Владимир
Проскуряков

Берёзовый дым

Мир в снегах утонул – не пройти,

Заметёны к избёнке пути,

Из сугроба два мутных оконца

Немигающе смотрят на солнце

Да чернеют четыре венца.

След вчерашний к колодцу с крыльца,

И сегодня чуть свет за дровами

Дед прошаркал больными ногами.

Это утро он встретил живым –

Серебристый берёзовый дым

Заструил над заснеженной крышей,

Поднимаясь всё выше и выше.

Дед ладонью прогреет окно,

Он глядеть приучился давно

На деревню с утра и под вечер –

Все ли нынче затоплены печи…

* * *

Из цикла «Помнить всё…»

Ждёт деревня почтальона,

                да и как не ждать,

Хоть бы весточку – всё легче

                горе горевать,

Хоть коротенькую строчку –

                знать, что он живой,

Что хранит сынка молитва

                матери родной.

Долгожданный треугольник,

                Господи, пошли!

Кто идёт там по дороге,

                с сумкою, вдали?

Ох, девчонка-почтальонка

                что-то прячет взор,

Неужели похоронку

                принесёт во двор?

В затаившейся деревне

                слышен жуткий вой…

Сколько, Господи, кормильцев

                не придёт домой!

Знать, вдовою больше стало,

                прибыло сирот,

Ты добавил их немало,

                сорок третий год!

Журавль

Здесь тишиною душат вечера,

Не слышно петухов разноголосья,

Не режут плугом поле трактора,

Не клонятся от тяжести колосья.

Здесь у колодца пусто поутру,

Изъела плесень сруб морёный, древний,

Скрипит журавль и плачет на ветру

По умершей, заброшенной деревне,

Скрипит-скулит и в ливень, и в мороз,

Тоску излить иначе не умея,

Как изгнанный состарившийся пёс

С оборванной верёвкою на шее.

* * *

Какое счастье – просто жить,

Без хитроумного расчёта,

Без зависти, что, может быть,

Тебя сейчас обходит кто-то.

Жить не во имя кошелька

И не рублями мерить счастье,

Благодарить судьбу, пока

Над ней не хмурится ненастье,

В беде – достойно пережить

Её нелёгкие страницы,

И каждый новый день любить,

И без печали с ним проститься.

Быть может, жизнь твоя летит,

Как лошадь взмыленная скачет,

И ты безжалостно в пути

Бьёшь не изведавших удачи,

И сам удара в спину ждёшь,

Страшась потери нажитого…

Подумай, тем ли ты живёшь,

Не оценив совсем иного?

За той ли, не жалея сил,

Охотишься ты синей птицей,

А если ты её добыл –

Удастся ль ею насладиться?

* * *

Нам довелось с тобой, мой друг,

В эпоху добрую родиться,

Без страха слушать в двери стук,

Ни от кого не прятать лица

И, в сотворении стиха

Бросая строки на страницы,

Не вспоминать о Соловках,

О Колыме, о психбольнице…

* * *

Ночь крадётся чёрной кошкой,

Ловит свечки зыбкий свет,

В незашторенном окошке –

Стройный женский силуэт.

Смотрит месяц из-за крыши

В чуть пригубленный бокал,

И кружит всё выше, выше

Лёгкий снежный карнавал.

Нераскрытый томик Блока,

Полумрак и тишина…

Как грустна и одинока

Незнакомка у окна!

Через снежные вуали

Только месяц видеть мог:

У окна вдвоём стояли

Рядом – женщина и Блок.

* * *

От корысти, обмана и лжи

Я умчусь в чужеземное лето

Одиноко и мирно дожить

На неведомой точке планеты.

Островок от всего вдалеке,

Настоящая глушь, без изъяна –

Сладок бархатный сон в гамаке

Под размеренный шум океана.

Я бесплатно бунгало сложу,

Заживу дикарём, без квартплаты,

Одиночество – это не жуть,

Если в обществе был ты когда-то…

И в костре на ночном берегу,

У ворот заповедного рая

Я бумажник и паспорт сожгу,

Возвращаться назад не желая.

Сеновал

Вечер багряный недолог,

Сгинул заката пожар,

Бьётся о марлевый полог

Тонко звенящий комар.

Сено под самую крышу –

Мягок ночлег и упруг,

Стихло шуршание мыши,

Замер в окошке паук.

Яблок душистая грудка,

В кружке угасла свеча…

Слушает сумерки чутко

Женщина возле плеча.

Старый тополь

Вонзая блещущее жало

В его могучий древний стан,

Пила прожорливо визжала,

И дрожь катилась по листам.

Грачи испуганно кружили,

Был страшен тот последний путь –

Под треск древесных сухожилий

Он тяжко пал Земле на грудь.

А через час его не стало,

Работы для пилы – пустяк.

Кряжи четыре самосвала

Украдкой сбросили в овраг…

Зачем, за что его убили?

Не знаю, но пронёсся слух,

Что люди просто не любили

Его летящий белый пух.

Шахматный солдат

Я вновь стою, готовый в бой,

В строю – и мой король со мной,

Как будто равными мы стали.

Я – белый, значит, первый ход

За мной, и я рванусь вперёд

По чёрно-белой вертикали.

Что в этом ждёт меня бою?

Эх, знать бы миссию мою!

Я жертвой стану и не боле,

Иль уцелею средь врагов,

Пробившись в несколько шагов

К заветному восьмому полю?

А впрочем, знаю я давно:

Неважно, что мне суждено,

«Орёл» мне выпадет иль «решка» –

Я всё равно в любой игре,

Незаменимый при «дворе»,

Всегда останусь только пешкой.

* * *

Я вас узнал – и в тот же миг

Вы на меня взглянули строго...

Не беспокойтесь, ради бога, –

К седым вискам бесстрастный лик

Давно примерил я и вида,

Что мы знакомы, не подам.

Те сумасбродные года

Достойно нами пережиты –

Без обвинений и обид,

Без суесловия и сплетен,

А их так любят в нашем «свете»,

Немой – и тот поговорит!

Ну, подыграйте ж мне, мадам! –

Сейчас меня представят вам...

Яблочный Спас

Тёплый август, духмяный рассвет,

Крик мой первый… счастливая мама…

Перезвон православного храма

За несметною толщею лет.

Я люблю предрассветный туман,

Шёпот солнцем согретого сада –

Здесь богатства шального не надо,

Здесь не водятся ложь и обман.

Жизнь простая, как есть, без прикрас,

Добрый взгляд и душевное слово…

За околицу мира земного

Удалиться бы в яблочный Спас,

Чтоб, ушедшего память почтив,

Скорбно яблонь листы помолчали,

А в изножье могилы ночами

Падал вызревший «белый налив».