людей, когда к ним приближается с десяток щупалец. Они вскочили и бросились вверх по аллее. Но мы же тоже не знали, что впереди кто-то есть! Вскочили и бросились назад! Так закончилась наша спонтанная тренировка.

Но самый запоминающийся слёт, который только с натяжкой можно назвать «слётом», случился в очереди в кассу за билетами в театр «На Таганке». Конечно, это был тот ещё бедлам! В очередь записывались за три дня, постоянные переклички, на руки выдавали четыре билета на спектакль, а касса работала всего два часа! Знал ли об этом Любимов? Возможно, знал, но не вмешивался в административные дела.

А народ стоял ночами, бегал греться в туалет напротив метро и пел. Часто среди будущих зрителей оказывалась гитара. Стоило исполнить одну песню, как начинался песенный поток, который могла остановить только омерзительная погода.

Иногда забирались передохнуть в соседнее кафе.

 

 

Так что спасибо Александру Дольскому за «Алёнушку», и всем остальным бардам, которые помогали нам выстоять эти длинные, нечестные очереди.

 

Иллюстрации:

фотографии из архива автора и открытых интернет-источников.

 

 

Графиня

 

Такого неба не увидишь даже во сне: золотые звёзды, словно ёлочные гирлянды, свешивались с небосвода, создавая иллюзию огненной реки. Гонимые космическими ветрами, они закручивались в огромные спирали  и уходили оттуда в невидимые миры. И вдруг разом всё прекратилось, исчезли все звёзды, а из чёрных дыр вырвался поток метеоритов.

Они чертили на небе замысловатые линии, иногда прерывистые, иногда из них получалось лекало, из которого можно было скроить себе новый костюм. Глядя на метеоритный дождь, даже не успеваешь загадывать желание, потому что мгновенно теряешь из вида огненный шар, на который что-то себе замыслил.

А мысль была одна, более чем прозаическая: успеть на последнюю электричку. Я возвращался со слёта студенческой песни, который в этот раз проводили в Парамоновом овраге, на левом берегу небольшой речушки Волгуши. На следующий день в воскресенье должны отмечать мамин юбилей, ради которого и пришлось покинуть слёт раньше времени. Но здесь никакой альтернативы – на первом месте мама!

От деревни Паромоново, откуда и прижилось название оврага, до платформы Турист шесть километров пути. Дорога идёт под гору, и при включении первой скорости мне хватило бы часа, чтобы добраться до места. Просёлочная дорога шла между полями, ни на что не отвлекая внимание за исключением сумасшедшего потока падающих метеоритов. Я намного опередил график своего движения, и даже позволил себе сделать короткую остановку на перекур.

И тут я увидел, что метрах в двухстах от меня движется какой-то силуэт. Явное дело, что в сторону платформы. Вдвоём шагать веселее, и я решил догнать впереди идущего человека, что мне удалось сделать достаточно быстро. К моему удивлению это оказалась женщина высокого роста, которая хромала и опиралась на крепкий посох. Заплечный рюкзак и прикреплённая к нему гитара выдавали в ней участницу слёта. Конечно, она отправилась в путь значительно раньше меня, но всё равно опаздывала на электричку.

Я вызвался помочь и, получив согласие, повесил себе на грудь её рюкзак системы Абалакова – любимый рюкзак альпинистов. У меня же за спиной болтался полупустой «Яр», с двумя стяжками по бокам. При желании я мог увеличить его объём в два раза. С ним было хорошо отправляться в дальние походы.

– Цепляйтесь! – предложил я.

Женщина взяла меня под руку, но перед этим повесила себе за спину чехол с гитарой.

Я загудел наподобие паровоза. Женщина засмеялась, и мы пошли на трёх с половиной ногах.

Над нами по-прежнему бесновались метеориты. Создавалось впечатление, что их следы обжигают наши щёки, делают их коричневыми, похожими на лица кочегаров, топящих углём печь.

До отхода последней электрички оставалось четверть часа, а до платформы ещё два километра пути. И мы побежали, хотя со стороны наш бег, конечно, нельзя было назвать бегом, а так – быстрое перемещение в пространстве горбатого существа на шестом месяце беременности.

