Владимир
Попов

Злыдни

Засыпают боги, слава Богу,

В это время, в этот самый раз

Выползают злыдни на дорогу

В одинокий сумеречный час.

То собак в селе перекусают,

Стащат от телеги колесо,

То кого-то насмерть напугают,

Перегаром выдохнут в лицо.

А народу больно и обидно,

Что гуляют, пока боги спят,

Папа-злыдень, и мамаша-злыдня,

И тринадцать вшивых злыденят.

И вот так вот каждый божий вечер

Злыдни, только задом наперёд,

Принимают облик человечий,

И тогда сам чёрт не разберёт.

Даже днём, не то что тёмной ночью,

В наш жестокий и прекрасный век

Очень трудно разобрать наощупь,

То ли злыдень, то ли человек.

Музыка Александра Дулова

Канадский самолёт

Канадский самолёт

пикирует на мачту,

показывая нам облупленный живот.

А мы рыбачим здесь,

а мы вовсю ишачим,

а вдруг из пулемёта он – по дури – шибанёт.

Себя считаем мы частицей государства…

А самолёт кружится,

моторами ревёт.

И неприятно нам от этого нахальства:

На лысину пикирует канадский самолёт.

Канадский самолёт вовсю фотографирует:

меня, ребят, собаку,

антенны, провода.

Меня фотографирует и он меня нервирует,

и это называется –

нейтральная вода.

Идёт-ревёт над палубой моторный рёв колючий:

пикирует на палубу

канадский самолёт…

А я ему, заразе, такую рожу скрючил,

и мне немножко жалко:

он слов не разберёт.

Музыка Андрея Васильева

Мы оглянулись у поворота

Мы оглянулись у поворота

да потихонечку –

краем болота.

Краем болота –

наискосок,

в ближний лесок, в ближний лесок.

А на востоке

чуть-чуть рассветало –

стало на сердце спокойно и тало.

Жёлтые листья,

красные листья

стали шуршать, под ногой шевелиться.

В ельнике темень,

в просеке просинь –

тихая осень, тихая осень.

Где-то высоко

птица звенела.

Птица звенела – хорошее дело!

Жаль, что придётся когда-то прощаться, –

сколько дышу,

не могу надышаться.

музыка Михаила Кукулевича

На краешке лета

Побелела полынь, пожелтел зверобой

И стояли такие шальные рассветы.

Мыла волосы ты дождевою водой

Средь высокой травы да на краешке лета.

Прибегала в заброшенный дом лесника,

Говорила обиженно: «Милый мой, где ты?»

Я тебя целовал на пороге леска

Средь высокой травы да на краешке лета.

Пахли губы твои луговою травой,

Полевыми цветами, и солнцем, и ветром.

Ты была словно птица, пленённая мной

Средь высокой травы да на краешке лета.

Не хотел ни за что я тебя отпускать,

Будто верил в какие-то злые приметы.

А теперь не могу и следа отыскать

Средь высокой травы да на краешке лета.

Музыка Александра Дулова

Над рекою туман

Словно призрачный сон, будто морок-обман:

кто-то с берега машет рукою…

Над рекою туман, над рекою туман,

опустился туман над рекою.

Над рекою туман, над рекою туман…

Словно образ крестьянского рая –

над рекою леса, как старинный орган

величальные песни играет.

Над рекою туман. Над рекою туман…

Сколько неба и сколько покоя!

Породнила Река русских, коми-зырян –

и связала одною рукою.

Над рекою туман, над рекою туман…

И Коню ветер гриву погладит.

Навсегда улетит от людей чёрный вран.

И в лесах Птица гнёздышко сладит.

Музыка Александра Гаджиева

Не суди меня строго

Не суди меня строго,

что тебя не люблю.

Это просто дорога

увела к январю.

Это рыжие кони,

бубенцами звеня,

понесли в Лешуконье,

за Архангельск, меня.

Понесли, что есть силы,

на неезженый снег.

Добровольная ссылка –

непутёвый побег.

Ох, наделал я смеха,

да и то хорошо…

От себя не уехал

и к тебе не пришёл.

Музыка Александра Гаджиева

Ой, да туман

Ой, да туман,

да туман под ракитой.

Да костерок, белым дымом увитый.

Словно цветы

у цыганочек юбки.

Курят старухи вишнёвые трубки.

А старики

бородаты и седы,

в круг собрались для вечерней беседы.

