Владимир Мялин

Владимир Мялин

Все стихи Владимира Мялина

* * *


Ангел Джотто сокрушённый,
Сладкий, плачущий навзрыд,
И другой, заворожённый,
Тот, что с купола летит.

Третий оперся руками:
Вьётся облако под ним;
И четвёртый, над веками
Воспаривший, словно дым...

Эта ангельская, птичья,
Эта детская возня
Из тупого безразличья
Слёзно вывела меня.

Простодушьем наделила,
Крылья-пёрышки дала
И, незнаемая сила,
Словно в купол подняла.

 

* * *


Все песни лучшие от скуки,
От праздности и от тоски.
От увяданья и разрухи
Мои рождаются стихи.

В моём дому, где только стены
Небес в обрубках тополей,
Веселью лёгкому на смену
Идёт дитя тоски моей.

Идёт дитя моей заботы
С вертушкой праздничной в руках.
Мой первый май, мой красный кто-то
Смеётся в рухнувших веках.

И радость ветреная длится,
Длинней прижизненного сна.
И песня лучшая случится,
Когда закончится она.

 

 

Вспоминая одну репродукцию

 

…И восковые веки, и косицы,
И ореол латынью золотится,
И лиловеет рана под ребром…
Мы в этот мир приходим, словно в дом,
Попеть, поспать и порыдать по-вдовьи,
И пожалеть с сыновнею  любовью,
Которая с сомненьем пополам…
И накопить в душе и в доме хлам
И всякий вздор, что не возьмёшь с собою,
Когда детьми оплакан и вдовою
Или никем – забудешь этот свет…
А свет – тебя; худого в этом нет.

 

* * *


Всё чаще сердце остриё
Щекочет... Римское копьё
Смертельной раны не наносит.

Обычный воин – не злодей,
Охранник права и людей,
Нас на Голгофу переносит.

Там крест опасной птицей встал,
И губка – с уксусом фиал,
Уста святые ожигает

Тупым и колющим огнём.
И всадник пляшет над конём –
И смерть саму копьём пронзает.

 


Поэтическая викторина

* * *


Жил да был один чудак,
Наподобье скопидома.
Занимал чудак чердак
Чудо каменного дома.

Там, меж балок, на стенах
Книги ветхие пылились.
Рядом там на полках Вакх
С Оппенгеймером ютились.

Семиствольная Сафо
И Ивиковы печали
Гипсом, мрамором его,
Плосконосые, встречали.

И, как некий херувим,
И, как скряга невозможный,
Оставался он один
С лирой скупщика несложной.

Пела, плакала она...
А порой из кельи дивной
Голосила тишина
Данаидою наивной.

 

Кипарис

 

Не оленя убил Кипарис –
Сердцем верного милого друга.
Лёгкий серп над ветвями повис,
Золотой и немой, как разлука.

Вот и дерево ты – и в листве,
Словно вороны, шепчутся души.
И свирель напевает тебе
О бессмертии – хочешь послушать?

У корней твоих Лета, легка,
Закипает, как чёрное пламя.
И увядшая радость стрелка
Шелестит под моими ногами.

 

Коллекционеру

 

Скопидом импровизатор,
На стенах твоих донатор,
Змей, обвивший деревцо,
Евы смуглое лицо,
Очи белые Адама
Книжка «Мама мыла раму».

Ну и что бы там ещё?..
Неба скат через плечо,
Облака волос, как вата,
Шмель жужжащий и тростник,
Что вдоль Леты рос когда-то –
Но к губам твоим приник.

 

Лир

 

1

 

Пошутить и посмеяться;
Зрелость, молодость пропеть;
Видя старость, растеряться,
Подавая нищим медь.

Подавая, что не жалко,
Что не мучило всерьёз.
Жизнь моя кричит, как галка,
Точно давится от слёз.

 

2


Струны лиры. Лира участь,
Словно ветер ледяной.
Дочь, счастливая, как случай,
Что не ласкова со мной?

Силу власти, бремя славы,
Угол – всё тебе отдал.
Устилают путь мой травы,
Подаёт герольд сигнал.

Жизни жалкие остатки –
Лишь кольчужный лязг глухой.
– Спи, король мой, сладко-сладко,
Скорбь сложив под головой.

 

* * *


Ну что извлечь из пустоты?
Сочны поэзии плоды,
Когда ни брата и ни брута;
Когда ни лампы в темноте,
Ни блика в солнечной воде, –
Цветёт поэзии цикута.

С неё пыльцу мы соберём,
И стебли выжмем – и нальём
В фиал, нам памятный и душный:
Когда-то в древности мудрец
Благой искал себе конец –
И выпил чашу равнодушно.

Оставил царства он царям,
Стада оставил – пастухам,
Крестьянам – злаки,  мореходам
Оставил вёсла, паруса, –
Поэту зоркому – глаза,
И мысли, и судьбы свободу.

 

 

* * *
 

Прозерпина, твоих ли видений
Удостоен мой друг; в темноте
Шелестят под ногами ступени
А по стенам – всё тени,
Смех, стенанья везде.

Плещет Лета и гулко.
Мышь летучая воздух скребёт;
На углу переулка
Подаяния булку
Вечно нищий грызёт.

