Все стихи Владиславы Мицуковой
* * *
11 школьных лет
обижали девчонку
А она
в 12 часов превратилась в женщину с сильным голосом
И теперь
объявляет остановки в автобусах
Остановка: улица юности
остановка улица мужества
остановка: школа глухонемых
Голос совести
Слышу один я.
Никто из друзей не катается на автобусах.
Детская поликлиника
Детские крики аккуратно сползают со стен,
Материнскими словесами расчёсан воздух
Голубые глаза врачей,
Их бездонные лица...
Грубые руки сестёр, их дутые кольца...
Небо темнеет,
Падая на грачей.
В получтении, полусне затекает очередь
В закуток, где белеет
Привив(трав)очный кабинет,
С остывающими слезами
Поодиночке
Дети заходят,
Медля, как кровь из вены...
Хлопают двери,
Тепло выдыхая в холод
Люди шагают
По снегу сквозь тёмные скверы,
Прижимая к груди
Свёртки в комбинезонах,
Прижимая к руке ватку и леденец...
Мне шестнадцать.
Я прихожу забирать документы из детства.
Кружечка
«...из тебя пили и будем пить»
Из меня – пить.
«тебя никто не обязан любить»
Никто не обязан
Любить.
«тебя обязаны чистить и мыть»
Меня обязаны мыть...
Значит
никто не имеет права
меня бить!
«Пили. И будем пить».
Вы обязаны меня чистить и мыть!
«а никто не обязан тебя любить»
На вершинах холмов
На вершинах холмов холодает.
Светает.
Ты, святая, как в пене морской, в белизне одеял.
А над нами лампа витая
И коршун витает
Над холмами,
Что вечером
Первый мороз обуял.
И, они, поседевшие за ночь,
Смыкаются с небом.
Эталонами тронутой, сине-немой красоты
Любовался бы я,
Если б верил, что живы
под снегом
На вершинах,
изнежены осенью южной, цветы.
Ты лежишь,
Разметавшись,
Раскрывшись
в предутренней неге.
Лепестковые пальцы
на тёплую грудь
положа
И не страшно тебе онемение синего неба,
И не жутко, что коршуны стаей над крышей кружат...
Мне мешают уснуть
Тишина,
Электричества сбои,
Этих жарких перин над тобой леденеющий цвет
Будет чёрная ночь –
Я закрою тебя собою
Но ступает на землю
Слепяще-холодный рассвет
И отчаянный стон мой
Поймёт
и уймёт только море
И умаянный лоб умоет
холодной волною –
Только морю покоя и стыли и устали нет...
* * *
1.
Обиженная девочка в шкафу
и солнце лижет зеркало напрасно.
Внизу болеет снег,
готовят праздник.
И чистит ветер
чёрную стопу
лежащего в песочнице...
Поэта.
2.
Любуясь болью чуешь что живой
с самим собой пошутишь: что же вой?
когда собой затушишь сигарету
и детским «ой» потешишь землю...
Это?
Или вот эта фальшь, когда поёшь
Дают яйцо сырое: «на, поешь»,
но поедом съедаешь чью-то плешь
И к поездам внимательней...
И горше
становится язык родной во рту.
И ты до полусмерти в полустрахе.
И если сердце – красная тряпица,
как вытащить её из под рубахи?
3.
Заплаканная девочка впотьмах
луна не светит
Тает снег и дата
И ветер бьёт лежачего
солдата.
* * *
Она взмахнула длинными руками
с коротенькими линиями жизни
мир замер
миг
и снова задрожала
кардиограмма света на воде...
По Островскому
Умирала актриса
среди
чёрных вод
моря Чёрного.
Чайки кружили.
«Пусть Лариса
вступает в последний вельбот!» –
операторы дружно решили.
«Нужно снять с неё
платье» –
сказал режиссёр –
Слезы крупные крупно снимая»
И волна солона,
Крепкий ветер остёр
А Лариса немая,
Немая.
Крест сжимая в руке,
Повторяла внутри:
«Как за городом с Господом жили…»
За ладонь без прожилок, блесну в кулаке
Тросом заживо к лодке пришили
И, нагая,
дрожала в щербатом нутре
И на «три»
все рекла, выгорала
«Там не слышно, там чайка орала!» –
посидев за стаканом мерла,
Сцену заново снять порешили
Глядь:
актриса уже умерла.
Поэзия
Поэзия – игра на раздевание
Для дураков искусных и искусственных.
Там женщины, мужчины –
Все играют
Благослови их немощи и мускулы
В огромной жаркой бане,
Боже, там они
Кричат, смеются, хвалятся, целуются
Там старость с неотрезанными пуговицами
И юность – голь с синюшными губами,
Там взрослые придерживают маленьких,
Чтоб, зазевавшись, те не поскользнулись, и...
Ты не пускай на них грозу внезапно
Пускай успеют завернуться в полотенца.
Рассвет (Е.М.)
Небеса расступились.
Распускался алеющий день
Над безлюдной аллеей
и синей солёной водою.
Время встало,
Отбросив на землю
неважную тень.
Я тянулась на свет,
Только море сверкало слюдою
И огромные брызги бросало, лаская ступень
В полутёплых волнах белый ялик блестел...
За горою
Засыпали дома
И, усыпано мелкой звездою,
Небо снегом крошилось
На дых лубяных деревень...
Время тихо качнулось:
И выросла тень, потемнела
Точно тело моё.
Я за вьюгой иду, за судьбою.