Ой, да цыга…

да цыгане запели –

душу подняли с моей колыбели.

Так колыбель,

колыбель раскачали –

не отойти от любви и печали.

Музыка Андрея Васильева

Пианист. Детский рисунок

Под огромной чёрной шляпой

в голой комнате – один,

неземной и косолапый,

заседает господин.

Пианино в чёрной гамме…

Прикасается диез

к нижней челюсти с зубами,

где гуляет кариес.

«Песню старого скитальца»

он пытается играть.

На руке четыре пальца,

а мизинца не видать.

Чтобы звуки длились дале,

извивается дугой,

нажимая на педали

музыкальною ногой.

Тихо музыка разлилась

вдоль по нотной борозде…

И улыбка заблудилась

в тёмно-красной бороде.

Музыка Андрея Васильева

Присяду на крыльцо

Присяду на крыльцо перед дорогой дальней

в тот благодатный день, когда полынь бела.

Как звонко молоток стучит по наковальне,

на старой кузнице, что на краю села.

Вот лошадь у моста. Вот жеребенок пегий

за лошадью бредёт. И слышно за версту,

как трактор тарахтит и как скрипит телега.

И фляги в ней грохочут на мосту.

И где-то хлопнет дверь внушительно и строго.

В соседнем доме вдруг ребёнок закричит.

Но я уже уйду. И я сольюсь с дорогой,

ещё немного – и никто не различит.

Музыка Александра Дулова

Старинный романс

По воздухáм просторныя долины

чужия песни радостью пьянят,

когда серебряныя струны мандолины

как колокольчики небесныя звенят.

И голос тот – природы и таланта –

тревожит душу мне, и тает и таит…

И золотыя пальцы музыканта

перебирают волосы твои.

По облакам спокойно и красиво

идёт то пепельный, то розоватый дым.

И лодки вдоль вечернего залива

плывут по отражениям своим.

По воздухáм небесным пролетает

душа певца, над пеленою волн…

Высокий звук таит печаль и тает.

И низкий звук земною страстью полн.

Музыка Андрея Васильева и музыка Ольги Валимовой

Степная звезда

Степная звезда да ковыль под ногой,

и дальнее небо в пожарах…

Мой предок-цыган с золотою серьгой

звенел на тамбовских кружалах.

Разбойничий посвист да топот коня.

Дорога меж адом и раем…

Поэтому так и душа у меня

от песен твоих замирает.

Прекрасная дева в осеннем саду

смеётся, танцует, витает…

Опять паутина летит на ветру,

и стонет, и плачет, и тает.

Музыка Инны Тхорик

Хлебников

Чьё там тело везут

на разбитой хромой колымаге?

Солью хлеб посыпают,

вино самогонное пьют.

Чьё там тело они

подобрали в студёном овраге

и теперь, матерясь,

это тело везут и везут?

А над ними стоит

нелюдимое небо и злое.

А под ними дорога –

глухая дорога лежит.

И телега скрипит,

и угрюмо поют эти двое:

этот парень носатый

и этот хрипатый мужик.

И уже над землёй

начинает неслышно смеркаться.

Чьё там тело везут

с запрокинутым длинным лицом?

И свисает рука,

и за обод цепляются пальцы,

словно мёртвый желает

ухватить колесо.

Музыка Андрея Васильева

Через поле напрямик

Через поле напрямик

всем своим кагалом

едут Изя Броневик

и Ефим Шлагбаум.

Удивляется народ

на такое горе:

и куда их чёрт несёт

через это поле?

Я вопрос не разрешу,

но скажу старательно:

я к евреям отношусь

очень замечательно.

И пословицу я так

помню без сомнений:

«Если Мойша не дурак,

значит, Мойша гений!»

Поворот и поворот –

вот и скрылись вскоре…

И куда их чёрт несёт

через это поле?

Музыка Андрея Васильева

Что ты плачешь, еврейская скрипка

Что ты плачешь, еврейская скрипка,

нарушая всемирный покой…

Мою душу печально и зыбко

поднимаешь неверной рукой.

Словно знаю язык неизвестный,

понимаю все звуки-слова…

Оттого детским хором небесным

шелестит под ногою листва.

Я когда-то уже это слышал:

из-за полуоткрытых дверей,

на земле, над землёю и выше… –

когда плачет на скрипке еврей.

Музыка Инны Тхорик