Существо подходило к платформе вместе с электричкой. Вокруг – ни души. Приложив последние усилия, мы вскарабкались по разбитой деревянной лестнице на такую же разбитую деревянную платформу. И «спасибо» проводнику хвостового вагона: он на полминуты задержал отправление состава, в который мы успели впрыгнуть.

Разгорячённые дорогой, но не потерявшие остатка сил, решили пройти вглубь состава. Ни одного пассажира! Выбирай любое место! Нам почему-то приглянулась середина третьего от конца вагона.

Сбросив поклажу, решили выйти в тамбур покурить. У неё оказалась пачка «Родопи», у меня – «Ту-134». Я встречал эту женщину на слёте, слышал, что у неё какое-то дворянское прозвище, но мы так ещё и не познакомились.

– Извините, а как мне к вам обращаться? Я слышал, что вас называют Княгиней…

Она рассмеялась:

– Знакомые называют меня Графиней, и вы, Слава, тоже можете ко мне так обращаться.

– А?

– Никаких «а»! Мне так удобно.

Внешне она выглядела почти такой же, как на этой фотографии: высокой, стройной, с открытым взором. Только значительно старше. На мой взгляд, ей было где-то под пятьдесят, да и одета она была не в цивильное платье, а в свитер и штормовку, защитные брюки, туристические ботинки. Ничего лишнего. Всё шло к её фигуре, и она вполне могла выступать на подиуме.

Мы сидели друг напротив друга и рассказывали разные разности.

Я неделю назад вернулся из своей второй экспедиции и поведал Графине историю про медведя, на которого бросился с негодной палкой. Это событие привело её в неописуемый восторг.

Она сидела на железнодорожной лавке, словно на троне, лишь иногда позволяя себе прикоснуться лопатками к спинке этого не самого шикарного сидения. Графиня держала в руках посох, который походил на царский жезл, только без драгоценных камней. Да и весь облик этой женщины напоминал стать знатной особы позапрошлого века.

Временами на её лице проскальзывала гримаса боли.

– Нога? – сочувственно спросил я.

– Да, ерунда – сама пройдёт.

– Давайте перебинтую.

Я полез в рюкзак за бинтом.

– У меня есть эластичный…

Она сняла туристический ботинок, шерстяной носок. Я начал осторожно ощупывать щиколотку, место, которое чаще всего подвластно вывиху, и обомлел: её ногти были окрашены в красно-белый цвет!

– Это маленькие женские хитрости, – пояснила Графиня.

Слово «педикюр» я тогда ещё не знал. Перехватив стопу эластичным бинтом, я спрятал её в шерстяной носок, который для надёжности обмотал обычным, марлевым.

– А я думала, что вы студент 2-3 курса, а вы, оказывается…

– Да, заканчиваю одиннадцатый класс.

– И дальнейшие планы?

– Хочу на геофизика выучиться. Первая попытка – геолфак МГУ, не получится – геологоразведочный, а если и там осечка, то на вечерний.

– Не надо распылять себя. Бейте в одну точку. МГУ – так МГУ. И только туда!

(К сожалению, Графиня так и не узнала, что только на следующий год, с шестой попытки, я поступил на вечернее отделение геологоразведочного – везде не хватало одного балла для исполнения заветной мечты).

Неожиданно дверь с шумом распахнулась, и в вагон ввалились три неприятных типа, с наглыми рожами, в истрёпанных пиджаках, смолящие «Беломор». Они настолько были похожи друг на друга, что трудно сказать, скорее, выделить какую-то особую примету каждого.

– А вот и турики сидят! – воскликнул первый вошедший, по всей видимости, заводила.

– И с гитарой! А ну-ка сбацай цыганочку! – поддержал первого второй, и сделал несколько па в проходе между сидениями.

Третий просто вынул ножик.

Реакция Графини была мгновенной. Она вскочила с посохом на лавку, взяла его за середину, и начала вращать им, словно пропеллером.

