Ветреный закат
Теперь свежее стало по утрам.
Добавлю в чай примерно двадцать грамм
Клубничного ликёра. Или нет –
Разбавлю лучше дедовской вишнёвкой.
На кухне маленькой неяркий свет.
Я ковыряю вилкою омлет
В тарелке белой с синей окантовкой –
И мысленно целую горячо
Твой кончик носа, шею и плечо...
Витает в воздухе осенний дым,
А я сегодня снова вспомнил Крым.
Зачем – не знаю, может, от тоски,
Поди, там тоже опадают листья
И ветром кружит эти лепестки
Оранжевые, словно шкурки лисьи,
И дворник торопливо, впопыхах,
Метёт в костёр их, превращая в прах.
И я вдыхаю горечь межсезонья.
Трава свалялась, словно шерсть бизонья.
В бутылке крепкий дедовский настой,
Плесну еще, да кабы был настрой –
Возьму конфету, ну, так чем богат.
И загорится где-то в подреберье,
И взгляд хмельной, внушающий доверье,
Затмит собою ветреный закат.
Ссора
Поздняя осень. Небо вторые сутки
Словно слезами, крупным дождём рыдает,
Ворот подняв повыше на мокрой куртке,
На остановке жду своего трамвая.
Пасмурный день, и вечер такой же хмурый.
Негде укрыться, спрятаться от ненастья.
Я, докурив, бросаю окурок в урну,
Урна его съедает беззубой пастью.
Пару часов прошло после нашей ссоры,
После обид, вопросов и недоверья,
Я не сторонник этих бесплодных споров,
А потому я попросту хлопнул дверью.
Мир изменился, и на душе паскудно.
Знаю, сидишь там, тушь по лицу размазав...
Что за привычка – бить сгоряча посуду?
Чёрт с ним с сервизом, жаль из Китая вазу.
Нужно смотреть на вещи гораздо шире,
Я же гляжу, признаться, немного уже.
Похолодало в этом огромном мире,
Ноги промокли в мутной осенней луже.
Старый трамвай промчится по рельсам гулко.
В тёплом вагоне тусклое освещенье.
Я же уйду извилистым переулком,
Чтобы вернуться и попросить прощенья...
Зима пришла
Зима пришла, как бывало, утром,
Гоняет ветер снежинок стаи.
Снежинки мелкие, словно пудра,
Летят на землю и быстро тают.
А ты в своем полушубке лисьем
Ушла сквозь двор опустевший, скучный,
Где облетели с деревьев листья,
Где зацепились за крыши тучи.
Наш мир разбился банально просто,
С тех пор засох позабытый фикус,
С тех пор сгорают на завтрак тосты,
Да и у кофе ужасный привкус.
С тех пор в душе поселились стужа,
Тоска, унылость и безнадёга.
Я осознал, что тебе не нужен.
И окопался в своей берлоге.
Но, не найдя той причины веской,
Чтобы бежать за тобою следом,
Задвинув наглухо занавески,
Впадаю в спячку, укрывшись пледом.
Как волку
Утро раннее, дворик сонный.
Поднимаю повыше ворот.
На деревьях сидят вороны,
Заселили февральский город.
Ветер гонит корабль бумажный
По ручью из водицы талой.
Что там было – уже неважно,
А что будет – уже настало.
Опускаю в карманы руки,
Чуть сутулясь, иду неспешно,
А в причине нашей разлуки
Виноват только я, конечно.
Ну теперь-то жалеть не стоит
И пенять на себя – что толку?
Правда, слева, порою, ноет,
Да охота повыть, как волку...
Пропащий человек
У фонаря роится первый снег,
Фонарь дрожит, сутулясь на ветру,
И город, пребывающий во сне,
Лениво пробуждается к утру.
Трамвайный звон, как будто невзначай,
Зажжёт в унылых трёхэтажках свет,
По чашкам разливаться будет чай,
На сковородках жариться омлет,
Кто будет кофе, тосты с ветчиной,
Кто просто кашу сварит на воде,
А я любовь свою величиной,
Как космос, подарить хотел тебе.
Не подарил, точнее, не сумел...
Выходит, зря я время торопил.
Сегодня утром снова опохмел,
Всё потому, что вечером я пил.
И я надену старенький бушлат,
Пойду во двор, почищу первый снег.
Промчался год с тех пор, как ты ушла,
Сказав, что я пропащий человек.
Улетают годы
Не видно солнца на небе сером,
Над головою сгустились тучи,
Шуршит листва по дорожкам сквера,
По опустевшим, сырым и скучным.
День стал короче, пошёл на убыль.
Засуну руки в карманы глубже,
В кармане – спички, табак и рубль,
Я рубль брошу на счастье в лужу.
А сверху мелкая сыпет морось,
Застыло время у непогоды.
И, набирая зачем-то скорость,
Бесславно вдаль улетают годы.
Невыносимый
Я перебираю в пальцах чётки,
И смотрю, как снег кружится первый.
Каркают вороны в рясах чёрных,
Воробьи снуют в пальтишках серых.
Двор в капкане неказистых зданий,
Курят трубы на двускатных крышах.
Вновь зима пришла без опозданий,
Стало сразу непривычно тише.
На стекле узоры стылых кружев,
За окном тревожные осины...
От меня ушла моя подружка,
Мне сказав, что я невыносимый.
Я в стакан плесну настойки четверть,
Помяну былое лишь отчасти,
Как в глазах её плясали черти
И в душе моей кипели страсти.
Муму
Ноябрь сады украсил
Оранжевой листвой,
А дворник наш, Герасим,
Шёл к речке сам не свой.
На лоб сползала шапка,
В руке держал баул,
А из баула бабка
Орала: «Караул!»
«За что так, с госпожою?!»
А всё лишь потому,
Что дворник всей душою
Любил свою Муму.
© Вячеслав Бахтинов, 2017–2020.
© 45 параллель, 2020.