Много тому назад –
В королевстве прибрежных скал
девушку с тихим загадочным взглядом
каждый, наверно, встречал.
Это имя –
И сейчас я твержу его, –
Если б вы слышать могли, –
Тихий и нежный звон:
Я был мальчик, ребенком была она,
В королевстве на берегу,
Мы любили любовью, что выше любви –
Я и Аннабел Ли,
В серафимах крылатых мы зависть зажгли,
Это было причиною – много лет тому, –
В королевстве прибрежных скал
Ветер с воем пригнал облака
Из чужих и далеких стран.
С этим ветром и прибыл высокий гость, –
Если б мы знать могли, –
И увел в беспросветную ночь
Мою Аннабел Ли,
И запер – поверить еще не могу –
Зависть была причиной всему,
Да, – каждый об этом знал –
Вот почему был и ветра шквал,
И облака кто-то ночью пригнал,
Те облака, что убить смогли
Но наша любовь крепнет от часу час,
Чем у тех, кто старше, чем мы,
Чем даже у тех, кто мудрее нас,
И ни ангелы на небесах,
Ни духи подземной мглы
До сих пор разлучить не смогли
И каждую ночь навевает луна
Мысли о ней, словно сны,
И светлые звезды глядят без сна,
Кротким взглядом Аннабел Ли.
И всю ночь напролет
Провожу рядом с ней,
С нею – с жизнью, невестой моей
У могилы, у края земли,
Из Пекинских элегий
чаек, торчащей, льдисто блестя.
Шел он по палубе чернолиловоПАрусной.
Птицы теснились на реях в свисающих лозах.
И восторг в корабле был летящий –
запах вина и канатов,
босые следы моряков, быстрые взгляды
женщин, согнувшихся у планширов
в белых влажных от брызг одеждах –
я предвидел: рейс ждет удача. Свистящий ветер
бил в паруса. Чайки пробивались сквозь небо
усесться на мечту.
Я угадывал место – за Делосом где-то.
Море скользкое в тенях летающих рыб.
Мы-де плыли в Египет на праздник.
Египет был близок. Путь прост.
Но что бородатый мой бог?
Из какой глубины на поверхность он выплыл,
чтоб своей красотой
не давать мне покоя и после?
Шел он, как богу пристало – легко и спокойно,
И командовал, хоть и казался задумчив,
Глядя вперед на обещанный берег
Родины. То мог быть
аПОллон в дионисовом лике, –
– светился умом его взгляд изнутри,
но гибкость
была Диониса.
Вот он забрался на снасти.
Я – следом. Выше и выше.
Вдруг он исчез. Я увидел внизу
бегущую женщину в белом –
летящие по ветру черные волосы.
Радовалась ли она, причитала ли? –
мне до сих пор неизвестно. Сон оборвался.
Голубь стыл на оконном карнизе.
Сон пришел и ушел, озарив не-
Милосердным светом видения. Ощупью
в поисках смысла и имени для
безымянных знака и блеска.
В первый же миг пробуждения мысль
Возвращает блужданья сновидца
ото сна и ко сну – по ту сторону знания –
осколки цветного стекла,
Или изредка явится ясно лицо,
как житое:
он только вернулся из странствий
из далеких окраин ума,
и плечи его еще потны.
И бог синеПЕрый казался знакомым,
Между нами я слышал
намек пониманья и настороженность –
без слов. Что он думал и делал?
Он двигался в собственном небе, дышал
знойным воздухом Делоса и Египта.
Но это осталось за гранями мысли:
Женщины, согнувшиеся
у планширов, запах вина, моряки и море –
все безымянно прошло. Сон потускнел. Благое
осталось лишь чудо,
перешагнувшее борт безымянных видений.
Кто это был? аПОллон? Дионис? – боги –
нет спасенья от них. Они все:
и поддержка, и пища от них, и мужанье.
Мы в их милости, и Их Милость
Когда темень густеет и ПАдает вечер
в сны, и уходит карниз,
в темноте исчезая бесследно – в сумерках
нет надежды на солнце – тогда
боги спускаются в сны, в ПАузу между ударами
сердца. Железо пылает белея.
Боги приходят в пламени сна –
во множестве и поодиночке и –
если поодиночке – во множестве.
Ангел – это небесное воинство.
В пламени сна приходят с сиянием в ликах:
Ангелы Авраама садятся под дубом Мамврийским,
Вирсавия и Давид играют
в фонтанах Иерусалима,
Будда шагает по лесу со свитою тигров,
Афродита у Делоса выбегает из волн.