Я полез в рюкзак и быстро достал из спального мешка острый туристический топорик. При желании им можно было бриться.

Троица находилась уже в четырёх шагах о нас. И тут Графиня выдала такую фразу:

– Ты с вертухаем так будешь говорить! Понял?

А потом задвинула такую тираду на фене, что гоп-стопники сразу прекратили ухмыляться. Я встал рядом с Графиней с топором. Она сильно ударила меня по руке, и он воткнулся в лавку.

Раньше мне не приходилось слышать такой блатной музыки, думаю, что и бандюганы такое услышали впервые. А Графиня, спрыгнув с лавки, продолжая вращать посох, двинулась на них. И мужики попятились к дверям. Графиня топнула здоровой ногой и сделала выпад. Посох сильно ударил по ключице заводилы. И почти тут же он получил сабельный удар под мочку правого уха. Мужик закрутил в разные стороны головой и медленно сполз на пол. Удары посыпались и на его напарников. Они подхватили заводилу под руки и поволокли его во впереди идущий вагон.

– Замочу! – кричала Графиня. – Мерзавцы! Combat!

Из интересной женщины Графиня превратилась в ведьму: волосы растрепались, глаза горят, на лице подобие злого оскала.

– Бешеная! – услышала она из тамбура соседнего вагона.

Всё это приключение длилось не более двух минут. Когда всё стихло, кроме убаюкивающего стука колёс по рельсам, Графиня предложила пойти в тамбур перекурить. Сделав первую затяжку, она произнесла:

– А вот топор вы зря достали. Это статья: превышение необходимой обороны. И почти невозможно оправдаться. Вначале следует пытаться утихомирить нападающего словом, а уже потом искать другие методы защиты. И потом, уж коли взялись за топор, то не стоит его так высоко поднимать – «поднырнуть» могут.

– А откуда вы это знаете? И где вы такие слова нашли? – наивно спросил я, – в школе?

– В гимназии таким словам не учат. Это – СЛОН.

– Я не понял. СЛОН – это что? По-моему, так лагерь назывался?

– Правильно помните. И я там оказалась одной из первых – в 1920 году. И это был ещё не лагерь, а тюрьма. Это уже потом, летом 23-его лагерь заработал на полную катушку. И это был первый концлагерь в стране…

– Графиня! А когда же вам на пенсию? – я уже начал плохо соображать.

– Я уже 12 лет, как на пенсии. Я – ровесница века!

– Значит, вам? Да этого не может быть!

– Лагерь закаляет, вот и дожила до своих лет.

– А за что же вас?

– Отца с матерью расстреляли за наше дворянское происхождение, хотели и меня, но передумали, заменили на три года Соловецкой тюрьмы.

– Страшно! Как страшно! Я даже не представляю, что вам пришлось испытать!

– Как-нибудь расскажу.

– А у вас осталось что-то материальное на память о Соловках?

– Ну, и вопросец! Никто меня об этом не спрашивал.

Мы уже сидели на своих местах возле рюкзаков.

– Осталась одна вещь, которую всегда ношу с собой, и не дай бог, если её придётся применить по назначению.

Графиня достала из кармана рюкзака металлический, овальной формы тубус длиной в четверть метра. Потянула за оба конца, и в руках женщины оказалась настоящая, прекрасно изготовленная, лагерная заточка.

– И?

– Нет, применять не приходилось. Достаточно её показать, что было три-четыре раза, и больше ничего доказывать не надо. Весомый аргумент. Да, ладно, давайте больше не будем о грустном. А хотите, я что-нибудь спою?

Графиня расчехлила гитару, положила больную ногу на рюкзак, поправила колки.

– Очень люблю Новеллу Матвееву. А сейчас самое место:

 

 

Мы прибыли на Савёловский вокзал в начале второго. Отогнав от себя назойливых таксистов, ломивших деньги за поездку, полубеременное существо перешло на ту сторону Дмитровского шоссе и сразу же поймало частника. Москва была свободной от транспорта, и уже через 20 минут мы прибыли на место, в переулок Сивцев Вражек.