След от лёгких ступней
Высыхает на тёплых ступенях.
И монетка-гимнастка
Чернеет под сердцем прибоя...
Сонет о любви
Я забуду тебя в порту,
Как забуду писать стихи –
Очень скоро. Но вот по рту
Ходят звуки глухи; лихи
Поцелуй. Но не в бровь, а в глаз.
А потом – междутьма, зима...
Но сейчас лишь на море лаз
Нам оставил Амор, сама
Я аморфна. Но ты так твёрд.
Каждый слог – командора шаг.
У воды я в пальто, ты наг
Мои губы узки, как фьорд
Твои руки дрожат, как флаг...
Свет белее любых бумаг.
* * *
Так поёт китаянка в баре
Песню любви к луне и телу
Зарывание пальцев в сырую землю
Подставление шеи свету
Так вода набрасывается на птиц и ступени
Дрожь в животе и ветер –
Глотаешь воздух
Плещется шаг и руки
В голубом свете
Идёшь: я живой
И идёшь,
и дышишь и смотришь,
Просыпается: «я живой»,
светится во все стороны
Подкрадывается и ёкает.
Тишина вокруг.
Только воды текут,
и утка мигает.
Травести
Пожилая актриса театра комедии, травести,
Пережив супруга и сына
С нежностью проживает мальчиков
Тощих и тонконогих:
мороженщиков и партизан...
А один учитель из зала
Пожилой человек Костыгин
Глядит на сцену
И видит не мальчика, а седую хрупкую девочку
В тайне
Желает кормить её апельсинами
И носить на руках...
Услышав об этом,
Она обронила цветы,
Расплакалась горько и быстро,
Как плачут актрисы.
Взяла себя в руки.
«Значит, все правда…»
Она никуда не годится
Ведь сколько не видь свои ноги по-детски худыми и быстрыми
На выходе:
скука.
Сломанная неправда
С тех пор каждый раз
Он просит ребят
Скользнуть за кулисы шепнуть ей на ушко, мол
«Вы – настоящий мальчишка!»
За пачку пломбира.
«Бабушка, вы настоящий мальчишка!
Сначала я даже не понял, что вы старушка.
Только потом,
когда смотрели и разговаривали»
* * *
У сфинкса асфиксия
не дышит и блюёт
И солнце пляшет в Стиксе
Да рыба не клюёт
Под лодкой
мокнут тени,
телесных плоскостей,
полны холодной лени
черней ночных вестей.
Сия минует чаша,
сияя вся до дна,
редеют тени,
чаще толкаясь в высь со дна
Туда, где слепнут козы,
поникли васильки,
где падают стрекозы, коровки мотыльки
Июльских звёзд.
И гаснет
Твой взгляд в глазах кота
Слегка слепой, но ясный
А тишина не та.
Морковь, картофель, волосы
помыть
кровать помять,
сорвать беззвучно голос и...
И яблоко сорвать
И Лорка с авторучкой
мерцает, а молчит
Лаура машет ручкой
корова не мычит
Вой в иудейский профиль
Бог говорит, горит...
А мне – не этот профиль
Я не учил иврит
* * *
Умываешься утром,
чтобы встретиться со своими стихами,
написанными вчера.
А они
не дожили до утра.
Невозможно их видеть, каждого, кто зачах
И сейчас, заново их зачав,
Каждый час
проверяешь…
* * *
Фагот не спит,
Коровьев щиплет травку
А между ними – зеркало пустое
– Идём, идём, не обращай... «Постой, я…»
скорей, бегом, бегу: беги! «Простоя
мы не хотеть!»
Он сам на нас свалился
как плотный купол ласкового неба.
Проси теперь чего-нибудь простое,
чего не будет там стишка иль хлеба
А где луна на части развалилась,
ты развалился не дождавшись сна…
«Весна в Москве до ужаса пресна»-
– воскликнул некто, просыпаясь в клетке,
пытался снять костюм, пытая ветки
скрещённых рук
Смешной, мы – умирали
«Не время!» – он – «два года, погодите! Сейчас свершится шутка!»
– Шутка?
– Шутка!
Заговорю: и ничего не будет
(пожалуйста, пусть ничего не будет!)
Я говорю!»
Вдруг ничего не стало:
(и камни, утонувшие без звука
«Какие сны тебе приснились, Гамлет?
Никто не спрашивал и некому ответить»
«А что же будет дальше? Что же дальше?»
«А дальше тишина»
И подо Ржевом:
«Без головы ты более не личность»
Кусаю тебя в пятку на Масличной –
ты – в небытье, я, знаешь, в бытие…)
Он судорогой свёл концы с концами
И ничего такого
Как минуту
назад
Вперёд трамвай бежит и время,
остановившись сердцем завелось.
Он закричал, но ласково усталость
Склонило тело к паре мёртвых тел
И эхо растворилось,
но осталось:
Я НЕ ХОТЕЛ
Я – НЕ ХОТЕЛ
Я НЕ ХОТЕЛ
я не хотел!
я не хотел! –
Осталось
в июньском сне.
«Ну ладно уж, забудьте»
Всё ты забыл:
«forget – forgot- forgotten-
forgive.»..
А я вот помню, мне не страшно
я тоже забыла, но помню башню.
Светло под куполом
и я лечу, лечу
Тебя от небытья лечу, лечу…
И иногда чего-то – да хочу.
Безудержно желается чего-то –
притворства иль хотя бы анекдота...
Под куполом отчаявшийся голос:
«Я пошутил: я больше не шучу».