Берёзовый дым

Четвёртое измерение № 29 (485) от 11 октября 2019 года

* * *

Ночь крадётся чёрной кошкой,

Ловит свечки зыбкий свет,

В незашторенном окошке –

Стройный женский силуэт.

Смотрит месяц из-за крыши

В чуть пригубленный бокал,

И кружит всё выше, выше

Лёгкий снежный карнавал.

Нераскрытый томик Блока,

Полумрак и тишина…

Как грустна и одинока

Незнакомка у окна!

Через снежные вуали

Только месяц видеть мог:

У окна вдвоём стояли

Рядом – женщина и Блок.

* * *

Я вас узнал – и в тот же миг

Вы на меня взглянули строго...

Не беспокойтесь, ради бога, –

К седым вискам бесстрастный лик

Давно примерил я и вида,

Что мы знакомы, не подам.

Те сумасбродные года

Достойно нами пережиты –

Без обвинений и обид,

Без суесловия и сплетен,

А их так любят в нашем «свете»,

Немой – и тот поговорит!

Ну, подыграйте ж мне, мадам! –

Сейчас меня представят вам...

* * *

Какое счастье – просто жить,

Без хитроумного расчёта,

Без зависти, что, может быть,

Тебя сейчас обходит кто-то.

Жить не во имя кошелька

И не рублями мерить счастье,

Благодарить судьбу, пока

Над ней не хмурится ненастье,

В беде – достойно пережить

Её нелёгкие страницы,

И каждый новый день любить,

И без печали с ним проститься.

Быть может, жизнь твоя летит,

Как лошадь взмыленная скачет,

И ты безжалостно в пути

Бьёшь не изведавших удачи,

И сам удара в спину ждёшь,

Страшась потери нажитого…

Подумай, тем ли ты живёшь,

Не оценив совсем иного?

За той ли, не жалея сил,

Охотишься ты синей птицей,

А если ты её добыл –

Удастся ль ею насладиться?

Сеновал

Вечер багряный недолог,

Сгинул заката пожар,

Бьётся о марлевый полог

Тонко звенящий комар.

Сено под самую крышу –

Мягок ночлег и упруг,

Стихло шуршание мыши,

Замер в окошке паук.

Яблок душистая грудка,

В кружке угасла свеча…

Слушает сумерки чутко

Женщина возле плеча.

* * *

От корысти, обмана и лжи

Я умчусь в чужеземное лето

Одиноко и мирно дожить

На неведомой точке планеты.

Островок от всего вдалеке,

Настоящая глушь, без изъяна –

Сладок бархатный сон в гамаке

Под размеренный шум океана.

Я бесплатно бунгало сложу,

Заживу дикарём, без квартплаты,

Одиночество – это не жуть,

Если в обществе был ты когда-то…

И в костре на ночном берегу,

У ворот заповедного рая

Я бумажник и паспорт сожгу,

Возвращаться назад не желая.

Яблочный Спас

Тёплый август, духмяный рассвет,

Крик мой первый… счастливая мама…

Перезвон православного храма

За несметною толщею лет.

Я люблю предрассветный туман,

Шёпот солнцем согретого сада –

Здесь богатства шального не надо,

Здесь не водятся ложь и обман.

Жизнь простая, как есть, без прикрас,

Добрый взгляд и душевное слово…

За околицу мира земного

Удалиться бы в яблочный Спас,

Чтоб, ушедшего память почтив,

Скорбно яблонь листы помолчали,

А в изножье могилы ночами

Падал вызревший «белый налив».

Берёзовый дым

Мир в снегах утонул – не пройти,

Заметёны к избёнке пути,

Из сугроба два мутных оконца

Немигающе смотрят на солнце

Да чернеют четыре венца.

След вчерашний к колодцу с крыльца,

И сегодня чуть свет за дровами

Дед прошаркал больными ногами.

Это утро он встретил живым –

Серебристый берёзовый дым

Заструил над заснеженной крышей,

Поднимаясь всё выше и выше.

Дед ладонью прогреет окно,

Он глядеть приучился давно

На деревню с утра и под вечер –

Все ли нынче затоплены печи…

Журавль

Здесь тишиною душат вечера,

Не слышно петухов разноголосья,

Не режут плугом поле трактора,

Не клонятся от тяжести колосья.

Здесь у колодца пусто поутру,

Изъела плесень сруб морёный, древний,

Скрипит журавль и плачет на ветру

По умершей, заброшенной деревне,

Скрипит-скулит и в ливень, и в мороз,

Тоску излить иначе не умея,

Как изгнанный состарившийся пёс

С оборванной верёвкою на шее.

* * *

Из цикла «Помнить всё…»

Ждёт деревня почтальона,

да и как не ждать,

Хоть бы весточку – всё легче

горе горевать,

Хоть коротенькую строчку –

знать, что он живой,

Что хранит сынка молитва

матери родной.

Долгожданный треугольник,

Господи, пошли!

Кто идёт там по дороге,

с сумкою, вдали?

Ох, девчонка-почтальонка

что-то прячет взор,

Неужели похоронку

принесёт во двор?

В затаившейся деревне

слышен жуткий вой…

Сколько, Господи, кормильцев

не придёт домой!

Знать, вдовою больше стало,

прибыло сирот,

Ты добавил их немало,

сорок третий год!

* * *

Нам довелось с тобой, мой друг,

В эпоху добрую родиться,

Без страха слушать в двери стук,

Ни от кого не прятать лица

И, в сотворении стиха

Бросая строки на страницы,

Не вспоминать о Соловках,

О Колыме, о психбольнице…

Шахматный солдат

Я вновь стою, готовый в бой,

В строю – и мой король со мной,

Как будто равными мы стали.

Я – белый, значит, первый ход

За мной, и я рванусь вперёд

По чёрно-белой вертикали.

Что в этом ждёт меня бою?

Эх, знать бы миссию мою!

Я жертвой стану и не боле,

Иль уцелею средь врагов,

Пробившись в несколько шагов

К заветному восьмому полю?

А впрочем, знаю я давно:

Неважно, что мне суждено,

«Орёл» мне выпадет иль «решка» –

Я всё равно в любой игре,

Незаменимый при «дворе»,

Всегда останусь только пешкой.

Старый тополь

Вонзая блещущее жало

В его могучий древний стан,

Пила прожорливо визжала,

И дрожь катилась по листам.

Грачи испуганно кружили,

Был страшен тот последний путь –

Под треск древесных сухожилий

Он тяжко пал Земле на грудь.

А через час его не стало,

Работы для пилы – пустяк.

Кряжи четыре самосвала

Украдкой сбросили в овраг…

Зачем, за что его убили?

Не знаю, но пронёсся слух,

Что люди просто не любили

Его летящий белый пух.