Остановились возле дома с мезонином Бог знает какого года постройки. Прошли в пролом между забором и деревянными воротами – калитку сожгли во время войны. Графиня постучалась в крайнее окошко.

– Пахомыч!

– Иду! – вскоре раздалось из недр дома.

Пахомыч, он же дворник, он же швейцар, откинул щеколду. Мы оказались в жарко натопленной кухне, посередине которой стояла чугунная ванна. Из-за приоткрытой ширмы выглянула дородная баба, в сорочке на мокрое тело, и с чалмой из полотенца на голове. Обычно таких женщин рисовали на плакатах, где они укладывали шпалы, а по центру висел лозунг: «Вперёд, к победе коммунизма!»

– Что, нового хахаля привела? – решила подъелдыкнуть Графине женщина пролетарских объёмов.

– Я тебя сейчас голую на улицу выкину! Будешь знать, как языком болтать!

– Ладно, ладно, и пошутить нельзя, – пошла на попятную купальщица.

Графиня жила на втором этаже. Туда вела, как и во многих особнячках Старого Арбата, винтовая, ажурная, каслинского литья лестница. Однако она была настолько узкой, что если по ней поднимался толстый человек, то ему приходилось втягивать живот.

 

– Слава, тихонько, соседей не разбудите, – произнесла Графиня, и первой поднялась наверх. Мне пришлось подниматься дважды – каждый раз с другим рюкзаком: иначе бы застрял, как в шкуродёре. Так спелеологи называют узкие проходы в пещерах.

 

Я оказался в просторной комнате примерно в 18 квадратных метров. По тем временам это было шикарно, да и по нынешним неплохо. Знал семьи, которые в таких условиях жили вшестером.

Обстановка была более чем скромной. Справа от окна просторный письменный стол, рядом этажерка с книгами. В основном словари основных европейских языков. И комод.

На противоположной стене древний буфет и кушетка. Посередине – обеденный стол, рядом с ним шесть стульев. А вот на стенах висели бухты верёвок, два ледоруба, связка альпинистских крючьев на алюминиевой проволоке, напоминающее ожерелье снятых скальпов, которыми обычно хвастались индейцы, а ещё висели карабины, кошки, компактное костровое довольствие. Всё находилось под рукой. Так что собрать рюкзак, чтобы уйти в горы, можно было за двадцати минут.

Да, забыл сказать, что в левом углу стоял похожий на осциллограф телевизор марки «Заря-2». Он был компактный, но, тем не менее, с крупным экраном.

К тому времени вскипел электрочайник, Графиня из холодильника достала немудрёные продукты, и мы успешно перекусили.

– Графиня, а что вы крикнули этим гадам, когда гнали их в тамбур? Какое-то мудрёное слово.

– Ой, я даже не помню. Ах, да, – combat – это по-французски «бой», «к бою». Это так нас учили фехтованию в гимназии…. Вот – под ледорубами стоит гостевая раскладушка. Она в вашем распоряжении, укладывайтесь.

Действительно, день выдался сложным. Хотелось поговорить с Графиней, но как только улёгся поверх спального мешка, так сразу же погрузился в глубокий сон.

Наверное, многие помнят времена, когда у них имелись дисковые телефоны с цифирьками и буковками. Ещё лет сорок назад добиться установки домашнего телефона было чрезвычайно трудно. В доме, где жила Графиня, стояло два телефона. Один общий – на кухне, другой в комнате у Графини. У неё находился аппарат ещё довоенного образца, с высокими стойками для размещения трубки. На всю жизнь запомнил его номер: ежик-13, или 678913. Мы часто перезванивались, назначали свидания.

Что может быть общего у 18-летнего парня и почти 70-летней старухи? И ей и мне было интересно. Я узнавал много нового из жизни Графини, она допытывалась у меня, что тревожит современных молодых людей, ловила молодёжный сленг, пыталась следить за всем новым и современным, в том числе и за модой.

