К себе...
Когда тебе не дышится легко,
Когда ты тонешь с тенью в долгом споре,
И, кажется, что предана, и ком
На горло давит косточкою боли –
Остановись, прислушайся к себе.
За нить тяни клубок противоречий.
Не верь молве, что нравишься судьбе,
Как нравится змее бокал аптечный.
Закрой окно – не пробуй холод льда,
Дыши ровнее, не спеши с решеньем.
Оставь письмо, не посылай туда,
Где не живут бессонные сомненья.
Возьми семян и выйди – сей, хоть в снег!
Порадуй голубей и кинь сорокам,
И вспоминай, как дышит человек,
Которому и отроду немного...
Листопад
Он – собиратель дождя и снега,
А нынче выдался листопад!
Летели листики в небо, с неба –
Цветные тучи его левад.
Вот этот, красный, листок осины –
Излом улыбки – блестит атлас!
А тот, зелёный до половины –
Миндаль таких невозможных глаз!
Портрет составит, потом размоет –
Игра, да толку-то в ней – пустяк!
Но почему-то он вновь разводит
Тон акварели. Да, что ж не так?..
На распростёртые крыши льётся
Осенний, серый, безмолвный сплин.
В бульварной – пиво, под песни Отса,
А он – потомственный дворянин,
По совместительству вольный дворник,
Своей метлой изменяет мир.
И ворох тлеет, и ветер гонит
За тучей тучу на материк.
Камешки
На остановке глубоко вздохнула:
Вот дом и сквер, дерутся воробьи.
Меняют, видно, перья на рубли,
А может – на биткойны Вельзевула.
Подъезд знакомый, серое крыльцо,
Но не войдёшь – давно сменили коды.
Я здесь росла и знала все подходы,
И бабушек, гонявших огольцов –
Мальчишек из соседнего подъезда.
Устроили, негодники, галоп
По клумбам! Ишь, кричат «хали-хало»,
Что, не нашли себе другого места?!
Я помню: нёбо смехом, небо смехом –
Посередине нашего двора.
Кто громче всех кричал «я – чур-чура»,
Тот знает – дружбе время не помеха.
У приключений детства вкус особый.
Пускай с горчинкой опыт иногда,
Но вот прошли беспечные года,
А память – хоть сейчас бери и пробуй!
Но только не больное...
Целовались,
Из камешков простых – обычный сор –
«любовь» сложили. Наш шептался двор,
Берёзы в сквере тоже волновались,
И вытирали слёзы рукавом…
Что жизнь? Лишь время, расстояньем в детство.
Устали мы, а сквер всё величав,
Как старый друг, приветливо встречал
И источал какое-то блаженство.
А я искала камешки, как те...
Хотела их согреть в своей руке.
Пугливая птица
«Ему теперь уже больше не снились ни бури, ни женщины,
ни великие события, ни огромные рыбы,
ни драки, ни состязания в силе, ни жена».
Э. Хэмингуэй. Старик и море
Мне больше не снятся ни салки, ни прятки,
Ни ссоры не мучают сон, ни обиды.
Во сне произносятся тихие клятвы –
Приходят блаженные сны, как молитвы.
Их ночи приносят с распевами сосен,
Рыжеющих, звонких, поющих о ветре.
Вдыхаешь, вздыхаешь над пропастью в осень.
И дальше идёшь по наитию, в метре…
Пугливая птица, зацвиркает: «Сон…Сой…»
Шепнёшь осторожно: «Да ладно, сердечко!
Ты здесь не случайно, по прихоти сонной,
Ну что ж, проводи до стремнины у речки».
С охоты вернувшись, похожую птаху,
Мне бросил отец: «Ощипай-ка на ужин».
Я знаю, под перьями – рябушки страха,
И в сердце творожился инеем ужас.
В ладонь умещался скелетик пичуги
И слёзы текли по щекам не стихая.
Душа обретала подобье кольчуги,
Я стала – другая.
Давно мне не снятся ни люди, ни страсти,
А птица нет-нет, да вспорхнёт ненароком.
У каждой своё золотистое «здраствуй»,
Лети, моё сердце! Лети, черноока!
Опять просыпаюсь под шум говорливых –
Ведь сердце давно в их раю голубином.
Здесь словно бы маслом поспевшей оливы
Полощут гортани. И пробуют вина…
* * *
– Скажи, не молчи!
К нам во двор забежала весна!
И, кажется, время стучит каждый день всё быстрее.
Вчера проходила по голой почти что аллее,
Где ветку делили лишь два городских свистуна,
А нынче их столько! Щебечут и звонкое чир
Вливается в хор не известного птичьего хука.
Мамуля, прислушайся!
– Брось, это, кажется муха...
Очнулась кулёма, почуяла сладкий кефир.
Дочунь, ты придёшь через день? Принеси мне конфет.
Немножко совсем, только тех, из советских, ты помнишь?
А «Балтику» больше не делают... Вкусные – Божешь!
Бабуля ландринчики прятала так же в буфет.
Теперь я её понимаю – мы любим своё,
Что в детстве от сердца родного давалось нам щедро!
