Виктория Андреева

Виктория Андреева

Четвёртое измерение № 5 (317) от 11 февраля 2015 года

Вам не страшно за меня?

 

* * *

 

Высокое молчание судьбы

Закинутая голова отчаянья

Тень времени бездушная скользит

Тень времени бездомная маячит

 

* * *

 

Неистовый картавый властелин

Ещё один

   И снова кнут и пряник

   И снова раны рваные

   И беспросвет

 

И снова страшным призраком Чингиз

Мелькнул в его раскошенных глазах

 

И бедной Богородицею Русь

Склонилась пред обидами Христа

Опять как много много лет назад.

И жертвою святою Русь

Опять на откуп отдана

 

Ты полюбила это иго

И эту горькую судьбу

 

* * *

 

«Вас ждёт водоворот любви»

Так предсказал астролог верный

Всем, кто родился двадцать первый

В январской светлой кутерьме

А мне сегодня вновь вставать

Сереющим московским утром

Меня в метро толкают грубо

Угрюмы лица и

Одни на стены пялят взгляд

И бала нет. Есть вечер танцев.

 

60-е

 

* * *

 

Воздушные слои бездонно рыхлы

Зеркальная субстанция воды

Плывут прозрачно облачные мысли

И спят в глуби подземные ключи

Ты птицей распластайся в токе ветра

Ты рыбою уйди  на дно реки

Субстанцию огня и силу ветра

Ты в солнечном сплетенье обрети

И в ореоле царственного света

Ты в человеке силу льва яви

И ангела высокое прозренье

Прозрачность обернётся вещей формой

Задышат светом омуты озёр

Земля и небо породнятся с ветром

И станут перегнуты свет и дол

Свет солнечный и лунный поднебесный

И синий светоскад сольётся с водной тьмой

Воздушный океан сольётся с водной тьмой

 

* * *

 

Дни долгого стоянья

В очереди отчаянья

И долгий перечень бессмыслиц

Затягивающих паузы дыханья

Весь перечёт обид и сожалений

Несостоявшихся решений

Великий Архитектор

Щедр на замыслы

Не на выполненья

И росчерком пера

Взмывает праздничность творенья

Из-под пера мелькает

И тяжело нисходит по горам

Спускается к реке

Ступени Витберговской музы

Строитель храма Медузы

Вертикаль отвеса

Взмывает бесконечной орбитой

Взлетает глаз, теряет убежденье

И уверенность опоры

Блуждает век мгновенье

Вдоль склонов крыш

По взмахам пирамид

 

* * *

 

Где время заколдованный паук

Там родовой вокруг сомкнулся круг

Горбушка хлеба крынка молока

Крестьянин – прадед

Дед – златоволосый бог из сна

И троеручицею бабушка хлопочет

хранительницей очага

По головам сосчитана родня

На праведных и грешных чёт-нечет

Судьбы пространство выверено небо

Судьбы с овчинку выверено небо

И долгий список послужных обид

Звук курской речи, как глоток воды

Кулик кулига детства дом и сад

В них долгое аукание Курска

И лёгкое дыхание души


* * *

 

Я хочу ничего не хотеть.

Я хочу никуда не лететь.

Я хочу не совсем умереть.

В этой радуге светлого дня

Реет бабочкой песня моя

В тихо-нежном кружении дней

Белый призрак твоих лебедей

Эти пятна сотри поскорей.

Эти белые звуки минут

Подождут и немного умрут

словно память тоску стерегут

для кого-то тоску берегут.

 

* * *

 

Свет вдруг забившись в боковом окне

Размыл начало сожаленья

Со-жалоб и со-вздохов настроений

Трёх перелётных птиц

Средь беспокойных сов

Трёх беспокойных дней

Средь ненадёжных стен

А-мерика вдруг сумрачно взглянула

Из А-нглии. Унылый поворот

Тех европейских узких улочек

И беспокойных снов

В Америки отмеренные сроки

Заброшены приливами тоски

Нам сбиться здесь бессмысленно покорно

 

* * *

 

Минуя этот яркий сброд

И задыхаясь в волнах света

Я жалуюсь: «Какое лето!»

Тебя рифмуя, звездочёт

Под этим беспощадным светом

Листаю сумрачное небо

Моих нордических высот

Ловя рассыпанную тень

Смежаю пламенные веки

Ладонь заботливую ветра

 

* * *

 

эти смех и эти слёзы

а потом стихи и проза

эти грустные морозы

в белом инее стена

эти горькие слова

где-то это мне приснилось

подгляделось и забылось

прогляделось из окна

вы везли меня далёко

взгляд затерянный за оком

горизонта без границ

и далёки и жестоки

где-то на высокой ноте

голос жалобный затих

и спокойны и жестоки

не торопите вы сроки

повезли меня далёкой

и смешною недотрогой

я сижу в чужом купе

а когда возок споткнулся

толконулся у порога

посреди чужого дня

не сказали вы ни слова

вам не страшно за меня?