Как раз в этот год произошли события в Чехословакии, но, по большому счёту, на них мало кто в стране обратил внимание. Союз проглотил их, как очередную обыденность, за исключением маленькой горстки людей, осмелившихся выйти на Красную площадь и тем самым выразить свой протест.

Графиня с гневом восприняла вторжение советских войск в суверенную страну. Она вообще ненавидела всё советское: никогда не ходила на демонстрации, игнорировала любые собрания, её невозможно было встретить на избирательном участке, а о присутствии на субботниках я промолчу.

Она жила в доме своих родителей и не избежала такого явления, широко распространённого в первые годы становления страны, как «уплотнение». В дома состоятельных горожан насильно вселяли люмпен-пролетариев и приехавших из уездных городков крестьян. Отсутствие культуры, элементарной порядочности превращали жизнь бывших домовладельцев в сущий ад.

Когда Графиня увидела, что ей не избежать этой участи, она вселила в одну комнату на мезонине доцента МВТУ, в другую семью агронома из Аптекарского огорода, сама поселилась в третьей. Три комнаты на первом этаже занимали их бывшие слуги, в остальные въехали «новосёлы».

Девушка с юных лет мечтала стать актрисой, но та неразбериха, что творилась в стране, не давала возможности воплотить свою мечту. И тут на Арбате в 1920 году открыл свою театральную студию «Мастфор» Николай Форреггер. Графиню зачислили в состав труппы, она даже приняла участие в трёх постановках, сдружилась со студийцами.

Но тут случилась беда: не стало родителей, а её саму посадили в Соловецкую тюрьму – предтечу лагеря. Актёры студии прониклись добрыми отношениями к Графине и решили спасти её комнату. Взяв в костюмерной кожаные куртки, а у реквизитора бутафорские маузеры, подделав печать ВЧК, три парня и девушка пришли в дом Графини и опечатали её комнату, сделав на бумаге соответствующую надпись: «Резерв ВЧК».

В течение трёх лет они обновляли свою бумагу. Однажды произошёл такой случай. Они шли по Сивцему Вражку, как вдруг из Потаповского переулка вышел  шагающий строем взвод настоящих чекистов. Актёры мгновенно сориентировались и отдали им честь. Те поступили точно так же. А ведь всё могло плачевно кончится: обнаружив липовых чекистов, их, в лучшем случае, могли на долгие годы посадить в тюрьму, в худшем – расстрелять.

Для кого мгновенно, для кого мучительно долго пролетели три года. Прекратила своё существование студия «Мастфор», Графиня вернулась в спасённую для неё комнату.

При отсутствии профессии, зато с полноценной судимостью её нигде не брали на работу. И тогда женщина решила поступить на курсы стенографисток и быстро освоила эту специальность. Её распределили на работу в Народный комиссариат рабоче-крестьянской инспекции. В обязанности стенографистки входило расшифровать свой неудобоваримый почерк, преобразовать его в нормальный рукописный текст, затем передать его машинисткам.

Графиня поступала иначе: она сразу же свою неразборчивую запись перегоняла в машинописный текст. А когда ей приходилось работать с иностранными гостями, то Графиня мгновенно делала перевод почти с любого европейского языка.

В 1926 году наркомат возглавил Серго Орджоникидзе. Однажды нарком принимал делегацию бельгийских социалистов. Срочно потребовалось содержание беседы направить на самый верх. Графиня за полчаса справилась с этим заданием и стала личной стенографисткой у Серго. Решился и жилищный вопрос. Нарком выписал мандат (не ордер!) на право бессрочного проживания Графини в своей комнате. А когда Орджоникидзе возглавил Народный комиссариат тяжёлого машиностроения, то взял графиню с собой на новое место службы. Вместе они проработали до февраля 1937 года, когда нарком пустил себе в сердце пулю…

Получаются какие-то отрывистые данные из жизни Графини, но собрать их в единое целое не представляется возможным. Конечно, у неё была и личная жизнь, с ней мечтали познакомиться много интересных мужчин. Но когда Графиня откровенно им говорила, что на Соловках она отморозила придатки, и у неё никогда не может быть детей, то все они мгновенно исчезали.