Он отведал вина, он пропил всё, что скушно,
Всё, что сладко пропить…
Тополя и луну…
И окурку в соседнюю лужу
Вечность плыть – не доплыть…

Он, жующий впотьмах, виноватый, невинный…
Ну а тени снуют.
Эти тени смеются
И плачут над ним, Прозерпина,
Эти тени – поют.

 

Рыбацкая вдова

 

Ветер в волны гребешки
Запустил – и сжалось море,
Словно дева от тоски,
Словно женщина – от горя.

Дымы давние несёт
И один случайный парус.
В доме вдовушка поёт:
Мало вдовушке осталось.

Вспоминает – не корит,
Не клянёт волну – и плаху.
Тихо с мужем говорит,
Вечно штопая рубаху.

 

* * *


Светло – как встретится впотьмах
Фонарик родственный недальний.
И стук колёсный на путях,
И сердца бой исповедальный.

Светло, когда вдали рассвет
Легко повис под проводами,
И дует в ус обходчик-дед,
Фонарь поставив между снами.

 

* * *


Смерть сиренами поёт.
Одиссей меж них плывёт;
Благо, к мачте он привязан,
Хоть уже мутится разум,
Мышцы-медь напряжены –
Но ремни туги, прочны.

Если в море мне случится
Между скал тех проплывать
И затейливые птицы
Станут песни распевать –
Кто меня привяжет к мачте,
Коль не нажил я друзей? –
Вы, враги мои, поплачьте
Над погибелью моей.

 

* * *


Тебя здесь нет.
Ещё трава примята...

Уже боярышник зацвёл.

Акация зелёно-желтовата,
и пруд – тяжёл и жёлт.

Ещё твой выдох на моей ладони –
пушинка в небе...
Но едва
ворона крикнет и уронит
перо –

досужие слова

заплачут в снах,
запросятся наружу –

к пушинке,
к жёлтому цветку,
к цветочку белому

среди взметённых кружев
листвы иной
на берегу.

 

У райских ворот

 

– О, падший ангел, как тебя зовут? –
Спросил апостол, бряцая ключами.
– Блок Александр, год за годом тут
Брожу у входа днями и ночами.

– Что же войти не просишься?
– Сперва
Хочу водой живительной омыться
И подобрать неспешные слова,
И от мирских страстей освободиться.

И я бродил когда-то по земле.
Порой с высот мне улыбалось Слово;
Порой и мне мерещилась во мгле
Ладонь гвоздём пробитая Христова...

Но жизнь прошла, смятенье и кошмар,
И я увидел беса вместо Бога,
И опалил мне веки дантов жар,
И в грудь вошли безверье и тревога...

– Но ты страдал, как ни один поэт
Из падших ангелов, томясь о Боге.
Я отопру, а ты ступай на свет
В сады висячие, в неближние чертоги...

 

Часы

(Поэма)

 

1


Собиратель разных штучек,
Старых редкостных вещиц –
Утюгов, латунных ручек,
Белых бюстов, медных птиц.

Донкихотов и из глины
Баб – и в яблоках коней,
Пыльных книжиц и старинных
Карт, фарфоровых свиней, –

И ещё чего, бог знает...
Жил да был – от сих до сих, –
Страстью медленно сгорая
Среди редкостей своих.

Был он беден, впрочем в меру,
Знал,  как денег подкопить –
Собирательства химеру
До отвала накормить.

Как-то  в зиму, полусытый,
Он со службы брёл домой,
От прохожих снегом скрытый,
Мимо лавки часовой.

Боже! Часики живые
Бег свершали круговой:
Для камина и стенные,
И с Венерою нагой.

Или – две кариатиды
Подпирали циферблат,
Или Вакх, плющом увитый,
Или рыцарь в злате лат.

Или конь, взметнувший стремя,
На дыбы встающий вдруг,
А в боку – кружок, где время
Совершает мерный круг...

Но среди чудес старинных
Всех загадочней была –
Дева – в бочку из кувшина
Влагу вечную лила.

И воды златому току
Повинуясь, время шло...
И задумался глубоко
Друг наш, глядя сквозь стекло.

 

2


Он во что бы то ни стало
Вещь решил приобрести,
Пусть зима оголодала,
Ни гроша пускай в горсти.

Но уже через полгода,
Бледен, чист, смиряя дрожь,
Ключ в отверстие завода
Он вонзает, словно нож...

Время вспорото и вскрыто;
Не имеет бочка дна.
И на камни Данаида
Вечно воду льёт одна.

 

 

 

* * *


Что за диво барашки Джотто
Меж оливами на камнях!
Словно в небе по пояс кто-то
О далёких печётся днях.

Он печётся светло и просто
И вдыхает пастуший дым:
Тлеет жертвенник огнехвостый,
Светоносным руном палим.

Пастухи приумолкли; чудо-
Овцы бродят среди камней.
Авраам! А ещё б минута...
Ничему б не бывать за ней.

 

Швея

 

Хотела на пальчик кольцо –
С напёрстком на пальце уснула.
Молчала машинка в лицо
И чёрную нитку тянула. –

Так плакала долго она...
Неловко хозяйка сидела,
На стол опершись, – и весна
Сквозь рыжие стёкла глядела.

И тополь набухший глядел,
И почку ворона клевала...
И день, как напёрсток, блестел,
Простой перстенёк из металла.