 

* * *

 

Была усталая тревога

В рисунке облачной руки

И был надлом. И пальцем Бога

Светилось небо изнутри

Клубились мраморные кущи

Меняя облики темноты

Здесь посветлей, а там погуще

И желтовато-нежно лучше

Зеленоватые пустоты

В том переходе серо-белого

К луче-и-зарному видению

Где это робкое движенье

Переходило в воспаренье

И рядом с перистым молчаньем

Плывущим с запада к востоку

Теряло форму очертанья

Всё непричастное к потоку.

И мыслеявленной картины

Порока.

 

* * *

 

в оконной раме

польская пустошь

крутая скорбь

к корням сходящей ивы

и зверобоя жёлтые размывы

и трав пожухлых

пасмурный разбег

я жалуюсь тебе

забытая страна

недолгой памятью

замученного деда

сухая ясность польского пленера

и экзальтированность польского ума

я узнаю тебя прапамятью полей

неясностью границ меж сном и лесотенью

неверными приметами полесья

и лёгкой вереницею дерев

струенье мартовского полдня

оранжевое в голубом

 

1990

 

* * *

 

По небесам моей души

Плыву я парусом на волю

По небесам моей души

Раскрыты веером ладони

И ты не встретишь ни души

На небесах моей души

Что ж боле

Закаты серы и пусты

На небесах моей души

Закаты серы и просты

И ветер в поле

И река в бреду

Качает облака

И ветер в поле

И ветр. Над ним же небеса

Небесна мудрость та проста

Живи на небесах души

Где ты не встретишь ни души

Лишь ветр да поле далеко

Что катит в Лету облака

Река и поверху рука

Что указует путь на волю

Раскрыта веером рука

Любая из дорог пуста

Ведь ты не встретишь ни души

На небесах моей души.

А ветер яростно сердит

А мачта гнётся и скрипит

Без сна по стеночке простым

Держась за месяц

 

Дождь

 

Два пасынка нелепых у судьбы

Земля и небо

Сожжены мосты

Земля и небо

Сыплет водомёт

Кровавый пот

Снедающих забот

Падения перпендикуляр

Путь вниз и наверх

Беспощадно прям

Сучатся нити

Небом сплетены

 

Застенчивый месяц

 

И месяц парус распустил

 

Я ночью

опускаюсь в бездну

И голова кружится

И звёзды светятся

И душная испарина земли

 

А утром

Нетвёрдою ногой встаю на берег

И освежено

И чётко

Светлою росой

Глаза блестят

Подсолнечником жёлтым

 

* * *

 

В начале он

Так что же я?

Так где же я?

И что со мной?

Плывёт ладья,

Сидит семья

И я с семьёю

Куда везут?

Зачем же я?

Плывёт ладья

Взлетают вёсла

Солёный блеск

Шёлк ветра

Зачем же я?

Куда меня?

Стук вёсел.

О чём же я?

При чём же я?

Скрип сосен.

К чему же я

И кто ж

 

* * *

 

О надо ли, надо ль

Затем,

Чтобы было, что будет,

О надо ли бросить всё людям

И в светлый отправиться плен?

О надо ль котомку с собой?

О надо ли, чтоб

Вместо дома

Шуршали по ветру соломой

(В пристяжке угрюмой)

Та лошадь или тот конь?

Но снова легка на подъём,

И снова опущены нити.

Летите, летите

Шары голубые

Шары золотые

А в нежности грусти взойдут семена

Сухие тычинки

Больная весна:

Потресканы губы,

Горячечный взгляд.

И то, что уже «не вернётся назад»

И то, что над пастью пространства нас ждёт

И то, что нас держит

И то, что зовёт.

 

* * *

 

Сквозь нежный светофильтр стволов

Озёра сосен в неге хвои

Словно всполохи зарниц

облака несутся в сотни лиц

Солнце выглянув

Сосны свечками зажгло

В них мелькают нити света

Дремлет праздничный покой

Пуантилизм берёз

Штриховка хвои

Медитация стволов

И глубокий, нервный штрих сосны

И озеро небесного покоя

По небу дроги белые плывут

То нежное, тёплое, то светло голубое

Вокруг зелёно-синий горизонт

Пуантилизм берёз

Глубокий росчерк хвои

И меланхолия стволов

 

Америка

 

Пришла из античной дали

Смирись, европейка, смирись

Возьми свои печали

А радостью не делись.

 

Сестру тебе чёрную дам я

Помни о ночи, смотри,

Твоей белизне контрастом

На чёрную тень смотри

 

Двоится прошлое властно

Земля, в которой спит

Твоей Атлантиды раса

Европы сердце стучит

 

Под небом в мягких объятьях

Ласковых горных цепей

Хранится заветная чаща

Земли заповедной твоей

 

В эти немецкие горы

В эту русскую глушь

Внеси аргонавтов споры

Вдохни иудейскую грусть

 

Приди, оживи это тело

Держись, европейка, держись,

Ступай по земле этой смело

Тобою забрезжит здесь жизнь.