В 1938 году Графиню перевели работать в Совет народных комиссаров. Там она случайно познакомилась с комбригом, участником боевых действий в Испании. Офицер с одним большим ромбом входил в высший командный состав армии. У них возникли личные отношения, и они, несмотря ни на что, решили пожениться.

Только недолго длилось их счастье, началась война с Финляндией. Перед уходом на фронт комбриг подарил своей любимой «Вальтер». Вскоре Графиня получила извещение о его гибели – пуля финского снайпера настигла комбрига…

Когда немцы окружили Москву и среди жителей столицы началась паника, Графиня осталась работать на прежнем месте – в Совете народных комиссаров. В столице ввели комендантский час. Патруль ловил его нарушителей, отводил в комендатуру. Бесчинствовали бандиты, которые нападали на одиноких прохожих, отнимали у них хлебные карточки и драгоценности. Обстановка в городе была очень напряжённой.

Однажды напали на Графиню, когда она поздним вечером возвращалась домой с работы. Напали прямо в Сивцем Вражке. Графиня сработала на опережение: два выстрела из «Вальтера» по ногам свалили двух мужиков. Вскоре подоспел комендантский патруль, бандитов отправили куда следует.

Возможно, а скорее всего и наверняка, у Графини в дальнейшем бывали и другие значимые события в её жизни, но про них мне ничего не известно. Но зато знаю точно, что в 1956 году она вышла на пенсию.

И с того момента жизнь Графини кардинально изменилась. Она решила подрабатывать переводами. Вначале бралась за всё подряд, но, когда возникла клиентская база, перешла на художественную литературу. Её работа стала напоминать конвейер. Неделю принимала и согласовывала заказ, следующую неделю занималась исключительно переводами, в третью неделю сдавала выполненную работу, при необходимости вносила правки. Затем шла неделя отдыха. Такой жизненный цикл позволял ей иметь три-четыре пенсии в месяц. Для одинокой женщины это было хорошим подспорьем.

Эти же средства позволяли ей организовать свой клуб, или, можно сказать, салон. Каждый четверг собирались люди с одинаковыми интересами, у которых были общие темы для разговора. Так переводчиков сменяли спортсмены, писателей – библиотечные работники, бардов – театралы…

Однако в этом клубе были свои неписаные законы. Компания должна состоять исключительно из шести человек, никаких цветов и подарков, и нельзя было опаздывать или не предупредить хозяйку вечера о невозможности своего присутствия. Для такого человека посещение салона было закрыто навсегда.

Мне особенно запомнился чайный сервиз из кузнецовского фарфора на шесть персон. В нём чашки имели волнистую кайму, и когда из них пьёшь, то чашка как бы прилипала к губам, и от неё невозможно было оторваться.

А через пять лет после выхода на пенсию Графиня неожиданно для всех, и возможно в первую очередь для себя, решила заняться альпинизмом. Это вид спорта, у которого нет болельщиков, но есть победители и побеждённые. Кроме того, здесь очень важна спайка, альпинисты на вершину поднимаются в связке, никогда в одиночку. И тем не менее это спорт эгоистов. «Да, это я на вершине! Я смог! Я прорвался! Такого больше никто не увидит! Это – мои горы!» Примерно так рассуждают покорители вершин. И чем сложнее маршрут, тем больше выделяют они адреналина. Но чтобы получить разрешение на такой подъём, необходимо доказать свою готовность к восхождению на более лёгких маршрутах.

 

И тут я узнаю, что Графиня собирается подниматься на северную Ушбу, очень сложную вершину, которую сваны называют «Шабаш ведьм». У неё имелся первый разряд по альпинизму, а тот подъём давал женщине право выполнить норматив кандидата в мастера спорта. Она горела горами.

 

За день до отлёта в Грузию я спросил у неё:

– Графиня, а какая же всё-таки у тебя фамилия?

– А зачем тебе это?

(Мы перешли с ней на «ты»).

– На всякий случай.

– Ростопчина, – тихо произнесла она.