Они приходят откуда не ждут их,
Из-под земли и из воздуха – не
ПОстижимые – пока на них не прольется
свет сна…
где Будда под буддой сидел
и листья протяжно блестяще
трепещущий танец вели
возглас случайный мог лишь усилить их пыл
а в тихие дни воздух спал неподвижно
и шторами листья приспущены тяжестью жара
движенье в них возникало без очевидной
причины словно стая шальная стрижей
вдруг согласно взлетали
приоткрывая: движения смысл –
в будке – дереве созерцанья
но Он видел не видя Он был погружен
в тишину своих мыслей и в темень Себя
не глядя шел к чуду тонкими тропами сВЕта
удаляясь от плотных сплетений ветвей
на край
где виден предел бытия
и открыто неВЕдомое
Он сидел прислонившись к стволу –
в маске молчанья явлен древесный узор
Он был дерева корнем
мужчиной что в женщине тонет
теряя себя
время шло ми-
нуя область его созерцанья
Он оставался на месте
лишь лабиринты запутанней стали
указатель утратил свой смысл
иногда раздавался треск дерева
ярый блеск топора да
мелькали пустые глазницы ушедших
капли капали с дерева Он все сидел
в свеем ветхом халате в пыли –
ветхом настолько что лохмотья
висели как листья –
она пришла рано утром с кувшином
клочья тумана висели еще на ветвях
она шла по траве оставляя следы –
словно мысли – незримые
Он сидел обернувшись к Востоку
ночь заплуталась в его бороде
арками поднимались ребра
с глазами ввалившимися Он сидел
со скрюченными ногтями
зверем – скорее – не человеком
но она улыбаясь шла на него
и тень ее двигалась первой
наклонившись кувшин опустила к ногам
кувшин поднимался цВЕтком
из сплетения трав и корней
солнце заглядывало в кувшин
так повествует преданье:
из созерцанья Он вышел
при сВЕте зари взял кувшин с молоком
отпил и собрал воедино
таинственный холод скитаний души
бесконечность которых
и взглянувши окрест Он увидел Суйату
осВЕщенную солнцем
ветер мягко трепал ее белое платье
утро мира возникло в тот миг
это было начало и с этого дня
Он вошел в мир сВЕта текущего с
листьев танцующих танец
почек
воздуха гулкого пением птиц –
все вернулось к нему
Он не мог надивиться полноте чувства жизни
погружение в воду смыло опыт
жизнь спокойно ждала впереди
Его руки не знали гвоздей боли
не Его бок пробит был копьем
не Его на кресте распинали
ни к огню ни к мечу непричастный
поклонился Он дереву будхи
об одном лишь просил
почитать все живое согласно:
девушку с кувшином молока
танцующие листья будхи –
это было начало
и вот я в Цинане Буд-
да передо мною
в сладко пахнущих тихих нагорьях и скалах
я слежу за Суйатой со звенящими щиколотками
я брожу по заброшенному монастырю
мимо каменных – в память умершим жрецам –
пагод в храме с четырех воротах Буд-
да умиротворенный
четыре мраморных Буд-
ды благословляют четыре стороны сВЕта
Его ВЕличие коснулось меня
Его улыбкой я окружен
Кэтлин Рейн (Англия, 1908–2003)
Холмы и пастбища затканные цветами
Крыша его – синее небо, лампа его – звезда вечерняя
Двери его дома – ветры, и дождь – его занавеска
В доме его – горные цепи – каждая гора сама по себе
В доме моего возлюбленного
Водопад струящийся всю ночь
Вниз с вершины горы, покрытой снегом
Белый в мерцающей синеве бесконечного лета
Вниз с высокой скалы где летают орлы
У его порога вздымаются волны морского прилива
И дельфины преследуют косяки рыб в тихих заливах
В моем сне я была рождена здесь
И проснувшись, увидела моих слуг: реки и волны,
Солнце и облако, и ветры, и вестники-птицы,
И все стада на его холмах, и косяки рыб в его морях.
В разгар зноя я отдыхаю в тени листьев
И слышу голоса воздуха и воды, обращенные ко мне
Всё это дал мне тот, чьего лица я никогда не видела
2. Кольцо
Он обвенчался со мной кольцом, кольцом сверкающей воды
Чьи струи путешествуют от сердца моря
Он обвенчался со мной кольцом света, вспышкой, мелькнувшей в быстрой реке
Он обвенчался со мной солнечным кругом
Слишком ярким, чтобы видеть его, прочерченным в летнем небе.
Он короновал меня цепью белых облаков
Собранных на смежных вершинах гор.
Закутал меня в кружащиеся ветры
Закутал меня смерчом
Он обвенчался со мной орбитой луны
И бесконечными кольцами звезд
Орбитой отмеряющей годы, месяцы, и ибис дней
Заставил приливам подниматься
Приказал ветрам скитаться без отдыха.
И в центре кольца
Дух, или ангел, возмущающий тихие воды,
Причинность не в природе
Прикосновение пальца, взывающее к прорыву времени
Звездам и планетам, жизни и свету
Или собирающее облако к оси холода