 

* * *

 

Поблёскивают глазки чётко

Да ветер промеж стен недолгих

И тихо снится белый монастырь

У Глебова на Верхней Волге

И мать с отцом в светёлке помолясь

И бабушки бессонные заботы

С окна небесного заботливо крестясь

Она нас ждёт из-за поворота

А ветер гнёт своё –

ромашкину метель

Руками лёгкими взбивает

И занятый своим

Тихонько напевает

 

* * *

 

Мы крылато-стремительноглазые люди

Мы, встречаясь глазами, всё ещё продолжаем полёт

Среди толп и кочевий телесных и тучных

Мы неловко срезаем свой звёздный разлёт

 

* * *

 

Цепочку рода оборвав

Исчез отважный перебежчик

Внезапно высветлив надежды

Непредсказуемую связь

И город одноглазый сфинкс

Молчал таинственно и нежно

На суетящихся невежд

как суетилась безуспешно

грозой застигнутая мышь

Их к небу вознесённый щит

Лишь сфокусирована цель

 

после 1994-го

 

* * *

 

Близоруко

Сощурясь

Звёзды мигали

Спросонок

Кто-то склонился над звёздами

Огромный и беспокойный

Тихо шептал над каждой

И, дунув слегка, пришёл

Без этих светящихся точек

Стало тоскливо и холодно

Сумрачно и просторно

Как в сумерках белой ночи

 

1960

 

* * *

 

Если вы мне скажете, что всё на свете имеет конец

Я вам не поверю.

Я буду смотреть в жалкой надежде, что вы передумаете,

Жадно ловить малейшие признаки ваших сомнений.

В них – моё спасение.

Я боюсь, что придёт кто-нибудь беспощадный и злой,

Боже! Спаси меня

И станет уверять, что мы смертны и тленны

И что этим кончается всё, что именуется жизнью.

 

8/VI 65

 

* * *

 

Тихо плакало утро

На затуманенных стёклах.

Забытые с полуночи

Щурились фонари.

Деревья, ломая руки,

Стонали от одиночества.

Уныло гремя по городу,

Трамваи пустые шли.

А в комнате полутёмной,

            сумраком серым

Стыло в углу трюмо

Распетым…

Валялось на стуле платье

И туфли.

На венском стуле

Сутулилась женщина в чёрном,

И верный, как одиночество

С ней рядом сидел Арлекин.

 

* * *

 

День примчался ягой на метле

Загудело, завыло, заохало.

Месяц корчит мне рожи в огне

Балаганным скоморохом

Заструился по стёклам фонтан

Захрипели деревья недужные

Лишь забор, как сапожник пьян,

Развалился у самой лужи.

 

1959-60

 

Notturno

 

Огни разбегаются

И снова сбегаются

Пунктиром по чёрному

Автобуса путь.

И спины ссутулив

Дома прикорнули.

Разбрызгом сверкает

Небесная ртуть.

А в мраке поодаль,

Как тень Квазимодо

Горбатый надвинулся мост

И словно над бездной

Проворен, как бес,

Танцует на нём постовой.

 

1959-60

 

* * *

 

А под вечер всё тише,

Ближе к ночи, яснее,

Исчезает граница

Между светом и тьмой.

Мрак окутает землю

Безусловным покоем

С властной нежностью женщины,

Быть привыкшей женой,

С тихой грустью большой.

Потом вдали запела скрипка,

И с губ её сошла улыбка,

Как с неба падает звезда.

 

1959-60

 

* * *

 

Похолодел от страха ветер

И, сизый, побледнел туман

И в жёлтом стареньком берете,

Согнувшись, замерла луна.

Слезой негаданной скатилась

по небу чёрному звезда

И в чёрной книге письмена

Таинственно дрожали

 

60-е

 

* * *

 

И март откроет влажные глаза

И синева обмоет купола.

И в яркой глубине небес

Блеснёт на солнце гордый крест.

И станет ближе та страна,

Откуда ветер и луна,

Откуда звёзды и цветы,

Страна, которой грезишь ты.

Гвоздикой солнце расцветёт.

И каждый про себя вздохнёт,

Что он не в той стране живёт.

 

60-е

 

* * *

 

Но разве можно,

Разве можно –

Мне нераспахнутые окна,

Мне незнакомая печаль?

Слюда в окошке

Лёгкий ветер

И неуслышанные речи,

И непредгаданные встречи,

И неразрушенный алтарь.

И преклонённые колени.

И гулкий колокольный бас.

И снова я без сожалений

Схожу с расшатанных ступеней

Где встретила когда-то Вас.

Мерцают слюдяно окошки

И церкви как тогда – в крестах,

И переулок чёрной кошкой

Крадётся к нам из-под моста.

 

19 августа 1969