И тогда я понял, почему Графиня при всём её мужестве отказывалась называть свою фамилию – она просто боялась снова оказаться в тюрьме.

Через неделю узнал печальную новость: Графиня попала под камнепад. Один камень перебил страховочную верёвку, другой угодил ей в голову…

 

Иллюстрации:

Метеоритный дождь в Подмосковье.

Графиня Ольга Ростопчина 1918 г.

Переулок Сивцев Вражек 1913 г.

Чугунная винтовая лестница в доме с мезонином.

Резной буфет конца XIX века.

Фарфоровый чайный сервиз, изготовленный на фабрике Кузнецова.

 

Они больше не придут

 

Район, в котором я живу, попал в аналоги мировой драматургии, только мало кто даже из среды театральных критиков обращал внимание на это обстоятельство.

Сергея Владимировича Образцова вам представлять не надо. Он со своими кукольными спектаклями объездил весь мир, в том числе и с «Необыкновенным концертом». Этот спектакль неоднократно показывали по телевидению, и наверняка многие его видели. Хочется напомнить сцену из спектакля. Конферансье произносит какую-то абракадабру, а затем следует ремарка: «Как говорят у нас в Бирюлёво-Товарная». Так вот, мой дом находится как раз напротив этой станции.

За что Бирюлёво, да ещё Товарная, удостоилась чести быть упомянутой в известном спектакле? Дело в том, что в десяти километрах от деревни Бирюлёво находилось село Расторгуево, где у семьи Образцовых была своя дача, куда они каждое лето везли обозом недостающую мебель.

И вот, чуть-чуть не доехав до деревни, у одной из телег лопается ось, у другой почти одновременно отваливается колесо. Ремонт занял больше суток, дачникам пришлось ночевать под открытым небом, при накрапывающем весеннем дожде. Эта поездка так отложилась в памяти будущего режиссера, что он решил хоть как-то отметить это событие.

Почему Бирюлёво Западное считается одним из негожих районов Москвы? Живу больше сорока лет, и ничего – привык. Вот говорят, что с транспортом здесь хана. Да ерунда всё это. Если угадаешь с электричкой, то через полчаса можешь оказаться на Красной площади. Плохая экология? Возможно, есть такое дело, когда начинает дымить ТЭЦ-26. Но такое бывает не каждый день, и многое зависит от направления ветра.

А так – обычный спальный район со всеми радостями и передрягами большого города. Застал времена, когда через рельсы Павелецкой железной дороги был перекинут пешеходный мостик, видел, как ещё в начале 80-х колхозники косили траву на сено. Возле дома растёт заброшенный яблоневый сад, который продолжает плодоносить на радость местным бомжам. Зато каждую весну в середине мая в саду поют соловьи. И никаких достопримечательностей – разве что церковь святителя Николая.

И вот в это царство бетона и непредвиденных обстоятельств я пригласил своих однокурсников. Обычно все, кто продолжали учёбу после окончания школы, с удовольствием вспоминают это время. И куда бы они ни пошли повышать свой образовательный уровень, чтобы в будущем стать профессионалами своего дела, будь то институт, техникум, ПТУ или «КуКИШ» – Курсы Кройки И Шитья, всегда с любовью перебирают в душе студенческие годы.

Ах, юность, юность! Время взросления, первой любви, время хохм и приколов, познание самих себя. Замечательная пора, открывающая дорогу к заветному горизонту.

Собралось человек десять – почти вся мастерская. Мы отмечали сдачу экзаменов за II курс сценарно-киноведческого факультета ВГИКа. Всем было под 30, а то и за. Всё-таки студенты-заочники народ серьёзный: некоторые пошли зарабатывать второй диплом.

Забегая вперёд, скажу, что не у всех удачно сложилась судьба в киноиндустрии. Успешней всего проявил себя в киношной жизни Алексей Молоков. Его приняли редактором в компанию «Взгляд», а когда её прикрыли, Алексея с радостью приняли на работу другие каналы.