И каждый шажок нам казался когда-то победным,
Вот так и сейчас: шаг к окну, шаг к тебе, шаг к трюмо.
– Ну, ладно, мамуль, что ты прямо, как в детском саду.
Подсохнет асфальт, мы с тобою ещё наверстаем!
Тебя не забыла твоя голубиная стая,
Увидят, как пить дать, устроят опять чехарду.
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд*,
И лёгкие тени в глазах голубых закружились...
Но сколько могу я придумывать, как бы мы жили?
Вернуть бы тебя, чтобы просто тихонько обнять.
–-----------------------------------------------------------------
* Строка из стихотворения Н.Гумилёва «Жираф»
Сломанный зонтик
Этот поломанный, выжжено-выцветший зонтик,
Шёл так её близорукому синему взгляду,
К шарфу, видавшему виды, остаткам помады.
Спица сломалась – крыло некрасиво повисло.
Ждёт, да не помнит чего – перепутаны числа.
Девять, и что-то на ум, нет, пожалуй, к обеду...
Горе, всегда причитала, но, кажется бредом.
Сына давно схоронила, кровинушку сына,
Что-то сломалось внутри, и ей стало постыло.
Девять очерченных дней, словно девятилетье...
Полно, и солнце бывает, не греет, лишь светит.
Манной рассыпаны корки и отруби-свечи,
Топчутся глупые голуби, лезут на плечи.
Просто, как просо, как тешат слова-обещанья.
Сядет на бортик у церкви – дадут подаянье.
Иней прилипнет на плащ цвета гречневой каши –
Ей всё равно. Под обрывками мыслей вчерашних,
Радостью дня – надломить голубиного хлеба.
Только вот дождь… Рваный зонт закрывает всё небо.
И говорят – она ест голубей, но не верю.
Я же была в этой жизни недавно – забытой – ею.
Ритмы обрывками снов
Ночь – мелькают искры в золе.
Сердце переливом: динь-дон.
Снится детство. Солнце в окно!
Мама раскроила кримплен…
Снова перевёрнутый мир –
Там где было радостно жить,
Жить, чудить, стихи ворошить,
Кухонно-безключных квартир.
Те стихи подобны мольбам,
Там, где мама – сила втройне!
Я их достаю в тёплом сне
И несу к дыханью, к губам.
Думаю, простит тишина,
Нет, не обязательно, но...
Ночи перепутанных нот –
Ключ скрипичный чертит луна.
Лучше дай густую росу
На прозрачный липовый цвет,
Пусть пораньше вспыхнет рассвет,
Сто предчувствий, что не проснусь.
Ночь – мелькают искры в золе.
Сердце переливом: динь-дон.
Снится детство. Солнце в окно!
Мама раскроила кримплен…
Тихое утро
Тихое утро крадётся на цыпочках ночью,
Пренебрегая запретом до солнца являться.
Веточки тронет, согреет дыханием почки,
И распушит оперение птиц. Глянет в святцы!
Дел переделает массу – не спится. Капели…
Вспомнит как прежде в берёзовом краешке сквера
Всё просыпалось. Под инеем ветки сопели,
Свету молилась горбатая белая верба.
Тихое утро крадётся шагами Амура,
Только я слышу всегда эту первую ноту –
Лёгкого ветра рожденье, ветвей партитуру.
Кустик сирени волнуется: Боже мой, кто ты?..
Будто он главный хранитель пространства Вселенной.
То, что вчера было камнем, сегодня из ветра –
Огненный круг начинает движение мерно,
Чайник свистит, и запахло оладьями щедро.
Зов наполняет дыханием с этой минуты.
Тихое утро – ни в теле, ни в воздухе смуты…
Давай с тобой построим дом...
Давай с тобой построим дом,
В нём будут жить твои мечты,
И будет место для четы
Печных сверчков, за камельком.
.
Я буду ткать свои ковры.
В рисунок хитрых завитков
Цветы вплетаются легко,
Под песни бабушки Зухры.
.
Натрём крупнее толокна,
И позовём на свой карниз
Сыграть изысканный каприз,
Стрижа с соседнего окна.
.
И каждый вечер будет тих.
Я так люблю когда жара
Уходит молча со двора,
Под запах спелых облепих.
.
Дудук, у дедушки Мито,
Затихнет где-то в облаках.
Я счастье прячу в кулаках,
Давай с тобой построим дом.
Пусть говорят
Пусть говорят: какая глухомань!
А я туда, как на источник еду,
Там дед меня с прутом искал к обеду,
А в банный день меня хоть вновь аркань.
К тебе теперь я еду на денёк,
Где пряталась в таких огромных травах,
Чтобы узнать знакомый вкус и запах,
И надкусить осоки стебелёк.
Уйти за ароматом трав в закат,
Дойти до места, где дорога в гору,
И не найти как прежде мандрагору,
В беспамятстве бродить, бродить, искать.
За что люблю я эту глухомань –
За тишину и память, где всё свято.
И только речка стала мелковата –
Лишь голову макнуть, как в Иордань.
© Виктория Соловьёва, 2019.
© 45-я параллель, 2019.