Следует отметить и Андрея Зинчука. Он устроился в редакторский отдел на «Ленфильме», но из-за гадкого к себе отношения со стороны отдельных персон был вынужден покинуть это заведение, уйти «на вольные хлеба». Сейчас – один из сильнейших драматургов Северной столицы, пишущий пьесы для детей и юношества.

Пытался проявить себя в этом деле и Сергей Сутулов. Ему удалось снять несколько документальных фильмов, вести семинар по кинодраматургии в местном университете.

Кое-какие попытки прорваться в большое кино предпринял и я. Написал 15 сценариев. Некоторые из них могли воплотиться в полнометражный фильм и сегодня. Только слишком крепкую оборону держат редакторские отделы студий, стараясь поставить шлагбаум перед неизвестным автором.

Как обстоят дела с кино у других однокурсников, нам неизвестно.

Сидели хорошо, всего было вдоволь. Никто не совершал необдуманных поступков, которые иногда происходят при изрядном количестве выпитого алкоголя. Например, в предыдущем году, когда точно так же собрались отметить окончание I курса, один бывший однокурсник решил реанимировать селёдку, запустив её в аквариум к рыбкам. Конечно, все рыбки погибли…

Приближался рассвет. Группа подвыпивших мужиков решила прогуляться по ночному Бирюлёво. Отдельные соратники по классовой борьбе с драматургией даже тихонько запели: «Большой, большой секрет, для маленькой компании…»

Дошли до ТЭЦ, повернули направо, и под высоковольтной линией увидели… лосиху с её пацанчиком! Они вальяжно шагали параллельно нашему курсу в тридцати метрах от нас. Иногда лоси останавливались пощипать травку. Минут через 15 мы расстались: им прямо, нам – направо.

Вновь сели за стол. Доели и допили, что осталось. Утреннее ярило начало нещадно нагревать воздух. Пошли первые электрички. Званые гости собрались и полетели в свои гнёзда.

Пока убирал со стола, мыл посуду, подметал пол, прошло достаточно времени. Вдруг слышу под окнами какой-то гул. Выглядываю, а прямо возле дома наши старые знакомые: пацанчик выдвинулся вперёд к автобусной остановке, лосиха, не спуская с него глаз, стояла чуть поодаль. Это был период, когда обычно все дети спешат в школу. А сейчас они остановились возле животных, достали из ранцев бутерброды и скармливали их лосям.

 

Безумные! Если бы они знали, что может натворить сохатый?! Его боятся и медведь, и кабан. И хоть бы кто-то из взрослых отогнал от животных детвору. Но все принимали это, как должное.

 

Вообще лоси в столицу заходили всегда. Первый раз я их увидел, будучи дошкольником, гуляя с дедом по Центральной аллее перед входом в Измайловский парк. Тогда он мне и объяснил, насколько опасными бывают эти животные, и как с ними следует вести себя при встрече. К ним лучше близко не подходить, и любоваться ими лучше на расстоянии. Потом я ещё раз видел лосей в городе, а один раз даже возле Театра на Таганке, о чём была заметка в «Вечерней Москве».

Рассказывали такую байку. Сидят в девять часов вечера на лавочке в парке «Сокольники» парень с девушкой. Допустим, они рассуждают о втором законе гидромеханики. И в самый ответственный момент, когда всё могло начаться, между их головами врезается голова любопытного лося. Молодые люди бросились в одну сторону, перепуганный сохатый – в другую.

Я быстро оделся, вышел на улицу. Автобус забрал скопившихся детей, исчезли и лоси. С тех пор я их в Бирюлёво не видел. Сейчас весь МКАД обнесён высоким антишумовым забором, который препятствует попаданию животных в город. Теперь их можно встретить только на территории Новой Москвы.

 

Иллюстрации:

Сергей Образцов вместе с куклой-конферансье из «Необыкновенного концерта»

Храм святителя Николая в Бирюлёво Западное

Вздрогнули!

Таких руководителей следует сажать в тюрьму.

МГУ и лоси 1955 год.

С ним лучше не встречаться.

 

© Вячеслав Лобачёв, 2020.

© 45-я параллель, 2020.